— У меня нет дочери, — прохрипел кастелян Лютьер.

Анара холодным взглядом смотрела на них, на ее лице не отражалось никаких эмоций. Все ее связи с родом давно были разорваны. Таков был путь фрейлины Владычицы.

Лютьер вдруг покачнулся, одна его нога подогнулась. Меч рода Гарамон, выпав из его рук, с лязгом свалился на пол. Гофмейстер и леди Кэлисс бросились поддержать лорда Гарамона, но они не успевали.

Анара быстро шагнула вперед и поддержала кастеляна, прежде чем он упал. Хотя Лютьер был гораздо выше ее, он очень исхудал, и Анара легко удержала его от падения.

Оказавшись так близко, она увидела, насколько бледной и прозрачной стала его кожа. Увидела разорвавшиеся кровяные сосуды на его лице, и усыпавшие кожу темные точки. Посмотрев в его пожелтевшие глаза, Анара увидела, насколько он близок к смерти.

Было в его лице и что-то еще… некая скверна. Странная черная хворь, пожиравшая его изнутри, причину которой не мог узнать ни один лекарь. Лишь такие как Анара могли распознать истинную сущность болезни, ибо она была колдовской по природе, вызванной дьявольским искусством того, кто был обучен черной магии.

Как только Анара пришла к этому выводу, ее взгляд остановился на маленьком столике рядом с троном кастеляна и на кубке с лекарством, который стоял на нем. Гофмейстер и леди Кэлисс осторожно помогли Лютьеру сесть обратно на трон, Элизабет с испуганным видом стояла поблизости.

Анара подняла кубок к носу и принюхалась. С отвращением отпрянув от запаха яда, который содержала жидкость, она отшвырнула кубок.

Посуда с лязгом ударилась о пол, ее зловонное содержимое разлилось по каменным плитам.

— Кто дал ему это? — спросила Анара. Никто не обратил внимания на ее вопрос, все были слишком обеспокоены состоянием лорда Гарамона.

— Что происходит? — спросил Калар, подойдя к ней. Странная тишина за дверями зала все еще продолжалась, будто враги внезапно растворились в воздухе. Но Анара знала, что это не так. Она чувствовала злую сущность Дара за дверями, чувствовала, что враг собирается с силами.

— Кто дал ему это питье? — снова спросила Анара, на этот раз вложив в слова часть своей магической силы.

Леди Кэлисс, заикаясь, словно через силу, ответила:

— Это… лекарство моего мужа… Он болен… его лекарь…

— Это яд, — ледяным голосом произнесла Анара.

Ее слова были встречены могильной тишиной. Леди Элизабет побледнела. На лице гофмейстера отразилась тревога. Холодный взгляд Калара вонзился в леди Кэлисс.

— Сука! — прорычал он, с яростью глядя на мачеху. Она ошеломленно уставилась на него. — Подсылала убийц ко мне… Отравляешь моего отца… Ради чего? Чтобы Бертелис стал правителем Гарамона?

Кэлисс лишь беззвучно открывала и закрывала рот. Анара, используя силу, данную ей Владычицей, проверила разум супруги кастеляна, пытаясь найти признаки вины.

— Зарублю тебя сейчас же, проклятая гадюка! — произнес Калар, его глаза горели яростью. Покрытый кровью, с мечом в руках, он шагнул к мачехе. Леди Кэлисс сжалась в ужасе.

— Нет, — вдруг сказала Анара. — Это не она.

* * *

Эти слова прорвались сквозь ярость Калара, и он в изумлении посмотрел на сестру. О чем она говорит? Ведь все сходится!

Она снова посмотрел на мачеху. Леди Кэлисс бросала на него убийственные взгляды. Конечно, за всем этим стоит она? Или…?

— Тогда кто? — спросил он. Ему очень хотелось убить кого-нибудь, и он искал цель для своей ярости. — Кто отравлял моего отца? — спросил он более настойчиво.

Взгляд Анары скользнул по Элизабет. Сердце Калара замерло.

— Нет… — прошептал он.

Побледневшая Элизабет подошла и встала рядом с Каларом, цепляясь за него, как ребенок.

— Любимый, почему она так смотрит на меня? — спросила она, в ее голосе звучал страх.

Калар лишь покачал головой.

— Это она, — сказала Анара, обвиняюще глядя на Элизабет.

