Тут Сергея обожгла догадка – сын Контенко мог быть случайным свидетелем убийства Мулатова. Вот это тема! Можно крутую статью накатать! Это да! Его статью перепечатают более крупные газеты. Нет, надо сразу, через голову редактора Калашникова, кинуть статью в какую-нибудь супергазету… В ту же «Федеральную» – они любят разоблачительные статьи печатать, а у Сергея в «Федеральной» полно знакомых.

Вихрь мыслей пронесся в голове за доли секунды. Сергей уже открыл рот, чтобы более ласковым вопросом усыпить бдительность поэта, а потом задать ещё один вопрос о сыне, но тут зазвонил телефон.

Все вздрогнули. Контенко и Аннус – от неожиданности, а Сергей от знания – звонили из больницы и сейчас интервью прервётся.

– Извините, – поэт поднялся с кресла, пошёл элегантной походкой в другой конец зала.

Интересно, умер уже его сын в больнице или ещё жив? На стажёра Сергей бросил суровый взгляд (на всякий случай).

– Да… да…

Контенко стоял спиной к журналистам. Сергей не мог видеть выражения лица поэта. Секунды тянулись… Что говорили старику?

– Спасибо. Еду.

Опустив трубку на аппарат, Контенко, не оборачиваясь, вышёл из зала. Сергей, неожиданно для себя, вскочил и побежал за ним и понял почему – он опишет в своей статье первую реакцию известного поэта на столь роковое известие – покушение на сына. Надо было видеть его лицо.

Вылетев в коридор, Сергей наткнулся на крупнотелую глыбу Контенко. Он стоял и смотрел перед собой. Конечно, он был потрясён.

– Иван Анатольевич, что-то стряслось?

Контенко незряче впёр свой взгляд в лицо Сергея.

– Вы знали о моём сыне?

– Ничего, – с готовностью солгал Сергей. – Что с ним?

Контенко расслабился.

– Несчастье. Он в больнице. Автокатастрофа. Ничего конкретного мне не сказали. Но он жив!

– Вы туда?

– Да. Немедленно. Посему, прошу прощения, интервью отменяется.

– Я поеду с вами.

– Зачем?

– Я журналист!

– Молодой человек, надо быть не просто журналистом, нужна ещё элементарная порядочность.

Они оба вернулись в зал. Анисим, подозрительно быстро, отошёл от шкафов с книгами и сувенирными статуэтками.

– Будем говорить дальше? – преувеличенно бодро спросил он, потянувшись к лежащему на диване диктофону.

– Нет. Мы уходим, – сказал Сергей.

От коттеджа Контенко Сергей и Анисим шли молча. Не далеко от автобусной остановки их обогнал «фольксваген» новой модели – Контенко, лично восседая за рулём, помчался в больницу.

Да, сын старика был не просто другом Мулатова. Не спроста кричал пьяный поэт в радиокомитете о другой ориентации сына. На гонорары от поэм такой машины не купишь. Артём Контенко здорово расслаблял Мулатова пассивными ласками, раз раскрутил бандита на такую дорогую иномарку.

А кто был другом Мулатова, так это артист Навоков. Сергей лично знал Навокова и от него знал о дружбе того с Мулатовым. От него же знал и об «отношениях» Артёма Контенко с бандитом.

Следовало ехать к Навокову и переговорить с ним. Как говорится, требовалось ковать железо, пока было горячо.

– Едем!

– Куда? – очнулся от своих дум Аннус.

– Есть один человек, – Сергей нетерпеливо оглядел дорогу – пассажирского транспорта не наблюдалось. Стояло одно такси у продуктового киоска, но на такси не было денег. – Человек есть, и ехать к нему надо прямо сейчас. Только не на чем.

Сергей ощущал в мозгу жгучие позывы – хотелось побыстрее всё узнать и сочно расписать в статье. Он уже представлял её: сначала интервью с отцом Артёма Контенко, авторский комментарий, потом несколько фраз Навокова о Мулатове, опять авторский комментарий, потом ещё чьи-нибудь слова по теме.

– Едем на такси, – сказал стажёр.

– Откуда у тебя деньги?

Аннус, белозубо улыбаясь, вдруг вытащил из кармана брюк согнутые пополам доллары – полусотни и десятки.

– Нашёл.

– Ты поэта обворовал?

– Не хороший шутка.

– Я всегда зло шучу. Едем!

