— Это наш последний пункт, — говорит моя подруга, медленно отдаляясь.

— Ты куда? — не понимаю я.

— Оставляю тебя в надёжных руках, — подмигивает Ева и удаляется, — я позвоню, будь готова к пяти, — добавляет она напоследок.

Начиная оглядываться по сторонам, я натыкаюсь на Вильяма. Наконец-то! Он расскажет о том, почему отец решил бросить своих сыновей. Надеюсь, новости хорошие.

— Как ты? — заботливо спрашивает парень, медленно шагая навстречу. Такой красивый, в чёрных брюках и белой рубашке. Поверх одежды на нём одето такое же чёрное замшевое пальто, на ногах кожаные туфли. Одолжил у отца?

— Расскажешь, как прошло? — интересуюсь я.

— Дома, — отвечает Вильям, направляя моё лицо в сторону Лондонского глаза. — Сейчас я хочу только одного. Никогда не катался на такой огромной махине.

— Я никогда не видела такую красоту в живую, — моё лицо трогает улыбка. Вильям как-то странно на меня смотрит. Разглядывает каждый сантиметр кожи на моём лице. Затем его взгляд меняется, глаза темнеют.

— Я тоже, Нура, — говорит он, не глядя на колесо обозрения.

Мне становится не по себе. Непривычно. Мурашки по спине начинают щекотать лопатки. Голос Вильяма странно меняется. Что происходит? Я стараюсь не смотреть ему в глаза. Вообще не поворачиваю голову в его сторону.

— Давай разбавим этот день чем-то хорошим, — он берёт меня за руку и мы идём в сторону Лондонского глаза. Моё одеревеневшее тело ковыляет за Вильямом. То, что я увидела с самой высокой точки колеса обозрения — потрясающе. Магнуссон ни разу не посмотрел по сторонам. Зачем же он тогда залез в кабинку? Люди обычно покупают билет на колесо обозрения, чтобы… обозревать? Но не Вильям.

Знаете, хочу сказать, что сверху Лондон действительно как на ладони.

Автор учебника не врал.

Комментарий к Попала в надёжные руки

https://pytrip.ru/wp-content/uploads/2014/04/londoneye.jpg — тот самый глаз.

========== Вот так встреча ==========

— Мам? — я медленно подхожу к женщине, сидящей ко мне спиной. Рюкзак я бросаю по пути в гостиную. Ева ждёт на улице. Шумно сглотнув слюну, я продолжаю идти к матери. Обхожу диван и вижу, какое же бледное у мамы лицо. Не мигая она смотрит в одну точку.

На часах девять вечера. К моему удивлению, мы быстро долетели.

— Мама, — со слезами на глазах зову я. Тут она наконец замечает меня, её взгляд проясняется, и она начинает часто моргать.

— Нура, я такая идиотка, — тихо говорит мама. Я бросаюсь вперёд, чтобы обнять её.

— Всё хорошо, — отвечаю я, — ты не идиотка. Так суждено было…

— Не суждено! — вдруг резко начинает орать мать. — Ты многого не знаешь, Нура.

Внимательно я изучаю глаза женщины, сидящей напротив. Глаза, полные чувства вины. Устало, потухший взгляд даёт мне знать, что я действительно многого не знаю. На самом деле, я ни хрена не знаю. Никто не удосужился сообщить, почему отец решил уйти и бросить нас.

— Я изменила твоему отцу, — рассказывает мать. — Изменила очень давно. Он хотел ребёнка. Надеялся, что это будет сын. А я…

Громкие рыдания в сопровождении с судорожными всхлипами прерывают рассказ женщины. Измена? Я даже не удивлена. В принципе, я догадывалась, что когда-нибудь услышу от мамы нечто подобное.

— Я забеременела, но, подумала, что… Нура, пожалуйста, не осуждай меня. Я избавилась от ребёнка, думая, что он от любовника. Понимаешь, он был мулатом. Ну, тёмненький. Если бы ребёнок родился таким, как бы я это объяснила?

Мать продолжает рыдать, а мои руки больше не обнимают её. Внутри неё идёт настоящая война, куча споров с самой собой. И я ненавижу себя за то, что у меня руки не поднимаются обнять собственную мать. Аборт — это слишком. Она действительно виновата. И эта женщина просит не осуждать?

— Позже оказалось, что мой любовник бесплоден. Ну, не может иметь детей. И этот ребёнок на самом деле был от твоего отца. Однажды этот мужчина позвонил ночью, я думала, что никто не услышал нашего разговора. В общем, на следующее утро мы с твоим отцом расстались. Я умоляла его не рассказывать тебе, что я натворила. Хотела сохранить с тобой хорошие отношения. Но теперь какая разница? Если бы я не изменила твоему отцу, он бы не ринулся за тобой в Англию. Мы бы жили втроём, и ему бы и в голову не пришло полететь следом за дочерью, чтобы поговорить.

