========== Глава 1 ==========
В одну из их первых совместных ночей, когда Эрик только-только начал засыпать, Чарльз прошептал:
— Я должен кое-что сказать тебе. Сейчас, в самом начале, чтобы сразу прояснить это между нами.
Эрик открыл глаза. Чарльз все еще был обнаженным после занятий любовью, его волосы были влажными, как и простыни, на которых они лежали. В нем все еще было что-то от священника. В конечном счете Эрик понял, что так будет всегда, что это такая же часть Чарльза, как и его тело.
— Говори.
— Если ты когда-нибудь захочешь снова жениться, чтобы завести детей, я не буду пытался удержать тебя. Я пойму.
Все, что Эрик мог, это смотреть на него во все глаза.
Чарльз решительно продолжил:
— Это единственное, чего я не смогу дать тебе. И очень важно, чтобы ты знал — если ты когда-нибудь почувствуешь, что должен оставить меня ради этого, я приму твой выбор, — его голос болезненно дрожал даже от мысли о такой вероятности, но он все же продолжал, вкладывая четкий смысл в каждое слово. — Я бы никогда не стал препятствием между тобой и счастьем снова иметь семью, если бы ты захотел этого.
Эрик поспешно взял Чарльза за руку.
— Это даже не рассматривается.
В синих глазах Чарльза мелькнула невероятная вспышка понимания и Эрик почувствовал, что Чарльз понял намного больше, чем он сказал.
— Эрик…
— Хватит придумывать мелодрамы, в которых я бросаю тебя. Я никуда не уйду, — Эрик придвинулся ближе, обнимая Чарльза за талию. — Или ты решил сделать карьеру драматурга со специализацией по греческим трагедиям?
— Замолчи, — улыбка Чарльза была такой восхитительной. Его слишком мало дразнили в его жизни. И слишком мало целовали. Покончив с первым, Эрик принялся за второе.
Поцелуи помогали сменить тему разговора.
***
Прошло десять лет со дня пожара. И хоть все это осталось в прошлом, временами Эрику казалось, что он может почувствовать запах дыма, что кожа на его руках все еще испачкана сажей.
Он бежал прямо по направлению к тлеющим руинам, которые остались от его дома, отталкивая каждого, кто пытался остановить его. Дерево дымило, кирпичи светились от жара. Но он все равно хватался за них, отбрасывая обломки, убежденный, что где-то за ними его ждут Магда и Аня — напуганные, но живые.
Где ты был, где ты был? Мы так испугались. Слава Богу, ты дома.
Руки Эрика покрылись волдырями, кожа отслаивалась полосками, когда он сдвинул в сторону доску и увидел то, что осталось от Магды. Половина ее лица сгорела до кости. Он видел череп своей возлюбленной жены, ее безжизненный взгляд. Зрение изменило ему…вполне реальная физическая боль пронзила его словно лезвие от груди до паха. Перед глазами все поплыло, горло стиснуло спазмом и Эрик почти упал в пепел рядом с ней. Казалось, что сердце и легкие просто схлопнутся и позволят ему покинуть этот бесполезный мир.
Но Эрик не умер — только лишь потому, что это не он нашел Аню. Если бы это был он…
Где ты был, где ты был?
К тому времени он не верил в Бога уже несколько лет, но все еще соблюдал основные традиции своей семьи и своего народа. По правилам он должен был следовать определенным ритуалам. Он должен был сидеть шива’ по ним. Покрыть зеркала. Ритуально разорвать свою одежду и сказать, что он признает справедливость того, что Бог забрал их жизни. Что Бог всегда был и будет истинно справедливым судьей, единственным, кто вправе решать, когда жизнь должна окончиться.
Но он не мог сидеть шива’, потому что у него не было дома. Не мог покрыть зеркала, потому что они уже были покрыты щебнем и сажей. Эрик мог разорвать свою одежду, хотя она и так была порванной и грязной. Но он не сделал этого.
Если Ад существует, Эрик предпочел бы отправиться туда, чем поклоняться Богу, который убил его дочь, которой было всего восемь месяцев отроду.
***
Утро все меняет. Эрик проснулся в кровати с пологом, настолько широкой, что в ней, если постараться, могло бы уместиться шесть человек. На стене висела витиеватая резная панель из тика, инкрустированная перламутром — один из тех экзотических сувениров, которые дедушка Чарльза привозил из своих многочисленных путешествий. Из окон, которые тянулись от пола до четырехметрового потолка, открывался вид на сад, раскинувшийся на полсотни гектаров в каждую сторону.
