— Кое-что есть! — Хефеле колобком вкатился в кабинет, размахивая листом бумаги.

За ним подтянулись и Штробль с Майером.

— Дела обстоят так. — Хефеле, наслаждаясь мгновением славы, приосанился, разгладил пышные усы. — В означенное время во всем Альгое зарегистрировано всего два вызова пожарной команды. Один в Кауфбойрене, но нас он не интересует…

— Почему? — спросил Клуфтингер.

— Там пожарные снимали с крыши кошку одной пожилой дамы и сирены на выезде не включали, — расплылся в широкой улыбке Хефеле, и по краешкам его глаз собрались глубокие веселые морщинки. Однако, заметив, что коллеги не оценили его шутки, он откашлялся и продолжил деловым тоном: — Поэтому остается только один вызов. Угадайте где?

— Черт тебя побери со всеми пожарными в придачу! Ты же не Гюнтер Яух. Говори уже — где?

Клуфтингер не мог больше сдерживать нетерпения. По торжественному тону Хефеле и его манере держаться он сделал вывод, что тот располагает важной информацией.

— Ладно, ладно, нечего так кипятиться, — обиделся Хефеле. — На чем я остановился?

Теперь комиссар по-настоящему вскипел. Его лицо приобрело лиловый оттенок. Хефеле даже испугался.

— Итак: вторая тревога зафиксирована — держитесь крепче — в Вайлере.

Все трое лишились дара речи. Хефеле пару секунд позволил себе насладиться этой немой сценой и продолжил:

— На вызов выехали две пожарные машины с включенными сиренами — все как полагается. Тушить предстояло амбар. В дерево возле него…

— …попала молния, — закончил фразу Клуфтингер.

На этот раз пришлось удивляться Хефеле:

— Откуда вы?..

— Ну конечно, тот самый грохот, когда мы находились у доброй старушки Лутценберг, — вместо комиссара поспешно ответил Штробль. Вдруг его пронзила потрясающая мысль, он едва не задохнулся, но все-таки смог выдавить из себя: — Шеф, значит, он…

— Именно! Пошли! — Клуфтингер, напугав секретаршу в приемной, сорвал с вешалки куртку и помчался по коридору. Через пару метров он остановился и столь же поспешно вернулся в кабинет. Из нижнего ящика письменного стола он вынул свое табельное оружие. Оружия он не любил, но сегодня лучше иметь пистолет при себе.

— Куда вы все спешите? — услышал он за спиной растерянный голос Майера.

— Некогда объяснять. Займись коробкой, — кинул Клуфтингер на ходу, исчезая за поворотом.

Майер обиженно заворчал:

— Вот всегда так, кому гоняться за преступниками, а кому копаться во всяком хламе…

Но его никто не услышал.

Когда они сворачивали на лесную дорогу, дождь разошелся вовсю. Крупные капли барабанили по ветровому стеклу. Та самая погода, про которую говорят: хороший хозяин собаку из дома не выгонит. Но Клуфтингер, обычно предпочитавший смотреть на ливень из окна, сейчас даже не замечал разыгравшейся стихии. Он рассеянно поигрывал ключом от хижины Лутценбергов. Старуха в конце концов согласилась дать второй ключ, когда удалось убедить ее, что племяннику, или внуку, или кем он ей там приходится, грозит смертельная опасность. Убеждать пришлось долго. Сначала Лина Лутценберг тянула время, комиссар уже начал сомневаться: адекватно ли она воспринимает происходящее? Но в конце концов все-таки сдалась под напором полицейских и, пригорюнившись, решилась нарушить обещание, данное «малышу Анди», раз уж тот находится в опасности, в чем заставила Клуфтингера поклясться. Она рассказала, что внучок в самом деле «давесть» был у нее и уехал «пожить» в хижину, которая принадлежит уже многим поколениям Лутценбергов, правда, используется в основном для отдыха. Хижина эта находится южнее Вайлера, в Хинтершвайнхёфе, на границе с Австрией.

Из раздумий Клуфтингера вырвал характерный рокот. Он удивленно посмотрел на Штробля, который покаянно улыбнулся шефу:

— Похоже, сели крепко…

В доказательство этому он нажал на педаль газа, мотор взревел, но колеса пробуксовывали. От проливного дождя дорога раскисла и превратилась в кашу. Они застряли в глухом лесу, вокруг стеной стояли огромные ели. Клуфтингер посмотрел на небо, конца ливню не предвиделось. Вот так всегда, вздохнул он, а вслух сказал:

— Делать нечего, придется добираться своим ходом. Думаю, тут недалеко.

Штробль, чувствовавший за собой вину, послушно вылез вслед за шефом из машины. Он с утра предусмотрительно накинул легкий плащ и теперь мог хотя бы поднять воротник. А на Клуфтингере поверх светло-зеленой рубашки была лишь короткая тужурка от национального костюма. Оба пошлепали по склизкой жиже, вначале осторожно ступая, ибо туфли не годились для такой погоды, а потом уже без разбора, поскольку носки сразу намокли так, будто их только что вынули из стиральной машины. Только из машины носки вынимают хотя бы чистыми. «Ноги либо сухие, либо мокрые», — вспомнились Клуфтингеру наставления матушки, которая советовала надевать ботинки и брать с собой зонт, едва лишь на небе показывалось облачко.

— Черт побери! Ну что за дерьмо! — выругался он, когда левая нога с громким чавканьем по щиколотку погрузилась в грязь.

Вытащив ногу, он не обнаружил на ней туфли. Балансируя на одной ноге, Клуфтингер размахивал руками, чтобы не потерять равновесие. Ветер с дождем хлестал по лицу. Почувствовав, что медленно клонится вправо, он замахал еще сильнее, но и это не помогало. Он заваливался вбок и назад одновременно и уже не мог остановиться. Тогда он просто закрыл глаза и изрыгнул трехэтажное проклятие.

— Держу, — услышал он за спиной голос Штробля, успевшего вовремя подхватить шефа.

Клуфтингер благодарно улыбнулся ему через плечо:

— Чуть не нырнул в эту трясину! Спасибо.

Штробль помог комиссару выпрямиться и собрался двинуться дальше, но тот снова окликнул его.

— Что еще? — обернулся Штробль и только тут заметил, что шеф размахивает в воздухе ногой в белом носке.

— Туфля! Моей туфли не видно! Нет, не может быть! Туфля! Моя туфля!

Клуфтингера точно заклинило, он выкрикивал это слово так, что Штробль даже испугался, не начинается ли у него истерика.

— Вон она, — ткнул Штробль пальцем в то место, куда недавно угодил комиссар.

Хотя с началом грозы температура воздуха резко упала, Клуфтингера бросило в жар. Лицо побагровело, жилки вздулись. Туфля едва угадывалась в грязной луже, когда Штробль поднял большой ком мокрой земли. Черт! Клуфтингер вскипел. Выловив туфлю, он попытался освободить ее от липкой грязи, чтобы оказалось возможным снова надеть ее. Но ничего из этого не вышло.

— Пошли! — рявкнул он Штроблю и с туфлей в руке пошлепал вперед, поджав губы и мрачно глядя на дорогу.

Штробль держался позади, чтобы рассвирепевший шеф — не дай Бог! — не увидел его ухмылки.

— Вон, должно быть, она! — воскликнул Клуфтингер, когда за деревьями показался просвет. У дальнего края поляны перед следующим перелеском виднелась деревянная хижина. Стены ее так огрубели от ветров и непогоды, что она сама точно произрастала из этой земли, как и лес вокруг. Клуфтингер остановился, очарованный, и на время забыл неприятность с туфлей. Там находилась его воплощенная мечта. Кто знает, может быть, однажды…

— Там машина, — вырвал его из грез Штробль.

Действительно. Красный комби, очевидно, и есть «опель» Андреаса Лутценберга. Клуфтингер захромал с дороги за деревья, на ходу махнув Штроблю следовать за ним.

— Прячься, не надо, чтобы нас видели, — зашептал он. — Обойдем опушку краем леска и выйдем прямо перед хижиной.

Клуфтингер описал в воздухе дугу, обозначая направление движения. Штробль кивнул, потом, вопросительно глянув на шефа, положил руку на кобуру. Тот так же взглядом одобрил, но сам хвататься за оружие не спешил.

Пригнувшись, они рысцой пустились петлять меж деревьев. Клуфтингер то и дело скрежетал зубами: в подошву впивались сучки и острые камешки, мокрые шишки и узловатые корни жизнь тоже не облегчали. Он и не предполагал, какой жесткой может быть лесная подстилка. Однако боль лишь краешком касалась его сознания, он был сосредоточен на предстоящем броске.