— Я бросила трубку, когда позвонила ему, — шумно выдыхаю я, — так что, я тоже виновата. Он пришёл к тебе домой, чтобы узнать, где я, потому что я… мне не хватило духу с ним договорить до конца, спросить, что случилось, и почему мы живём раздельно. Хотя, вряд ли бы он рассказал. Всё равно бы решил лететь за мной, — рассуждаю я охрипшим голосом.

— Нура, ты не виновата, девочка, — мать гладит меня по плечу, а мне становится не по себе от её прикосновений.

— Мам, пожалуйста, пойми меня правильно, — начинаю я.

— Всё что угодно, дочка, — ласково говорит мама, рассматривая меня своими красными и воспалёнными от слёз глазами.

— Я хочу побыть одна, понимаешь? Пару дней. До похорон. Кстати, когда они?

— Через три дня, — глухо отвечает мать, убрав руку с моего плеча. Наверное, не ожидала такой реакции.

— Замечательно, — пою я, с ноткой сарказма. — Увидимся на похоронах. Прости меня, мама, — добавляю напоследок, чтобы она не сердилась на меня за моё решение переехать на время.

— Ладно, — тихо говорит мать, не глядя мне вслед.

Рывком я хватаю рюкзак и выхожу из дома. Ева ждёт меня возле невысокой ограды, отделяющей наш дом от проезжей части. Докуривает сигарету.

— Как прошло? — спрашивает моя подруга, заметив рюкзак на моём плече. — Вижу, не очень.

— Можно пожить у тебя пару…

— Ты ещё смеешь задавать мне такие вопросы?! — вспыхивает Квиг Мун. Я молча обнимаю её в ответ. Она отшвыривает бычок куда-то в кусты, целует меня в щеку, и мы вдвоём направляемся в сторону её дома.

— Когда Вильям прилетает? — Ева пытается начать разговор, сменив тему.

— Сказал, что останется с отцом на пару дней. Он дал мне ключ от задней двери, сказал, я могу забрать вещи, если хочу.

— Если, — поёт Ева.

— Если, — упрямо добавляю я. — А я хочу забрать свои вещи.

— Прямо сейчас? Уже поздно. Эх, подруга, отказываешься от сладкой жизни с Вильямом Магнуссоном.

— Всё сложно, Ева, — продолжаю настаивать я. — Тема закрыта. Я должна забрать вещи. Он и так оплатил мне билет до Лондона.

— Удивляюсь, как же ты ещё все свои шмотки не продала, чтобы ему за билет деньги отдать, — смеётся моя подруга.

— Да пошла ты, — шиплю я.

— Всё сложно, — передразнивает Ева моим голосом. — Я такая загадочная, ла-ла-ла. Парень оплатил мне билет до города моей мечты, наверное, таких парней не бывает, мне нужно срочно порвать с ним. Если он сделает мне комплимент, я вообще умру!

— Мы не встречаемся.

— Ах, да, — Ева хлопает себя по лбу, — как ты можешь встречаться с единорогом?

— Что ты несешь? — не понимаю я.

— Тебе следует поработать над своей самооценкой. Когда парень оплачивает тебе билет, стоит просто сказать «спасибо», а не срочно забирать свои вещи и съезжать от него.

— Мы не съезжались, — гаркаю я. — Но вещи мне забрать стоит. Потому что жить с парнем, которого я толком не знаю — удел проституток.

— Вот, спасибо, мне ещё никто не делал такие комплименты, — восхищается Ева.

Через полчаса нудной болтовни о парнях (Ева ни разу не спросила о нашем с мамой разговоре, и я ей предельно благодарна), мы добрались до пункта назначения. Дом Вильяма. Почти десять вечера. Самое время забрать свои манатки оттуда.

— А я могу зайти с тобой? — осторожно спрашивает моя подруга.

— Даже не думай. Твоя задница обязательно что-нибудь заденет. К тому же, я там зеркало разбила.

Чёрт возьми.

— Ах, не забудь отдать Вильяму деньги за зеркало, — ворчит Ева. — А как ты умудрилась его разбить?

— Не спрашивай.

Осторожно ступая, я подхожу к чёрному входу и вставляю ключ, который с трудом смогла достать из кармана. Такой маленький и неудобный любитель цепляться за джинсовую ткань едва проворачивается в замке. Конечно же, вопреки всем моим просьбам, Ева игнорирует мои слова и заходит внутрь вслед за мной. Вспоминаю, где же я оставила свою дорожную сумку. Мой нос улавливает едва заметный аромат знакомого одеколона. Мы зажигаем свет по пути на второй этаж.