Литмир - Электронная Библиотека

– Настроение у вас действительно было весёлое, – заметил Магомед.

– Ничего не поделаешь, душа иногда просит веселья, не так уж много радостей в нашей жизни, – ответил Доного.

– Нельзя ради собственного удовольствия причинять неприятности близким. Дело могло плохо кончиться, если бы не удержали сына твоего.

– Не думал я, что Шамиль узрит меня на улице в таком виде. Хотел объясниться, как было. Виноват я. Магомед, сходи к нему, расскажи то, что я тебе рассказал, пусть простит, больше слова не нарушу.

– Надо повременить, рука заживёт, сам он успокоится, тогда и говорить будем.

– От людей стыдно, что скажут гимринцы, узнав, что сын отрёкся от меня. Сходи, пожалуйста, внутри все горит, иначе не выдержу – сам пойду.

– Отец, внутри у тебя от чахира горит, выпей кислого молока, и пройдёт, – вмешалась в разговор девочка.

Доного, строго посмотрев на дочь, сказал:

– Уходи отсюда, стыдно лезть девочке в разговор мужчин.

Патимат ушла.

– Сын мой, – вновь обратился к гостю хозяин, – исполни просьбу, пойми моё состояние.

– Хорошо, пойду, попытаюсь уговорить Шамиля. – Магомед поднялся.

– Я буду ждать тебя здесь, – сказал вслед Доного…

Через час-полтора друг Шамиля явился вновь.

Глянув на его скучное лицо, Доного понял, что ничего не вышло.

Усаживаясь рядом, Магомед сказал:

– Напрасно ходил. Шамиль отвернулся к стенке и за всё время, что я был там, не проронил ни слова. Дед просил не беспокоить его.

– Баху, наверное, там? – спросил Доного.

– Там, не отходит от сына.

В это время послышался призыв муэдзина[31] к полуденной молитве.

– Пойдём в мечеть? – сказал Доного.

– Пойдём, – ответил Магомед, поднимаясь.

Около месяца проболел Шамиль. Многие гимринцы и кунаки из соседних аулов побывали за это время в доме мельника. Одни приходили выразить сочувствие, другие посмотреть на человека, чуть было не покончившего с собой из-за того, что отец выпил чахира.

Только Доного не смел прийти в дом тестя, где находился Шамиль. Он был убит горем, переживал, перестал выходить из дома, а потом слёг.

В поле, на виноградниках работала одна Баху. С мужем не разговаривала, не ухаживала за ним даже тогда, когда он заболел.

Много толков было в Гимрах по поводу ссоры сына с отцом. Большинство, особенно женщины, были на стороне Шамиля, осуждая Доного. Только некоторые старики не одобряли упрямство юноши, считая, что в любом случае сын должен уступить отцу.

Обеспокоенные родственники со стороны отца подняли на ноги аульских аксакалов. Доного обрадовался, когда в его дом пришли мулла и сельский староста с белобородыми старейшинами, чтобы воздействовать на упрямого сына Доного. Пирбудага предупредили о предстоящем приходе старейшин, и Шамиль сразу догадался об их цели. Он понимал, что с уважаемыми представителями джамаата следует быть сдержаннее, чем с назойливыми родственниками. К тому же где-то в глубине души он жалел слабовольного отца и забеспокоился, когда сообщили о его болезни.

Разговор с Шамилем начал мулла:

– Молодой человек, ты во всех отношениях достоин признания, преуспеваешь в науках, соблюдаешь предписания Корана, но не считаешься с адатами[32], утверждёнными в нашем обществе с давних времён.

Зная, о чём идет речь, Шамиль молчал. Мулла продолжал:

– Каков бы ни был родитель, сын, независимо от своего возраста и положения, обязан беспрекословно выполнять его волю…

– А если эта воля граничит с преступлением? – перебив муллу, спросил Шамиль.

Имам Шамиль. Книга первая - i_007.jpg

Недовольно посмотрев на юношу, мулла ответил:

– За всякое преступление перед джамаатом и родом своим несёт ответственность тот, кто его совершил, независимо ни от чьей воли. Но речь не об этом. Я говорю о наших адатах. Недопустимо, чтобы младший повелевал старшим. Уважающие себя и родительский дом сыновья без позволения отца не имеют права сесть рядом с ним в присутствии посторонних, а ты предъявляешь отцу требования. По-видимому, отцовский кнут недостаточно погулял по твоей спине…

– Для этого не бывало повода, – спокойно заметил Шамиль.

– Как бы там ни было, сегодня мы пришли не просить тебя, а заявить, что мы, главы общества и родовых союзов, не одобряем твоего поведения. Ты обязан помириться с отцом. Если он будет вести себя неподобающим образом в нашем обществе или совершит проступок, ответственность за это он будет нести не перед тобой, а перед джамаатом согласно адату.

– Уважая ваш возраст и достоинства, я примирюсь с отцом, но при условии, что он больше никогда не возьмёт в рот хмельного. Не я это запрещаю, а Коран. В лице своего отца мне хочется видеть правоверного мусульманина. Пусть он даст слово при вас.

– Хорошо, позовите Доного, – приказал мулла.

Виновник всё это время беспокойно расхаживал у дверей сакли.

Когда вошёл отец, Шамиль почтительно встал. С минуту оба взволнованно глядели друг на друга, Доного первым виновато опустил глаза.

– Доного, садись сюда, – мулла указал место рядом с собой.

Шамиль продолжал стоять. Обратившись к Шамилю, мулла сказал:

– Всё, что было у нас на душе, мы излили, теперь подай отцу руку.

– И мне хочется излить ему то, что у меня на сердце, – сказал Шамиль. – Я повиновался тебе даже тогда, когда ты бывал неправ.

Доного кивнул головой.

– Ты давал слово и не сдержал, поклялся и нарушил клятву, простите меня за этот упрек. – Шамиль обвёл взглядом сидящих, затем вновь обратился к отцу: – Если ты любишь меня как сына, хочешь, чтобы я называл тебя отцом, выполни следующие условия: первое – не пей запрещённых Пророком напитков до конца своих дней; второе – не занимайся больше виноделием.

– Но ведь мы тогда разоримся! – всплеснув руками, воскликнул Доного.

– Это мои условия, – спокойно повторил Шамиль и добавил: – Пьянство наносит большой вред людям, доходы, полученные за счёт разорения и несчастья других, не принесут и тебе добра. Тот же доход ты можешь получить, если будешь продавать винные ягоды в свежем или засушенном виде.

– Сын мой, вино идёт дороже, я дам тебе слово, что буду продавать его только гяурам.

– Не надо этого делать и по отношению к ним, ибо потерявшие рассудок опаснее здравомыслящих.

Старый мельник стоял перед мужем дочери, держа в руках пожелтевший Коран. Мулла и старейшины сидели в ожидании.

Доного уступил сыну. Возложив руку на Священное писание, он сказал:

– Клянусь великим Творцом, Пророком и этим Кораном, что отныне уст моих не коснётся влага, запрещённая Аллахом. Остатки вина в нашем погребе будут вылиты на землю.

Среди сидящих послышались возгласы одобрения.

Примирение состоялось, разговор казался оконченным. Но Шамиль, также прикоснувшись к Корану, произнёс:

– Клянусь откровением Всевышнего, Всемогущего, Вездесущего, что, если мой отец Доного ещё раз нарушит данное слово, я совершу великий грех, сразив себя остриём этого кинжала. – Шамиль указал взглядом на кисть руки, которая покоилась на рукоятке оружия, висящего на поясе. Затем, обратившись к отцу, добавил: – В ответе перед свидетелями и грозным судом Справедливого будешь ты.

В тот же день Доного, возвратившись домой, вынес из погреба все глиняные кувшины и вылил вино на улицу.

– Вах! – восклицали удивлённые соседи, с сожалением поглядывая на винные лужицы и ручейки, смешанные с навозной жижицей, вытекавшей из хлева.

За день до возвращения Шамиля домой состоялся совет родственников. Старейший рода – Ганафи, который приходился дядюшкой Доного, сказал:

– Твой сын в таком возрасте, когда кровь в жилах бродит, как молодое вино. Избыток сил и чувств не всегда повинуется голосу рассудка в такую пору, Шамиля необходимо женить.

– Он у меня с характером, своевольный, откровенно говоря, боюсь говорить ему об этом, да и невесту не подыскали.

вернуться

31

Муэдзин – служитель мечети.

вернуться

32

Адат – традиционное (обычное) право.

7
{"b":"614383","o":1}