- Лежите, гвардии лейтенант, - начал он, но Чернов, махнув рукой, заставил его замолчать.

- Действуй, орел!-Офицер говорил торопливо и шепотом, экономя силы.- Вы должны выстоять, пока наши танки придут. Они обязательно придут. И скоро. Насмерть стой! Обо мне не беспокойся, я дотерплю, дождусь наших. Главное, немцев из-за реки не выпускай. Все. Иди.- Чернов закрыл глаза.- Переверни меня на грудь,- тихо попросил он.- Больно спину. Тяжело мне так.

Выполнив просьбу офицера, Нурбаев посмотрел на него горестным взглядом и вдруг, закрыв лицо одной левой рукой, покачиваясь, как слепой, побрел к пулемету. Но он тут же подавил в себе этот приступ слабости. Напряжение боя нарастало.

Пока Нурбаев говорил с офицером, за мостом появились немецкие орудия. Одно из них стало выезжать на шоссе, но Прокудин несколькими очередями рассеял вражеских артиллеристов. Водитель машины, открыв дверцу, хотел выскочить, но, застигнутый пулей, вывалился, так и оставшись лежать - головой на шоссе, ногами в кабине.

Нурбаев вспомнил слова лейтенанта: «Смотри, чтобы по тебе с тыла не ударили», и, тяжело вздохнув, сказал Прокудину:

- Мы с тобой, друг, совсем одни остались, а воевать за всех будем: и за лейтенанта, и за Белова, и за Гуляева. Ты здесь воюй, смотри - хорошо воюй, а я наверх пойду. Там воевать буду. Круговую оборону делать будем. Ты все хорошо понял?

Тяжело нагрузившись двумя ручными пулеметами и шестью запасными дисками, Нурбаев прошел сначала в третье отделение дота к широкой пробоине, оставил здесь диски и один пулемет, а затем с другим пулеметом и несколькими гранатами выбрался наружу. Ползком перебравшись на склон холма, обращенный к лесу, старший сержант облюбовал себе удобную для стрельбы воронку и, убедившись, что в непосредственной близости к холму немцев нет, пополз за вторым пулеметом и запасными дисками. Через минуту он уже вновь был в своей воронке, готовый не пропустить фашистов к доту.

Из леса донесся сухой одиночный выстрел немецкого миномета. Мина запела над головой, и через несколько секунд ее осколки завизжали в воздухе.

«Пристрелочная! - подумал старший сержант, плотнее прижимаясь к земле. - Похоже, что сейчас совсем жарко будет».

Через несколько мгновений целый дождь мин обрушился на склоны холма. Лежа на самом дне воронки, Нурбаев старался разгадать, зачем немцы поливают минометным огнем тот самый дот, который не могли разбить артиллерийские снаряды.

- Бей, пожалуйста, сколько хочешь,- ободряя себя, вслух говорил разведчик.- Воронка совсем маленькая. В целый дот попасть не мог, а в маленькую воронку угодить хочешь?

Осколки свистели над головой Нурбаева.

- Фашист ишак, что ли? Доту же минами ничего не сделаешь,- вслух продолжал говорить Нурбаев.- Только и пользы, что мне смотреть из воронки нельзя.- Нурбаев подумал, будто к чему-то прислушиваясь.- Смотреть нельзя?- повторил он.- Врешь! Советский солдат всегда посмотреть сумеет.- Нурбаев вдруг разгадал причину минометного обстрела. И хотя вокруг него по прежнему визжали горячие осколки, он, осторожно повернувшись на грудь, выглянул из воронки.

- Так и есть! - воскликнул он.

Под прикрытием минометного огня гитлеровцы уже прошли луг, отделявший холмик от дота, и теперь нестройной толпой бежали к свободному от мин проходу.

Увидев бегущих врагов, Нурбаев спокойно проверил, крепко ли уперлись в землю сошки пулемета, пододвинул поближе к себе запасные диски и, рассчитав примерно, когда нужно открывать огонь, стал устанавливать на всякий случай другой пулемет. Осколки летали вокруг него, шлепались на сырую землю, шипели, как раскаленные угли. И если бы в этот момент кто-нибудь сказал Нурбаеву, что он ведет себя, как настоящий герой, то он, обыкновенный парень из тихого узбекского кишлака под Самаркандом, искренне удивился бы.

Гитлеровцы подходили все ближе. Они шли теперь без ящиков со взрывчаткой, вооруженные только автоматами и обвешанные гранатами.

