— Родственники у него есть?

— У Барча?

Щеки Клуфтингера начали пылать. Слишком уж долго он проторчал здесь.

— У потерпевшего, разумеется. — Клуфтингер постарался сдержать раздражение.

— А, ну да. Этим хотел заняться Штробль.

Клуфтингер поднялся и зашагал к выходу. Он увидел достаточно. В коридоре Штробль беседовал с полицейским в форме. Заметив комиссара, двинулся ему навстречу:

— То еще зрелище, да?

Клуфтингер закатил глаза.

— Родственники есть?

— Доктор Лангхаммер говорит, что проживал он один. Но у него есть две дочери, одна предположительно живет за границей. Жена где-то в Южной Америке. Бывшая жена, имею в виду. Сейчас пробиваем.

«Пробиваем». Слово неприятно царапнуло. Что, современная молодежь уж и по-немецки говорить разучилась? Сначала «дизайнер пищевых продуктов», теперь вот «пробивают». Ерунда какая-то! Лучше бы сели побыстрее на телефон.

— До завтра! — бросил комиссар и заспешил к своему старенькому «пассату».

Проходя мимо «зелени» — как называли его коллеги униформированных полицейских, — он заметил на их лицах широкие ухмылки. «Уф-фа-фа, уф-фа-фа», — послышалось сзади. Кто-то из этих шутников изображал духовые инструменты.

Надо бы обернуться со строгостью, да сил больше нет.

Вернувшись домой, он обнаружил возле телефона записку: «В оркестре расстроены. Сказала, уехал по делам. Позвони завтра Паулю». Клуфтингер вздохнул. Ладно, хотя бы на репетиции сэкономил. Впрочем, утешение малое, если представить, что ему предстоит в ближайшие дни, а может, и недели. А теперь еще и объясняться с обиженными товарищами по оркестру, будто нет у него других забот.

— Ах, черт!

Клуфтингеру вдруг ударило в голову — барабан остался в машине. «Плевать, — решил он, — выгружу завтра».

Заглянув в гостиную, он обнаружил жену спящей перед телевизором. Это было ему на руку. Меньше всего хотелось сейчас подвергнуться допросу. Манила только постель. Не успел он лечь, как в спальню вошла жена.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала она.

Клуфтингер пробормотал нечто невразумительное, прикинувшись спящим, которого потревожили.

Однако выспаться этой ночью ему не пришлось. И на этот раз швабские клецки оказались ни при чем.

Просто выдалась одна из тех ночей, когда его мучил жар в ногах. Насколько он знал, никто из его окружения не сталкивался с подобной проблемой и поэтому не мог понять его мучений. Даже собственная жена не могла взять в толк, что плохого в приятной теплоте ног. Как-то раз Клуфтингер наткнулся на передачу о здоровье, где настойчиво вдалбливали, будто человек может заснуть лишь с согретыми ногами. Какая ерунда!

Этой ночью он первым делом попробовал выпростать ноги из-под одеяла, хоть и знал: толку от этого мало. Он беспрестанно ворочался с боку на бок. А тут еще в голове все время вертелось: труп, занавески, шнур, диктофон… Убийство. В Альтусриде. Такого на его памяти еще не случалось. Только в родных краях не хватало такого дерьма! Вот уж поднимется шумиха! А если еще выйдет наружу эта история с удушением шнуром для занавесок, тогда извольте радоваться. Замельтешат все: газета, местное телевидение, а может, нахлынут и мюнхенские репортеры. Милый тихий Альгой — и хладнокровное убийство. Такой контраст даст повод почесать языки. И кто знает, какие еще скелеты повылазят из шкафов.

«Сор из избы», — называл это отец. Но ему, Клуфтингеру, необходимо во что бы то ни стало этому помешать. Уж он отбарабанит для прессы приличный ритм.

Больше терпения не хватало, надо что-то делать, если он вообще еще хочет поспать. Электронные часы показывали два сорок семь, когда он пошел в ванную и пустил полной струей ледяную воду. Десятиминутная ванна для ног, а затем — возможность немного подремать. Он глянул в зеркало. Жидкие волосенки с легкой сединой торчали во все стороны.

