Вертолет тем временем начал крутиться вокруг своей оси и терять высоту. Тем не менее экипажу удалось немного выровнять винтокрылую машину, и она полетела какими-то зигзагами, но главное, что им удалось вырваться из зоны обстрела. Тут в салон вбежал один из летчиков и предупредил пассажиров, чтобы те берегли свои головы, так как они идут на вынужденную жесткую посадку, поскольку пуля перебила главный редуктор.
Теряющая устойчивость в воздухе «железная стрекоза», заваливаясь на бок и оставляя за собой дымный шлейф, неумолимо приближалась к земле, все сильнее и сильнее зарывалась носом вперед. Илья изо всех сил уцепился одной рукой за металлическую скамью, а другой удерживал впавшего в забытье раненого борттехника. Настя и остальные пассажиры также за что-то ухватились в салоне.
Проявляя чудеса летного мастерства, пилоты делали все возможное и невозможное, чтобы избежать крушения. Надсадно ревущий газотурбинными двигателями Ми-6 со свистом рассекал своими лопастями воздух, пытаясь хоть немного замедлить падение. Перед ними вздымалась гора, в которую они непременно бы врезались, если бы в последние секунды им на помощь вдруг не пришел поднимавшийся из долины воздушный поток. Поймав восходящий поток, вертолетчики каким-то чудом смогли в последний момент преодолеть гору и пролететь над ней, едва не задевая днищем острые скальные выступы. Место для вынужденной посадки выбирать было особенно не из чего. Впереди у них была более-менее подходящая терраса, а вокруг простиралась горно-пустынная местность. Командир экипажа с тревогой посмотрел на приборы, показания которых были удручающими. Авиагоризонт показывал, что они имеют правый крен около пятидесяти градусов, а высотомер стремительно уменьшал свои показания. Отчаянно стараясь замедлить скорость падения, летчикам все же удалось вывести свой подбитый вертолет на спасительную террасу. Посадка была настолько жесткой, что не выдержала и подломилась передняя опора шасси и огромная «стрекоза», ломая лопасти, с жутким скрежетом пошла юзом. Пропахав носом широкую борозду в выжженной солнцем террасе, шеститонная махина замерла в нескольких метрах перед обрывом.
Чудовищный удар о землю сорвал с мест всех, кто был в салоне. Ударяясь о борта и сталкиваясь друг с другом, пассажиры покатились по полу, как сбитые кегли, а сверху на них сыпались коробки с грузом, травмируя и калеча людей. Как ни старался Илья уберечь раненого борттехника, тот так ударился головой о какой-то ящик, что потерял сознание. Илья же рассек лоб о выступ скамейки, за которую пытался удержаться при падении. Кровь мгновенно залила ему глаза, но ему тут же пришла на помощь Настя, которая зажала ему рану своим носовым платком.
– Ты сама-то как? – заботливо осведомился у нее Илья.
– Да все нормально, – небрежно отмахнулась она. – А вот нашему борттехнику повезло меньше, – сокрушенно произнесла она, осматривая разбитую голову борттехника, который пока так и не пришел в сознание.
Остальные пассажиры в салоне тоже получили травмы различной степени тяжести – у кого-то была сломана рука, кто-то ногу подвернул, кому-то по голове сильно досталось, но главное, все были живы! Члены экипажа, находившиеся в момент жесткой посадки в своих кабинах, – два летчика, штурман и радист – вообще не пострадали.
Настя тем временем перевязала голову раненому борттехнику, который благодаря ее стараниям наконец пришел в себя, и стала оказывать медицинскую помощь другим пассажирам. Экипаж же занялся осмотром своей подбитой машины. Выводы были неутешительными – рация не работала, а значит, связаться с вертолетом сопровождения было невозможно, сама же «вертушка» нуждалась в серьезном ремонте, который они вряд ли могли провести в полевых условиях.