Минометный огонь стихал. Но вдруг Нурбаев почувствовал, как что-то ожгло ему спину возле плеча, под лопаткой, и горячая струйка быстро побежала по телу вниз.

Глаза, смотревшие через прорезь прицела, на мгновение закрылись. Но враги уже подходили к той черте, которую мысленно наметил себе Нурбаев, и он, снова открыв глаза и секунду еще помедлив, нажал спуск. Зная, что ему предстоит упорный бой, а подносить боеприпасы некому, Нурбаев берег патроны и стрелял короткими рассчитанными очередями.

Встреченные огнем, фашисты залегли. С высоты холма Нурбаев хорошо видел распластавшиеся на траве фигуры врагов.

Он прекратил огонь. Раненая спина горела. Каждое движение вызывало страшную боль. Грубая, просоленная потом гимнастерка, прилипнув к телу, сковывала движения. Нурбаева начинало тошнить.

И все-таки, когда фашисты снова попытались ползком продвигаться вперед, Нурбаев опять открыл огонь,- и они, не выдержав, побежали.

Тогда снова начали бить минометы. Теперь их огонь был особенно плотным. Одна из первых мин ударилась возле самой воронки, укрывшей разведчика. Жаркая волна воздуха швырнула Нурбаева в сторону, сырая земля брызнула ему в лицо.

Он потерял сознание. Несколько мгновений оглушенный разведчик неподвижно лежал на дне воронки.

Та же боль в раненой спине заставила его очнуться. Он увидел, что оба пулемета исковерканы: один, с погнутым стволом, лежит на нем, другой разбит и отброшен взрывом на откос воронки.

В этот момент минометный огонь прекратился. Нурбаев понял, что немцы вновь пошли в наступление.

Он с трудом приподнялся и выглянул из воронки. Несколько десятков солдат бежали по проходу к холму. Не более сотни метров отделяло их от Нурбаева. Убежденные, что сейчас на холме уж никто не уцелел, фашисты подходили без выстрела.

Нурбаев прислушался. Пулемет в доте молчал. А за холмом на мосту слышался рев танковых моторов.

- Эх, беда! Видно, подбили Прокудина! - горестно вздохнул Нурбаев.

На минуту у него мелькнула мысль: надо кинуться в дот, взорвать гранатами оставшиеся артиллерийские снаряды и вместе с фашистами, которые сейчас ворвутся сюда, взлететь на воздух. Враги были совсем уже близко.

«Лейтенант там живой… Белов живой. Прокудин…» - успел только подумать он и понял, что бежать в дот уже поздно. Он спокойно оглянулся и кинул первую гранату под ноги подбегавшим врагам.

Он бросал гранаты одну за другой. Но фашистов было слишком много, а гранат осталось только три. Но вот кончились и они.

Несколько гитлеровцев, не стреляя, кинулись к разведчику, желая взять его живым. Тогда, схватив за раструб пулемет, он, как с палицей, кинулся с ним навстречу врагам, крича:

- Прокудин, дорогой! Вот они! Совсем близко пришли фашисты. Бросай гранаты! Взрывай все поскорее, а то они в дот залезут. Взрывай, дорогой!

Пулемет Нурбаева со свистом спустился на голову переднего солдата, но едва старший сержант замахнулся снова, как неожиданно позади него знакомый голос властно скомандовал:

- Нурбаев, ложись!

Разведчик плашмя упал на землю. Одновременно навстречу гитлеровцам грянули автоматные очереди. С вершины холма к Нурбаеву бежали автоматчики капитана Розикова.

Поднявшись с земли, пошатываясь, Нурбаев вышел на вершину холма. Теперь он понял, почему молчал пулемет Прокудина. Ярко освещенные солнцем, через мост одна за другой мчались тяжелые боевые машины - танки «ИС» - «Сталинцы», как любовно называли их фронтовики.

Вместе с Розиковым Нурбаев спустился в дот.

Склонившись над Черновым, Розиков, всегда веселый, сразу стал пасмурным.

- Зачем так, Гриша,- хриплым и почему-то даже виноватым голосом заговорил капитан, опускаясь на колени подле друга.- Зачем так получилось, Гриша? Всегда хорошо было, на открытом месте хорошо было, а в доте плохо получилось!

И лейтенант ответил, видимо, пытаясь улыбнуться:

- Какой же это дот? Не дот - халабуда… От одного снаряда раскололся. Где Нурбаев? Где Белов? Живы? Где наши? Все пришли? А Зина?.. Как она?..