И только теперь он осознал всю нелепость своего положения. Надо бы вызвать подкрепление, но мобильник торчал в заднем кармане брюк. Достать его нет никакой возможности — удержать поворачивающуюся ручку одной рукой никак не получится. Заорать, подзывая полицию? Вопль определенно будет слышен и в туалете, и что потом?..

Ручка задергалась. Клуфтингер налег всей массой. Вот он, момент истины! Давление на неподдающийся запор усилилось. Клуфтингер отставил левую ногу назад, сделав упор, и с еще большей силой потянул ручку на себя. Судорожные дерганья изнутри сделались интенсивнее и вдруг стихли. Потом раздался голос:

— Э-эй? Что там случилось? Э-эй!

Петер Шёнмангер, сомнений больше не осталось. Клуфтингер смолчал. А вдруг подозреваемый опознает голос комиссара криминальной полиции?

Уголком глаза Клуфтингер зарегистрировал появление «офисного планктона». Немолодой «мальчик» в деловом костюме с кейсом в руке выплыл из-за угла. Через пару секунд он остановился возле комиссара.

— Позвольте спросить, что здесь происходит?

— А вы как думаете?

— Если не возражаете, я хотел бы войти внутрь. Не могли бы вы перенести вашу игру в другое место?

— Нет, не могу! — отрезал комиссар.

— Прекрасно! — возделись руки с кейсом. — Вы сбежали из психушки? Или что-то еще хуже? Немедленно пропустите меня!

Между тем Шёнмангер внутри уловил шум за дверью, и оттуда послышалось:

— На помощь! На помощь! Помогите!

«Планктон» опасливо покосился на дверь туалета:

— Там и в самом деле кто-то есть! Выпустите его!

С неимоверным энтузиазмом он попытался оттолкнуть Клуфтингера. Как бы не так! Комиссар стоял стеной. В дверь снова заколотили.

— Папа, папа, смотри! Здесь играют в прятки!

Мальчуган лет шести тянул отца за руку. Оба были загорелые, в шортах и сандалиях. Видно, туристы, возвращающиеся из отпуска.

— Что здесь происходит? — со всей серьезностью спросил отец в белой майке с броской надписью «Ironman»^[16].

— Этот господин блокирует вход в туалет, только посмотрите, — охотно сообщил «планктон», увидев в отце огольца единомышленника.

— Посмотрим! — Отец семейства поиграл жидкими мышцами.

В сочетании с маечкой и сандалиями они произвели на Клуфтингера неизгладимое впечатление. Он не смог удержаться от смеха.

— А теперь отвалите! — грозно сказала «маечка».

— Да, да, отвалите, — эхом отозвался «костюм».

— Выпустите! — раздалось из туалета. — Выпустите!

— Дай ему, дай ему! — запрыгал мальчишка, подзуживая отца.

— Ти-хо! — рявкнул Клуфтингер, и его, вероятно, услышали пограничники на самых дальних рубежах.

Замолкли все.

— Я и есть полиция, — приглушенным голосом сообщил он, сам дивясь, как его приказы действуют и на посторонних. — В помещении туалета находится опасный преступник. Мне нужна помощь.

— Любой может наплести что угодно, — не унимался «белый воротничок», явно намереваясь оттолкнуть его.

Клуфтингер пресек эти поползновения:

— У меня заняты руки, достаньте бумажник из заднего кармана!

«Планктон» начал неуверенно озираться.

«Железный человек» пожал плечами и принялся шарить в кармане комиссара. Тут из-за угла вывернул еще один пассажир. Увидев перед туалетом группу, сильно напоминавшую скульптуру «Лаокоон», он мгновенно развернулся, и его точно ветром сдуло.

— Действительно, полиция. Этот человек из полиции, Тим, — сказал «Железный человек» таким тоном, словно ни минуты в этом не сомневался, а просто хотел убедить сына.

— Слушайте, давайте прекратим пререкания! — Клуфтингеру все это начало надоедать. — Достаньте мой мобильник из другого кармана. Мне надо вызвать подкрепление.

Он уже собрался диктовать номер Штробля, как вдруг его осенило:

— Господа, вы уже немало помешали работе полиции, поэтому теперь ваша очередь держать дверь.

Оба энергично закивали:

— Конечно, господин комиссар! Сделаем!

