Мышь появилась из крошечной дыры в полу. Она осмотрела просторную комнату, и вразвалку засеменила в сторону очага. Хаас ещё секунду выжидал, а затем в три прыжка преодолел расстояние, и одним укусом перекусил мышиную шею.

Лис не доставлял неудобств. Изредка, конечно, он попадался под ноги Маат, отчего та перепрыгивала через него с бормотанием и улыбкой на лице.

За три месяца лисенкок подрос, и на лбу у него начали прорезаться небольшие шишки. Маат часто вспоминала, как он попал в их дом.

Когда Кхаа открыл глаза, было утро. Он попытался встать, но тут же лег обратно. Большую часть мышц пронзала острая боль. Ноги будто бы налились тяжелой аморфной ватой, но, больше всего болела голова. Помимо прочего, она была туго перевязана.

А ещё нестерпимо хотелось пить.

Рядом с ним спала Маат. Кхаа ещё несколько минут не решался её будить, понимая, что, скорее всего, она не спала из-за него целый день. Возможно, и больше. Он снова попытался встать, и от этого движения она всё-таки проснулась.

- Пить. - Прошептал он.

Маат, зевая, протянула чашу с водой, стоящую рядом с лежаком. Кхаа жадно выпил ее, и улегся обратно.

- Ты не спала, когда я был в тенях?

- Я зашила твою голову, и ждала, когда ты проснешься. Я не спала ночь и ещё день. И ещё этот щенок...

- Это лис.

- Что?

- Это лисенок. Его зовут Хаас.

- Ты принес сюда рогатого лиса?

- Да. У нас с ним крепкая эмоциональная связь.

- В таком случае, может быть ты сам вскормишь его своим молоком?

- Не ругайся, Маат...

- Ну, да. Это ведь самое обычное дело. Тебе просто приносят замерзшее и окровавленное тело со скулящим щенком впридачу. И ты разрываешься между двумя мужиками, один из которых требует еды, а второй умирает.

- Прости меня, просто я не знал, что всё так выйдет.

Маат отвернулась и замолчала.

- Это ведь он меня принес сюда? - Спросил Кхаа.

- Да. И я очень рада этому. А ещё я рада тому, что он ушел. И, возможно, надолго.

- Куда ушел? То есть, как, ушел?

- Он сказал, что у него есть одно дело, и он не может сказать точно, когда вернется сюда.

Мысли кружились в голове. Кхаа вспомнил, как они бежали от урагана, который разрывал деревья, и мгновенно замораживал все живое. Он вспомнил, как ударился о ветку и на ходу провалился в беспамятство.

- Он сказал, что это был Суховей. Ты бы не выбрался оттуда без него.

- Я понимаю. Я благодарен ему за это. А где лисенок? С ним всё хорошо?

- Да. Сначала он плакал. О, Праматерь, он рыдал совсем как маленький ребенок! Я думала, что не вынесу этого! Но потом он выпил молока, и уснул. И уснул только тогда, когда я принесла его к тебе.

Кхаа только сейчас почувствовал, что у него под боком, что-то горячее и меховое. Он отвернул одеяло, и увидел его. Хаас заворочался и повернул мордочку к нему. Он потянул носом, и впервые открыл глаза. Глаза были яркого оранжевого цвета.

* * *

Найти её теперь было непросто. После очередной терраформации он сомневался, найдёт ли по памяти дорогу к сестре. Тотль понимал это. Но, ещё он понимал, что если он попытается позвать её, не она одна услышит зов. И тот, о ком он подумал, только и ждёт, чтобы поймать своих брата и сестру одновременно.

Оставался только один способ. Он не давал большой гарантии успеха, однако стоило его попробовать.

Он понимал, что с её любовью к одному месту, она основала своё логово где-то в более уединённом краю. Тотль отправился на юг.

За несколько недель он пересек сломанную гору, и углубился на юг огромного континента. Снег здесь ещё лежал, однако температура была гораздо выше. Ещё через месяц он вышел к побережью океана. Он знал, что за ним ещё один материк с более мягким и влажным климатом.

Этой ночью Тотль остановился на берегу. Песчаный берег с вынесенными водорослями, корягами и камнями простирался на километры, изредка перемежаемый вгрызающимися в воду скалами. Ближайшую скалу обосновали синие чайки, и ветер доносил их ночные крики. В океане плескались какие-то огромные морские млекопитающие. Тотль вспомнил китов. Когда-то давно, в прошлом цикле, они были самыми большими обитателями океанов. В сравнении с нынешними гигантами, они были всего лишь мелкой рыбешкой.

За несколько часов до заката Тотль начал собирать сухие ветки. Он выстроил их конусом, уложив в основание несколько поленьев, толщиной чуть меньше локтя.

Ночью, с заходом солнца он собирался заглянуть в Поток. Поток требовал некой статичной силы. К тому же, время, проведенное в потоке, тянулось медленнее или как некоторые говорили, густело. Вода и огонь служили самыми вероятными катализаторами; и поскольку в воду Тотль лезть не собирался, он выбрал огонь. А если его расчеты верны, то ему потребуются почти сутки, чтобы разглядеть в потоке события, связанные с его сестрой. И огонь должен гореть постоянно. В качестве сиденья Тотль принес к огню большой плоский камень.

Когда океан поглотил последние лучи солнца, Тотль достал два куска кремния, и принялся высекать искру. Костер занялся. Робкий огонек пожирал сначала мелкий хворост и постепенно перекидывался на ветки потолще. Тотль взобрался на камень, подогнул ноги под себя, а руки сложил на коленях. Затем он закрыл глаза, и начал процедуру оцепенения. Сердце замедляло ритм, снижая подачу крови и кислорода к конечностям. Тело понемногу начало неметь. Когда он довел сердечный ритм до 6 ударов в минуту, он мысленно выпрыгнул из своего тела прямо в огонь.

Сначала он почувствовал боль, как от ожога, а затем огонь превратился в теплую реку красного цвета. Тотль сделал последнее усилие, и выгнал из своей головы все мысли, за исключением одного имени. Ишчель.

Тотль знал, что каждый видит Поток по-разному. Для него он существовал в виде текучей ленты Мёбиуса, впадающей в саму себя. С одной плоскости этой реки срывались маленькие капли воды, и падали в нижнюю плоскость, из которой, в свою очередь, снова в верхнюю, которая, из-за течения становилась нижней. Каждая капля была событием. Он незначительных, вроде полета ночного мотылька, или танца пылинок в утреннем свете; до событий, влияющих на судьбы и жизни сотен и миллионов живых существ. И каждая капля оставляет после себя круги на воде, каждое событие имеет свои последствия.

Поток - это ткань мироздания, в которой одновременно существуют все события всех времен. Некоторые повторяются из раза в раз, некоторые - настолько уникальны, что ещё даже не случились.

Большую часть событий Тотль уже видел, или знал о том, что они произошли. За прошлые два цикла он успел увидеть формирование планеты, её атмосферы, и происхождение живых существ.

Рождение первого человека, и закат целых цивилизаций. Технический прогресс, и рукотворный апокалипсис. Видел атомные взрывы и видел безумцев, устраивавших безумные пляски в честь падения мира. И каждый раз повторялось одно и то же. Вот только в этот перезапуск все как-будто ускорилось.

Тотль встал в этот бесконечный ниспадающий дождь, пытаясь отсеять всё, что не связано с его сестрой.

События мелькали перед его сознанием. И каждое из них требовало внимания. События и их последствия хотели, чтобы их смотрели и запоминали. Тотль понимал, что сосредоточься он хоть на одном, оно полностью завладеет его рассудком. И смотреть его можно будет долго. Бесконечно долго. Здесь, в самом времени, времени не существовало. Но, там, где сейчас находилось его физическое тело, время шло так, как ему положено идти.