Пришедшие в себя после пережитого стресса пассажиры вышли из салона и растерянно оглядывались. Высоко в небе над ними кружил вертолет сопровождения. Подавив НУРСами огневые точки душманов, Ми-8 скрылся за горной грядой. Командир экипажа вышедшего из строя Ми-6 разъяснил недоумевающим пассажирам, что вертолет сопровождения высадит боевую группу на ближайший блокпост, чтобы освободились места у него на борту, и скоро за ними вернется. Действительно, минут через двадцать Ми-8, подняв своими винтами тучи пыли, завис над ними на небольшой высоте. В него погрузили раненого борттехника, затем на борт стали подниматься остальные пассажиры, в первую очередь те, кто наиболее пострадал. Настя, как врач, тоже должна была улететь этим рейсом, и Илья помог ей забраться в салон. Самому же ему пришлось остаться с теми, кому не хватило мест в Ми-8. Экипаж поврежденного Ми-6 тоже остался возле своей разбитой машины.
Пока ожидали спасателей, Илья разговорился с пилотами, и те охотно поделились с ним своими историями, но главной, конечно, была их сегодняшняя посадка. Еще не остыв от полета, летчики в таких подробностях рассказали, каким чудом им удалось посадить машину, что до Ильи только сейчас дошло, что все они были обречены, если бы не случайный воздушный поток, спасший их всех от неминуемой катастрофы.
Командир экипажа майор Миронович сказал, что они просто падали на скалы и запас по мощности у них был практически исчерпан.
– Ручка «шаг-газ» была у меня уже под мышкой. И за всю свою летную практику я впервые тогда услышал такой жуткий вой двигателей своего вертолета, будто стая из тысячи волков выла на луну, а в наушниках пронзительным женским голосом завопила «Зойка»: «Пожар! Пожар! Нарушена гидросистема! Нарушена подача масла! Падают обороты двигателей!» «Зойка» – это мы так прозвали бортовой речевой информатор, – увидев недоумение на лице Ильи, пояснил майор. – И пока мы падаем, – продолжил он, – «Зойка» дотошно перечисляет все постигшие нас неприятности: «Отказал правый генератор постоянного тока, отказал левый генератор постоянного тока». Это означало, что оборотов винта у нас уже не было и мы держались в воздухе лишь на остатках тяги несущего винта. Из-за прекращения электропитания отключился автопилот, хоть как-то помогавший нам удерживать машину в воздухе, а у меня в эти секунды была только одна мысль: «Главное перед ударом успеть выключить двигатели, чтобы они не взорвались и мы не сгорели!» Успел, как видишь! И отдельное спасибо надо сказать разработчикам этой замечательной машины, заложивших в нее такой запас прочности, – кивнул майор Миронович в сторону беспомощно лежащего на брюхе вертолета. – Наша рабочая лошадка все выдержала. Не развалилась и не взорвалась.
– Командир, к нам гости! – встревоженно произнес подошедший к ним штурман Василий Ус. – Вот, посмотри! – он протянул бинокль Мироновичу.
Тот припал к окулярам. Окружающая местность резко приблизилась, и он увидел, как с соседней горки к ним спускается большой отряд душманов, одетых в черную униформу, с черными чалмами на головах и все в черных солнцезащитных очках. Это были «Черные аисты» – элитное подразделение исламских фанатиков, состоящее из отборных головорезов Гульбеддина Хекматияра – одного из самых влиятельных полевых командиров моджахедов, прозванного за свою звериную жестокость «кровавым мясником». Из всех афганских полевых командиров только Ахмат Шах воевал по правилам – пленных не пытал и не продавал в рабство, наркоторговле не потворствовал. Дав слово противнику, Масуд всегда его сдерживал. Хекматияр же «прославился» тем, что самолично сдирал кожу с пленных, так что лучше было сразу застрелиться, чем попасть к нему в плен.
Излюбленной казнью душманов из отрядов Хекматияра было надрезать кожу пленного по окружности пониже пупка и, завернув ее чулком, завязать над головой вместе с руками, а потом оставить кричащего от невыносимой боли и ужаса солдатика умирать на солнце внутри кровавого мешка из его собственной кожи. Соревнуясь друг с другом в изуверствах и жестокости, непримиримые «борцы за веру» снимали скальпы с голов, отрезали уши и отрубали пальцы на руках и ногах, насаживали пленных на колья и изощренно истязали, а потом подбрасывали к воинским частям фотографии изуродованных тел советских солдат для устрашения.