— Перехватываем на счет «три», — скомандовал Клуфтингер.

— Раз, два, три! — завопил малец, он тоже хотел принять участие в этой интересной игре.

Освободив руки, Клуфтингер позволил себе несколько секунд полюбоваться инсталляцией и только потом позвонил Штроблю.

Не прошло и минуты, как возле туалета уже топталась дюжина полицейских. По команде Клуфтингера они с оружием на изготовку распахнули дверь.

Комиссар был готов ко всему: у Шёнмангера могли сдать нервы, он мог запереться в кабинке и застрелиться или начать палить напропалую. Но такого не ожидал никто: он сидел под раковиной, затягивался сигаретой и равнодушно смотрел на ворвавшихся полицейских. Похоже, он покорился судьбе.

Клуфтингер был рад, что все обошлось малой кровью.

Комиссар со Штроблем прибыли в президиум раньше подозреваемого, транспортируемого в мюнхенской машине. Долгий путь они использовали для разработки тактики допроса. Было решено слишком с ним не церемониться и использовать все имеющиеся у них сведения.

К моменту доставки Шёнмангера подтянулся и адвокат.

Узкий круг сотрудников криминальной полиции, работающих над делом, собрался в конференц-зале. В восемнадцать тридцать ввели младшего Шёнмангера в сопровождении адвоката.

— Доктор Вольф, — представился тот, назвав вместо имени ученую степень; Клуфтингер нашел это смехотворным.

— Господа, прошу садиться, — подчеркнуто спокойным и дружелюбным тоном предложил Клуфтингер. — Приступим.

Он начал совещание сухим перечислением фактов, известных полиции, подтверждая их достоверность ссылками на документацию и результаты экспертизы, и видел, как Шёнмангер сникал с каждой минутой. Временами тот переглядывался с адвокатом, который ободряюще кивал ему. «Ну и нервы у этого доктора!» — подумал Клуфтингер.

Закончил он свое выступление словами, обращенными к подозреваемому:

— Как видите, нам известно все. Точнее, почти все, ибо мы не знаем причин, по которым вы убили Вахтера и Лутценберга.

— Минутку, — приступил к своим обязанностям адвокат. — Вы говорите так, будто доказано, что мой клиент является убийцей. Однако это ваши предположения, ни на чем не основанные. Петер, ты не обязан на это отвечать.

— Разумеется, вы не обязаны, — невозмутимо согласился комиссар. — Но все факты говорят за это. С собранными на вас уликами любой суд вынесет обвинительный приговор.

— Все улики у вас только косвенные, а точнее, никаких улик, касающихся убийства. Посмотрим, что решит суд, когда…

— Заткнись, Эгберт, — грубо оборвал адвоката Шёнмангер, и Клуфтингер убедился в правильности выбранной тактики. — Господин комиссар, единственное, что я могу вам сказать: я в жизни никому не причинял зла. По крайней мере физически. Вы должны мне просто поверить.

— Я вам ничего не должен, господин Шёнмангер. И верить на слово не собираюсь. Чистосердечным признанием вы облегчите свою участь. Вы инициировали и провернули с господином Вахтером крупную аферу ради сверхприбыли. А это мошенничество. Что произошло потом? Вахтер захотел больше денег? Или собирался выйти из дела? А Лутценберг? Он напал на след и хотел разоблачить вас? — Клуфтингер вынул из папки фото и положил его перед Шёнмангером. — Этот снимок мы обнаружили в его бумагах. Полагаю, изображенный на нем двор вам знаком? — Он выдержал паузу и повысил тон: — Почему вы убили их, Шёнмангер?!

— Никого я не убивал! — тоже сорвался в крик Петер Шёнмангер. — Мы с Филиппом… мы были друзьями! Я бы никогда ему ничего не сделал! Тем более удавить шнуром! За кого вы меня принимаете?!

Клуфтингер уже изготовился задать следующий вопрос, как вдруг в его голове что-то щелкнуло. Он поднял глаза на коллег. Штробль сглотнул, Хефеле нервно провел рукой по лысине, приглаживая несуществующую шевелюру, Майер с открытым ртом таращился на Шёнмангера. До Клуфтингера дошло — причиной повисшей тишины стали именно адвокат, качавший головой, и его растерянный клиент.

Комиссар откашлялся и нарушил тишину: