Литмир - Электронная Библиотека

Клары нет — она ушла присматривать за Элеонорой, но я не против. Мне нужно побыть наедине с самим собой, пока дом пытается очнуться и залепить дыру в форме Уилла тонкими бумажками. Я брожу по коридорам, как бывало в первые дни. Только теперь уже понимаю, что намеренно складываю в памяти стопочками воспоминания, хотя на самом деле ничего помнить не хочу. Мы ведь все-таки сбежим из этого странного дома, который никогда не был нам домом по-настоящему. Из этого странного места, где навсегда теряются вещи и люди.

Луис в комнате для рисования вместе с Гарриет. Перед ним огромный лист желтой бумаги. Язык едва не касается носа, пока гений аккуратно выводит карандашом большие буквы. Рядом стоит коробка разноцветных маркеров с широкими кончиками. Он готовит что-то для комнаты Эшли. Очередное надгробие. Хочется сказать Луису, чтобы нарисовал на листе зеленые и розовые полосы, как те, что были в небе, но я не могу. В итоге прячусь от всего этого и ухожу спать до обеда.

Днем через окно в спальне мы смотрим, как приезжают новые учителя и медсестры. Даже Луис с нами, хотя он по-прежнему молчит. Впрочем, мы все подавлены. Новенькие выглядят строго и решительно, даже не смотрят друг на друга, а молча тащат свои чемоданчики по ступенькам, хрустя ногами по умирающему снегу. Никакой свежей, нетронутой белизны не осталось. Повсюду грязные серые комки, которые все еще цепляются за землю и гравий. В саду и вовсе опять виднеется трава. У снеговиков какой-то потерянный вид. Хочется выйти и распинать их на ошметки, только бы не смотреть, как они, забытые и покинутые, превращаются в ничто. Они больше не кажутся мягкими и дружелюбными, потому что превратились в твердые оплывшие и бесформенные куски льда, словно ненавидят нас за то, что мы их оживили, а потом бессердечно бросили. Слишком быстро мы привыкли к снегу. Он просто-напросто не мог долго привлекать к себе наше внимание. Мы научились свыкаться с вещами поважнее, чем необычная погода.

После полдника мы с Кларой сидим у нее в спальне, когда в коридоре вдруг слышатся чьи-то шаги. В дверях появляется голова Элеоноры.

— Вы идете на службу по Уиллу? Многие идут. Том с Луисом точно. И даже Джо.

— Может быть, пойдем, — отвечает Клара. — Минутку.

Элеонора кивает и исчезает.

— Том и Луис даже в бога не верят, — говорю я, и мой голос звучит более едко, чем хотелось бы.

Том ненавидит церковь. Так зачем он туда идет? Или они с Луисом думают, что Эшли им как-то поможет? Может, мы и прокаженные, но Эшли уж точно не Иисус. А все это религиозное дерьмо — чушь собачья.

— Дело не в боге, — говорит Клара, перебирая мои пальцы, — а в Уилле. Это просто способ попрощаться.

— Мы уже попрощались.

— И все же нам, наверное, стоит пойти. Ради других.

Я заглядываю ей в глаза и представляю теплый океан точно такого же цвета.

— Им нужно привыкать к тому, что однажды нас не будет рядом. Всего неделя осталась.

Теперь Клара улыбается. Первая настоящая улыбка за день. Белоснежные зубы на фоне ярких веснушек.

— Дождаться не могу!

— Сегодня надо выпить таблетки, — говорю я. — И завтра. На всякий случай.

Флягу из-под какао мы оставили с Уиллом. Если ее проверят, то решат, что он не принимал таблетки, а потом, когда заболел, выпил все за один раз. Тогда медсестры наверняка захотят убедиться, что больше никто не промышляет бессонными ночами. Может быть, нас всех загонят на анализы. Тогда нам с Кларой необходимо, чтобы у нас в крови было снотворное. Я не доверяю Хозяйке. Думаю о бумажке в кармане и жалею, что катер не придет раньше. Не знаю, когда она развернет действия против нас с Луисом, как уже было с медсестрой, но это однозначно произойдет. Только поэтому она и избавилась от нашей медсестры. Хотя с нами ей торопиться некуда. Она-то думает, мы никуда не денемся. Надо поговорить с Кларой о том, чтобы взять Луиса с собой. Иначе нельзя.

Клара кивает:

— Я буду скучать по нашим ночам. — Придвигается ближе и целует меня. — Но очень скоро все ночи будут нашими, и нам не нужно будет прятаться.

