– «Купи меня Андрей, пожалуйста, купи…, не пожалеешь… Я могу все», – прошелестел инфернальный синтетический голос в моей голове.

От неожиданности я вздрогнул и оглянулся по сторонам. Как и предполагалось, в комнате я присутствовал совсем один. А когда повернулся к экрану, никакой Акитны там уже не было, впрочем, как и рекламного баннера JAM. По спине пробежал неприятный озноб. Каликинский богосвин! Что это за глюк такой? Пора завязывать с «Crasy Trash», чертовщина уже мерещится. Нужно срочно менять образ жизни.

Я запустил процедуру отключения компьютера, а сам начал одеваться для прогулки. Между тем мысли о девушке-роботе по имени Акитна не оставляли меня. Цена на андроида была не то, чтобы запредельная, но ощутимо «кусалась». Имеющихся на моем персональном счету бонусов хватало только на две трети ее стоимости. Помимо цены были, конечно, и другие препятствия. Покупка импортного андроида бытового назначения законами Страны добрых дел не запрещалась, но относилась к крайне неблагонадежным поступкам. Рекомендовалось пользоваться отечественными разработками, созданными в рамках программы цифровой трансформации. Впрочем, отечественные андроиды большим спросом не пользовались по причине их страхолюдного внешнего вида и хронической ломучести.

«Если в Министерство подобающего поведения поступит „сигнал“, снимут репутацию, да бонусы тоже по-любому, – размышлял я. – А как быть с родителями? Робот для интимных отношений – это не коммуникатор, под подушкой не спрячешь».

Я живо представил, что будет, если притащить Акитну домой. Вселенский скандал с воплями, угрозами, и слезами матери гарантирован. «Что если попробовать? – уговаривал дьявол-искуситель внутри, – Мечта – она на то и мечта, чтобы когда-нибудь да сбыться. Не узнают…, узнают. К лешему эту репутацию… Где взять бонусы – вот это главный вопрос. Или, уже не вопрос. Есть один гениальный план… Почему так неуютно на душе?». Бессвязные обрывки мыслей кружились в голове, образуя затейливый хоровод. Последнее время я все чаше задумывался над своими странностями. Откуда во мне родилась такая непреодолимая тяга к плотским утехам с андроидом? Почему от мыслей об Акитне мне становится легко и приятно? Если быть честным с самим собой – это ведь ничто иное, как девиация. Не такая стремная, как мужеложство, или, прости Господи, зоофилия (от одного намека на подобное меня тошнило), но все же. Вывод напрашивался неутешительный: виной всему, неумение построить любовь с женщинами. Кругом полно девушек, выбирай любую – блондинку брюнетку, рыжую, стриженую, умную, дуру. Почему тогда мои сокурсницы кажутся мне пресными и скучными? Среди тех, кого я встречал, были практически идеальные претендентки на роль спутницы жизни – веселые, добрые, женственные. И все же, чего-то в них нет. Сверстницы напоминают мне сияющую глянцем обложку дорогого бумажного журнала. Они каждый день совершают добрые и благородные поступки, но никогда не делают безумных. Даже такую мелочь, как заняться сексом без предварительного письменного согласия. Одна моя бывшая подружка дико бесила тем, что в самый разгар страстей полураздетая кидалась к коммуникатору с диким воплем: «Блииин… опять забыла согласие отправить!». Мы расстались спустя три месяца после знакомства.

Перед тем, как выйти из дома, я заглянул в комнату к сестре. Соня сидела на полу перед видеомом, по-турецки поджав под себя ноги, и смотрела очередной выпуск шоу «ППС».

– Сегодня полуфинал нашего мега шоу, – объявила фантомная ведущая. – И главный приз – участие в программе переселения в Стратурион. Встречайте! Наши героини – Антиния и Полина. На личном счету добрых дел Антинии Воробьевой почти четыреста тысяч баллов. У Полины Макаровой – триста пятьдесят тысяч!

– Помнишь, что завещала старуха Шапокляк? – не удержался я от того, чтобы не подколоть сестру. – Кто людям помогает, тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя.

– Кто такая Шапокляк? – равнодушно спросила Соня, не отрываясь от экрана.