Это безумие. Почему, во имя Владычицы, его возлюбленная могла желать смерти его отцу? Нет, Анара ошибается.

— Ты ошибаешься, сестра, — в отчаянии произнес Калар.

— Нет, — сказала Анара, ее глаза сияли неземным светом. — Спроси ее сам, если хочешь.

Элизабет плакала, слезы лились по ее лицу, она прижалась к Калару, не обращая внимания, что его доспехи заляпаны кровью.

— Не верь ей! — неистово заклинала его Элизабет, глядя умоляющими глазами, полными отчаяния. — Не верь ей!

Калар посмотрел в глаза женщины, которую любил, и за ее красотой увидел страшную правду.

— Почему? — прошептал он в ужасе.

— Не верь ей! — рыдала Элизабет, но Калар отстранился от нее, и по его лицу потекли слезы.

— Почему? — спросил он снова.

— Я сделала это ради нас! — воскликнула наконец Элизабет, заливаясь слезами, и попыталась подойти к нему. Он отшатнулся от нее, словно она была больна чумой, хотя у Калара разрывалось сердце от того, что он видел боль в ее глазах.

— Она бы заставила его лишить тебя наследства! — закричала Элизабет, указывая на леди Кэлисс. Запах ее духов был опьяняющим, вызывал смятение чувств, и Калар отошел еще дальше от нее. — Она убедила бы твоего отца, чтобы он отказался от тебя и лишил тебя наследства! Ты же знаешь, что я говорю правду! Он благосклонен только к Бертелису! А тебя он оставил бы нищим, без гроша! Мы остались бы ни с чем!

Калар потрясенно покачал головой в ужасе от того, что услышал.

— Это ради нас! — умоляла Элизабет.

Калар отвернулся от нее, по его щекам текли слезы.

— Калар! — закричал Элизабет, устремившись к нему, но Фолькар схватил ее за руку.

— Ты и так натворила достаточно, девка! — в ярости прошипел гофмейстер.

— Калар! — рыдала Элизабет. — Я люблю тебя, Калар! Пожалуйста, прости меня! Я делала лишь то, что было лучше ради нашего общего будущего! Калар!

Весь его мир рушился. Калар, шатаясь, спустился к подножию возвышения и упал на колени, меч выпал из его руки. Он сорвал с руки шелковый шарф Элизабет и бросил его на пол. Он едва услышал резкий звук пощечины — леди Кэлисс, шипя, как разъяренная кошка, бросилась на Элизабет.

— Прекратите! — приказала Анара, ее голос звенел силой. — Зверь идет.

* * *

Из коридора за дверями все еще не слышалось ни звука, но сразу же после слов Анары стал слышен новый шум. Это был протяжный стонущий скрип, похожий на то, как скрипит дом холодным вечером, или корпус корабля, качающегося на волнах. Волосы Калара встали дыбом, словно сам воздух был заряжен энергией, на языке он ощутил едкий вкус.

— Двери… — прошептал Малорик, и Калар, охваченный горем, оглянулся.

Большие деревянные двери набухали и выгибались, из их поверхности вырастали древесные отростки, колыхавшиеся, словно слепые щупальца. Прорастали шипы, истекавшие древесным соком, и набухшие шишки на поверхности дверей начали сочиться липкой жидкостью, подобно крови, текущей на пол.

Из дверей, словно оживших внезапной колдовской жизнью, стали расти ветви. Они тянулись вверх, упираясь в перемычки над дверным проемом, и кроша камень. На ветвях распускались черные, дурно пахнущие почки, выпуская множество жирных мух, заполнивших воздух. Вырастали листья цвета гниющей растительности, но едва успев появиться, сразу опадали на пол. Из нижней части дверей вырывались корни, ползущие по каменным плитам пола, проникавшие в трещины и прораставшие глубже в каменную кладку. Проникнув под камень, корни стали расшатывать плиты, поднимая их вверх, по полу, словно паутина, во всех направлениях побежали трещины.

С треском двери разошлись. На пороге стоял Дар, его глаза сияли магическим светом. Остатки дверей были окончательно разломаны, и вслед за своим повелителем в зал хлынул поток зверолюдов.

Рыцари бросились навстречу врагу. Калар увидел, что Малорик и Реол устремились в бой, их мечи зазвенели в воздухе. «Какая ирония судьбы: наследник Сангасса защищает лорда Гарамона», подумал Калар.