Она прижимается ко мне и сворачивается в клубок. Ничего приятнее у меня в жизни не было. Какое-то время мы молча лежим, как вдруг воздух пронзают проникновенные звуки саксофона, летят по коридорам и заполняют лестницу. Словно сам дом поет старый джаз из далеких южных стран, где всегда тепло. Саксофон играет в церкви. Значит, даже Элби там. Жаль, что Уилл этого никогда не узнает.

Клара садится и молча смотрит на меня. Никакие слова тут не нужны. Мы должны пойти. Если уж кто и должен, то точно мы. Чтобы попрощаться с Уиллом и самим домом.

— Ладно. Идем.

Еще не дойдя до двери, мы видим мягкий свет свечей, согревающий мрачную прохладу. В такт музыке движутся тени. Клара идет впереди, а я нервно захожу в комнату следом. Количество собравшихся не на шутку поражает, но Джейка среди них не видно. Почему-то от этого становится легче. О Джейке многое можно сказать, но он точно не из тех, кто ведется на всякое дерьмо. Подозреваю, что, придя сюда, я подорвал чье-то доверие, и все же возникает ощущение, что комната наполнена Уиллом, словно он в самом воздухе. Перед расставленными полукругом стульями стоит Эшли, который замечает нас и улыбается. Не пойму, дружелюбная у него улыбка или торжествующая, поэтому решаю просто не обращать внимания. К черту Эшли.

В углу комнаты Элби берет последнюю протяжную ноту, и, когда звук стихает, Эшли кивает Луису:

— Ты хотел что-то сказать?

В толпе Луис кажется совсем маленьким, но его глаза горят, глядя на меня.

— Я ничего не скажу, пока они здесь. Пусть уйдут.

К горлу подкатывает ком. Клара смотрит то на меня, то на Луиса, и я по лицу вижу, что она в ужасе. Луис не мог узнать. Не мог, и точка.

— Здесь всем рады, — возражает Эшли, и во мне вспыхивает горячее желание треснуть его по роже за то, что даже сейчас он умничает.

Мне здесь не рады, хоть и знает это один только Луис. Я в этом гнезде — кукушка, как и он сам.

— Всем, кроме них. Пусть валят на хрен! — зло выплевывает гений.

Таким я его никогда не видел.

Клара неловко заламывает руки:

— Мы пойдем…

Но уже поздно.

— Вы все испортили. Оставайтесь. Я сам свалю. Все равно мне на хрен не сдалось это место.

Луис роняет клочок бумаги, который до сих пор держал в руке. Даже с моего места видно, что на сгибе бумажка влажная от пота. Луис пулей выскакивает из комнаты, по пути врезавшись в меня плечом. Его лицо — сплошная маска незнакомой мне ярости, будто кожа на его черепе сама по себе скукожилась от гнева.

— Я за ним, а ты оставайся, — шепчу я Кларе.

У нее дрожит нижняя губа, но Клара кивает в ответ. Эшли нудит что-то о том, чтобы спеть гимн. Как и я, он чувствует, что нарушенное спокойствие трещит и искрит током. В животе все скрутилось в узел, но я иду по коридору вслед за эхом от громких шагов.

Луиса я нахожу в ванной — в той самой, где мы смывали с ног Уилла следы крови. На мгновение вижу, как на краю ванны сидит Уилл, уже не похожий на самого себя, и в порыве тщетного упрямства сажусь на то же место. Само собой, Уилл исчезает. Его ведь здесь нет. Его вообще больше нет.

Я смотрю на Луиса, который сидит на закрытом унитазе. Он поднимает голову, и из его глаз на меня глядит такой страх, что становится тошно. Неужели он думает, что я сделаю с ним что-то ужасное?

— Он мне рассказал, — говорит гений, дрожа с головы до ног от страха, злости и разочарования, из-за которого иссушается душа и краснеют глаза. И все по моей вине. — Неужели ты всерьез думал, что он ничего мне не скажет? Я же был его лучшим другом!

— О чем рассказал?

— О приключении. — В голосе гения сквозит такая горечь, что каждое слово режет, словно бритва. — Вы с Кларой велели ему не пить витамины, потому что собирались устроить ему приключение.

— Это не витамины. — Я так устал, что нет сил спорить.

— Я знаю, причем давно. — Луис смотрит на меня, как на идиота. — Мне просто-напросто не хотелось бодрствовать. К чему здесь еще больше времени на размышления?

43
{"b":"614470","o":1}