Эрик не ценил материальные блага ради них самих, по крайней мере не больше, чем Чарльз. И все же он отдал должное этому дому за его тепло, его безопасность, но, пожалуй, в первую очередь за то, что он абсолютно отличался от всего, что он знал ранее.
Чарльз как всегда поднялся первым, чтобы совершить свои обряды, и, несмотря на весеннюю прохладу, скорее всего, был в саду. Он молился там практически всегда, кроме, может быть, тех дней, когда погода была настолько плохой, что выходить наружу было небезопасно. Эрик находил Чарльза там и в дождь, и в снег, и в удушающую жару. Природа заменила для него утраченный храм Божий.
Эрик подошел к окну. Как он и думал, Чарльз сидел на скамье, в начинающей покрываться зеленью беседке, слишком далеко, чтобы можно было разглядеть какие-то детали. Но Эрик знал, что Чарльз сжимает в руках четки, его глаза закрыты, а губы растянуты в улыбке.
Прошло три года с того момента как Чарльз покинул служение, три года с того момента, как церковь фактически отвернулась от него — и все же Чарльз до сих пор оставался чрезвычайно верующим. Эрик не был этому удивлен. Вера Чарльза всегда была такой глубокой и сильной, что он буквально светился ею. Как ни странно, это была одна из тех черт, которые Эрик больше всего любил в нем, но которую он никогда не сможет с ним разделить.
Только в том случае, думал Эрик, если бы существовал Бог, достойный веры Чарльза.
Эрик приготовил завтрак. Он научился готовить блюда, которые были привычны и любимы для американцев. С тех пор, как они стали жить вместе два года назад, Чарльз тоже соблюдал кошер в знак уважения к Эрику, со вздохом отказываясь от своего любимого утреннего бекона. По крайней мере, они оба любили телячьи колбаски, омлет и тосты с джемом. И к счастью, они не были мормонами, так что еще был кофе. К тому моменту, когда Чарльз вернулся, принося с собой запах свежескошенной травы, все было почти готово.
— Ты просто волшебник, — сказал Чарльз, подходя к Эрику. — Доброе утро.
— Доброе утро.
Они целовались так, будто это был первый месяц их знакомства, или даже первый день. Возможно, это из-за долгого воздержания Чарльза страсть между ними продолжала быть такой яркой. Чарльз наслаждался каждым поцелуем. Каждым касанием. Невозможно было не делать того же в ответ.
Они сели завтракать после того, как почти сожгли колбаски, целуясь достаточно долго. Хотя Эрик знал, что Чарльз скучает по своей сестре, он не мог ничего поделать со своей радостью от того, что она решила провести какое-то время в Париже. Было приятно иногда просто побыть вдвоем.
— У тебя сегодня эта встреча, да? — Чарльз намазал масло на кусок хлеба. — Не нервничай.
— Я не нервничаю.
Чарльз посмотрел на него своим я-лучше-знаю взглядом, который бы очень раздражал, если бы это не было правдой.
— Не очень сильно, — поправился Эрик. — Все должно пройти хорошо. А теперь отвлеки меня, чтобы я не беспокоился.
Последовавший за этим момент нерешительности заставил Эрика усмехнуться от уха до уха. Чарльзу понадобилось больше всего времени на то, чтобы приобрести хоть какое-то понимание эротического юмора. И наблюдать за тем, как он всего лишь обдумывает грязную шутку, было неожиданно приятно.
— У нас недостаточно времени, чтобы я смог отвлечь тебя должным образом, — сказал Чарльз, что с трудом можно было назвать шуткой, тем более грязной, но попытку можно было засчитать. Его бледная кожа восхитительно покраснела. — Ты должен идти на свою встречу, а у меня этим утром консультация, по поводу которой я… переживаю.
Покинув служение, Чарльз отказался жить в праздном богатстве, хотя у него было вполне достаточно средств для этого. Пять дней в неделю он работал волонтером — два в офисе социальной помощи иммигрантам и три в консультационном центре. Хотя у него не было соответствующей лицензии, там быстро поняли то, что Эрик всегда знал: у Чарльза есть невероятная способность достучаться до любого человека. К сожалению, именно из-за этого ему всегда отдавали наиболее тяжелые случаи. Иногда Чарльз приходил домой омраченный чужой болью.