Столковавшись с таксистом об оплате проезда валютой, помчались в город искать Навокова.

Навоков был высоким толстяком с выпученными глазами и жалобно сложенными пухлыми губами. Сергей относился к нему с презрительной иронией, но окончательно обидеть не желал – не ему, Сергею Бянко, судить – каждый живёт, как может, и как хочет. Скорее, всё-таки, как может – хотим мы все жить только хорошо, а хорошо не всегда получается. Вот и Навокову, не смотря на природную холеность, стать знаменитым не удавалось. В театре его зажимали, давая мелкие второсортные роли, зато очень часто звали озвучивать мультфильмы – он очень похоже выводил своими пухлыми губами жужжание мух и жуков. Но везде платили мало.

Супруга Навокова, устав терпеть нужду, выгнала актёра, оставшись с дочерью-школьницей, и зарабатывала на хлеб с маслом фасовщицей в супермаркете, в свободное время убирая подъезды. Дочь помогала. Муж же, артист Навоков, не нашёл иного выхода, как переселиться к своей теще. Тёща женщина была добрая и, прожив с ней бок о бок в её однокомнатной квартире месяц, Навоков склонил пожилую даму к плотскому греху. Расточая любимой тёще интимные ласки, Навоков немного расслабился – тёща зятевскую зарплату не требовала, а, наоборот, делила пенсию на двоих. Но иногда Навоков грустил.

Сергей и Анисим как раз застали Навокова в секунду грусти – он стоял в больших наушниках перед микрофоном, готовясь озвучивать очередную мультфильмовскую роль, и грустил. Артист был отделён от коридора, где стояли Сергей и Анисим, прозрачной стеной из плексигласа. На двери студии красовалась табличка: «Не шуметь! Не входить!».

– Внимание! Начали! – откуда-то из пустоты прогремел голос звукорежиссёра.

На экране возник нарисованный компьютерной графикой толстый, похожий на человечка, навозный жук. Жук летел.

Навоков напрягся и зажужжал, шевеля губами:

– Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж.

Жук лихо приземлился перед смешной и маленькой козявкой.

– Стоп! – вскрикнул из темноты звукорежиссёр. – Записано. Спасибо.

Навоков снял наушники и расслабился. Только тут он увидел сквозь стену Сергея и его африканского напарника, и заулыбался. Отирая потное лицо платком, Навоков вышел в коридор.

– Серёжа, здравствуй.

– Здравствуй, Навоков. Жука озвучиваешь?

– Жука.

– Много нажужжал?

– Рублей триста сегодня нажужжал.

– Что-то мало. Ты губами интенсивней шевели. Интенсивней!

– Шутишь всё.

– Какие могут быть шутки. Ну, веди в буфет… Что заскучал? Платить буду я, хоть ты мне и должен пятьдесят рублей.

– Мог бы забыть про пятьдесят рублей.

– Не дождешься. Разговор к тебе есть, а я знаю, что во время приёма пищи, ты говоришь охотнее.

– Это точно.

– Знакомься – это Анисим, мой стажёр.

Навоков благосклонно пожал руку Анисима. Предстоящее угощение настроило артиста на благостный лад, он выпер вперёд большой круглый живот и запустил руки в карманы цветной жилетки.

– Не жадный ты до денег, Серёжа.

– Не жадный, потому такой же нищий, как ты. А у тебя будь деньги, я уверен, ты бы их зажал. Долг ведь мне не вернёшь никогда.

Навоков скромно прихрюкнул.

– Сам это знаешь. Мог уже успокоиться и не вспоминать о долге.

– Нет. Денег не верну, так хоть удовольствие поимею, унижая за эту пятидесятку.

Навоков скромно пожал плечами, мол, как знаешь.

В буфете мульстудии уселись вокруг круглого столика. Тощий высокий буфетчик, он же официант и уборщик со столов (артисты и мультхудожники имели грех живописно свинячить), не спрашивая, принёс тарелку с колбасной нарезкой и хлеб.

– Кофе или спиртное? – спросил он, водрузив в центре столика принесённое.

Сергей кивнул Навокову. Тот жадно сглотнул. Ага, нужда артиста здорово прижала – сголодался по алкоголю. Сергей закатил глаза.

– Понял, – оживился буфетчик. – По двести граммов коньяку каждому.

– Икру дайте, – подал голос Анисим.