Жена определенно услышала шум воды и начнет приставать: что это он потерял сон? Но забивать этим голову не хотелось, на сегодня с него хватит. Через четверть часа он уже мирно посапывал.

Наутро, когда Клуфтингер ехал на работу, последствия короткого сна давали о себе знать: ломило все тело, и в голове стоял туман. Моросило. Обычное дело для этого лета. Погода то и дело менялась. Вот и сейчас вроде бы опять должно распогодиться. Жаль, пасмурный день больше соответствовал его настроению. Не прошло и пятнадцати минут, как он свернул на стоянку кемптенского президиума полиции. Машин было еще мало. Не мудрено, он приехал слишком рано. Раз уж не вышло как следует выспаться, то хоть поразмышляет в тишине и покое. Он постарался сбежать из дома, пока жена еще не встала, чтобы не портить себе утро ее расспросами. Они бы просто поставили его перед фактом, что до ответов предстоит еще долгий и тернистый путь.

Запирая машину, он вдруг обнаружил барабан, который все еще громоздился в багажном отделении. Опять забыл. Ну и черт с ним!

В кабинете он первым делом принялся разгребать завалы на рабочем столе. Папки по делу о мошенничестве с векселями он засунул на дальнюю полку. Когда еще теперь до него дойдут руки! Распихав остальное, решил сварить себе кофе. Эта утренняя чашка вызывала протест его желудка, но, так или иначе, он уже не мог отказаться от привычного ритуала. Глянул на часы: пятнадцать минут восьмого. Через три четверти часа здесь начнется столпотворение.

Он уселся за письменный стол и уставился в потолок. Итак, с чего начать?

— Боже милостивый! Как же вы меня напугали! — Фрейлейн Хенске, его секретарша, сначала изобразила испуг, а потом сделала озабоченное лицо. — Вы? Так рано?.. — Она положила на стол почту.

— Дел много, — чуть помедлив, буркнул Клуфтингер, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться, чтобы не возбуждать излишнего любопытства, которое и без того прямо-таки капало с кончика ее носа.

— Что-то из ряда вон?

Клуфтингер поднял глаза.

Сейчас, когда ее лицо зарделось в предвкушении тайны, она вроде бы даже похорошела. А то он все никак не мог взять в толк, почему подчиненные неприкрыто пожирают ее взглядами. Нет, конечно, в своих чуть пониже попы юбчонках и обтягивающих блузках девушка могла возбуждать какие-то глухие инстинкты. Но Клуфтингера всегда волновала сокровенная красота. Однако в некоторой привлекательности ей точно не откажешь. Разве что чуть плотновата, да определилась бы уж с цветом волос. Он предпочитал постоянство. Вот сегодня она явилась чем-то вроде соломенной или платиновой блондинки.

Секретарше он больше симпатизировал за чуткое отношение к себе, а не за какие-то там ее женские качества. И сейчас отчетливо вспомнилось, как увидел ее в первый раз. Он оказался попросту обескуражен. «Курочка» — первое, что тогда пришло на ум. Но очень скоро добросовестной работой и предупредительностью она завоевала его расположение. Он даже поразился, насколько люди при более близком знакомстве отличаются от первого впечатления о них. В его работе помнить об этом необходимо.

А она все еще пожирала его глазами в ожидании откровения. Ей бы определенно польстило, если бы Клуфтингер ударился в пространные россказни о вчерашнем происшествии. Но долг есть долг.

— Разве у нас не каждый день что-то случается? — сухо произнес он и взялся за доставленную почту.

Осознав, что продолжения не последует, она вопреки своей обычной манере не стала задавать лишних вопросов, а тихо вышла из кабинета.

Клуфтингер отложил почту, бездумно поблуждал взглядом по кабинету, побарабанил по ручке офисного кресла и слегка пораскачивался на нем. Ничего оригинального в голову не приходило. Может, у экспертов уже что-то есть? Он набрал номер. Трубку никто не взял. Оно и понятно. Какой дурак явится на работу раньше восьми?

Дверь распахнулась — на пороге стоял Штробль. Выглядел он еще хуже начальника. И без того впалые щеки совсем ввалились, под глазами — черные круги. Он снял и аккуратно повесил на стоячую вешалку дождевик и кепку, пригладил перед зеркалом взъерошенные, соломенного цвета волосы.