– Был такой старый детский мультик. Не важно. Короче, если предки будут спрашивать, я пошел к Шандре. Буду поздно или рано.

– Ладно, скажу.

Выйдя из квартиры, я долго стоял на площадке, дожидаясь старенького, ползущего как черепаха, лифта, привычно шагнул в разрисованную бесчисленными поколениями малолетних хулиганов кабину. Лифт, судя по всему, был ровесником нашему дому, построенному почти семьдесят лет назад. Стены и даже потолок лифтовой кабины хранили отпечаток темных времен, о которых я знал только по скупым статьям в учебниках истории, и немного по рассказам родителей. Помимо скалящихся черепов, утыканных стрелами сердец, бесконечных признаний в любви, названий давно забытых музыкальных групп, кривой, жирно выведенной ябедливой надписи: «Светка 257 кв. – шлюха, берет в рот», встречались и загадочные артефакты. Смысл некоторых из них мне так и не удалось расшифровать. Что хотели донести до потомков авторы посланий «Дрильник-маньяк, убью, сцука!», «Илэкрт дораго качиствно», навсегда осталось тайной. Наш лифт собирались менять на новый (с антивандальными панелями, обладающими эффектом самостирания), еще три года назад. Однако что-то как всегда пошло не по плану.

Спустившись вниз, я присел на лавочку около подъезда, по привычке окинул взглядом наш уютный двор – зеленый оазис в окружении безжизненных белых скал бетонопластиковых высоток. Двор в этот полуденный час был совершенно пустынен. Я активировал наручный браслет-коммуникатор, и набрал номер Шандры. На самом деле, конечно же, он никакой не Шандра. Его зовут Димон. Шандра – производное от фамилии Шанохин. Димон (Шандра) Шанохин – друг моего детства.

– Салам! Да прибудет с тобой великий Брахмапутра, – поприветствовал я его.

– Охайо! – отозвался Шандра. – Че, как?

– Здравствуй, чел! Есть рил ток! Го до хаты?

– Го, я один.

– Как десять таймов проклокает, жди. Отбой.

Шандра жил совсем недалеко, через два дома от меня. Он единолично владел однокомнатной квартирой, которую приобрели ему родители. Наличие у друга отдельного жилища вызывало у меня периодические приступы белой зависти. Учитывая репутацию нашей семьи, мне даже простенькая «однушка» будет доступна лет через десять. Куда моим до Димоновых предков. Отец Шандры служит начальником пожарного расчета, а мать – врач-хирург. Бонусы и репутация проливаются на них щедрым потокам. Профессия же моего отца была самой антигероической на свете. Посудите сами – что может быть героического в работе специалиста по ландшафтному дизайну. То же самое можно сказать о профессии мамы, которая работает школьной учительницей.

На полдороги мне позвонил Шандра, пожаловался, больше не в силах гамать в «Crasy Trash», и предложил почилить на воздухе, в сквере напротив его дома. Я согласился. Шандра ожидал меня в условленном месте. Он сидел на старой, обглоданной дождями и ветром скамейке, спрятанной от посторонних глаз непроходимыми зарослями в самом глухом уголке сквера. Скамейка эта многие годы служила нам надежным прибежищем. Здесь мы иногда проводили время, тайком предавались запретным удовольствиям в виде пива и кое-чего повыше градусом, обсуждали знакомых девчонок, делились планами на будущее, ссорились, мирились, и много спорили. Шандра был единственным человеком, с которым я не боялся говорить на такие темы, за которые Министерство подобающего поведения, доведись ему узнать содержание наших бесед, не только бы сняло с меня все бонусы и репутацию, но и, пожалуй, отправило бы на перевоспитание в исправительно-трудовой центр. Мы с Шандрой дружили с незапамятных времен. В гимназиумные годы учились в одном классе, мечтали поступить в университет и стать специалистами в сфере информационных технологий. Потом наши пути разошлись. Шандра, как и планировал, поступил на заочный факультет IT-индустрии, я же, неожиданно для самого себя, круто изменил планы, и, вопреки мнению родителей, выбрал социоисторию. Предки, кажется, до сих пор не смогли с этим смириться.

– Хай, бро! – сказал я, присаживаясь рядом с Шандрой. – Как сам?