- Кто ты?

Звук чужого голоса окончательно выбивает меня из равновесия. С протяжным выдохом, как древний паровоз, я останавливаюсь. Прекрасный незнакомец стоит, положив руку на тяжелую медную ручку. В его потемневших глазах смешаны любопытство и недоверие. Как будто он отказывается верить собственным глазам.

Даже не сдавливай мое горло рука паники, я бы вряд ли нашла, что ему сказать. Я ждала нашей встречи, но только не при таких обстоятельствах. Не в образе девушки-призрака, застывшей между уходящими в темноту книжными полками. Вряд ли в такой ситуации достаточно просто сказать «привет» или представиться. Нужно объяснять, кто я и что здесь делаю. Но на это уйдет слишком много времени. Вряд ли он меня захочет слушать.

Наконец испуг придает импульс застывшим мышцам. Вцепившись в ремень сумки, я бросаюсь в облако спасительной тьмы. Мой рывок неожиданный, и мужчина, потеряв драгоценные мгновения, начинает погоню слишком поздно. Я успеваю спрятаться в небольшой нише в одной из стен. Я становлюсь тем, что должно было здесь находиться – статуей или каким-то иным украшением. Я полностью неподвижна. Холодные пальцы прижаты к губам, чтобы умерить звуки хриплого дыхания. Красавчик проходит совсем близко, круг света от фонаря едва не касается края платья. В моей голове снова возникает «чужая» мысль о том, что мне помогает сам замок, его наполненные неизвестной магией стены.

Вернувшись в башню, я, чтобы не думать о незнакомце, открываю первую из отобранных книг. О том, чтобы лечь спать, не может быть и речи. В крови бурлит адреналин и куча остальных гормонов. Думается, их, пока я бежала по темным коридорам и поднималась по лестнице, выработалось пару ведер.

Возбужденно покусывая губу и перелистывая страницы, я ищу те легенды, которые не только помогут найти зеркальную комнату, но и объяснят мне, что происходит вокруг. Я имею в виду не грандиозную перестройку замка, а то, что идет параллельно ей и затрагивает по неизвестной причине только меня. В общем-то, пока замок мне помогает, а башня стала настоящим домом, но любая сила природы, которой ты не знаешь, с легкостью может причинить вред. Этот урок я усвоила, живя с Джейком. Он отпечатался в мозгу даже раньше, чем сошли с кожи синяки в форме отпечатков пальцев моего любимого. Можно принимать щедрые дары, но нельзя терять бдительности.

***

Когда я погружаюсь в сон, на той стороне ждет мертвая подруга. Элис смотрит на меня и смеется. Рядом пылают под солнечными лучами воды круглого озера. Посмотрев в его гладь, я понимаю, что и во сне на мне старинное платье. С пышными оборками и высоким воротником. Разумеется, мой вид вызывает приступ веселья у Элис. Я тоже начинаю смеяться. Но мой смех звучит жалко, почти жалобно, как будто я умоляю ее проявить жалость. Или сострадание. Хотя уж мне-то известно, что ни того ни другого Элис никогда не признавала. Отсмеявшись, подруга подходит ближе. Теперь становится понятно, что она явно на меня обижена. Ее губы сложены в скорбную линию. Они сжаты так плотно, что не дыши Элис через нос, она бы задохнулась.

- Нашла кем меня заменить. Этой белой выскочкой. А у нее, знаешь ли, хорошие волосы, впрочем, блондинки никогда мне не нравились. И ноздри вполне успешной кокаинщицы.

Если сон – это порождение разума и преломление дневных событий, то как такое может быть. Я вообще не думала о ноздрях Энн. И тем более о том, что они подошли бы для втягивания дорожек. Впрочем, я слишком хорошо знаю, как втягивают дорожки и как выглядят подходящие ноздри. Мои плохо годились. Слишком слабая слизистая и как результат – частые носовые кровотечения. Кровь на платке и длинных рукавах офисных рубашек, на пальцах и на кожаном сиденье моего «вольво».

- Ты была последней, кто меня еще не предавал.

По щеке Элис катится слеза. Смахивая ее кончиками пальцев, я прикасаюсь к гладкой коже, блестящей на солнце. Под моими пальцами как будто кусок льда, и он не хочет таять.

Просыпаюсь я с головной болью и сухостью во рту. От первого принимаю таблетку аспирина, от второго – стакан воды. Однако вялость и тягостное чувство в сердце никуда не уходят. С этим бесполезно бороться.

В своей серой форме я вливаюсь в общий поток. Завтракаю. Кажется, то, что я ем, это пудинг и булочка с повидлом. Кофе едва теплый, но я выпиваю свою кружку за пару глотков. Меня больше, чем мерзкий вкус не растворившегося кофе и холодного молока, занимает последний сон.

Я как-то не замечала, что после Элис у меня не было подруг. Джейкоб поместил меня в защитный круг своей заботы. Он не подпускал ко мне ни коллег, ни случайных знакомых, ни даже подружек своих знакомых. Но Джейкоба было так много, что мне и самой было не найти места для кого-нибудь еще.

В тюрьме заводить близкие отношения также было не с кем. На нарах сидели в основном лицемерные суки. Хотя именно они меня и раньше окружали. Если подумать, то Таня ничем не выделялась бы на фоне прежних коллег по рекламному бизнесу. Люди, которых я встречала в залах для конференций и лобби отелей, не отличались от тех, что поднимали штангу в тюремном дворике. Разница была лишь в том, что последние хуже себя контролировали и легче являли миру истинные чувства, поэтому многие из них уже или кого-то убили, или покалечили. С ними нужно было держать дистанцию.

Так странно понимать, что Элис была для меня словно остров. Сначала я долго добиралась до него, а после того как твердь поглотили морские волны, для меня не нашлось другого клочка суши. Это мое проклятье – тащиться по жизни одной. Тем более странно, что ни замкнутой, ни злобной я никогда не была. Циничной. Но не более, чем того требуют правила выживания. Я умею хорошо лгать и менять лица, но подруг у меня нет.

***

Ни в одной из книг нет упоминания о зеркальном лабиринте. Вполне может быть, что это просто красивая выдумка. Смешение правды и вымысла. С другой стороны, наследный замок семейства Калленов – это явно не объект поклонения туристов. И никому, его прежним владельцам в том числе, он неинтересен в той мере, чтобы тратить время на сочинение подобных бредней. А раз нет причины лгать, значит, эта комната, выложенная зеркалами, существует в реальности. Скорее всего. Вероятно. Но все же не точно. Либо же мне не удастся ее найти.

Проводя дни за монотонным трудом, нанося раствор на стены и краску на цемент, ночами я с головой зарываюсь в книги. Мои набеги на библиотеку становятся более продуманными, а поведение – осторожным. Для большей достоверности я посыпаю волосы украденной в магазине мукой. Теперь, когда в замке появилась кухня и я могу получать там хоть и невкусный, но зато горячий завтрак и обед, частью собственных продовольственных запасов можно пожертвовать ради маскировки.

Маленький фонарик, также ворованный, я прячу в широком рукаве платья, отделанном богатым кружевом. Эта одежда в равной степени похожа и на платье, и на погребальный саван. На случай встречи с рабочими у меня приготовлено несколько жутких воплей, а еще леденящий душу смех. Я долго отрабатывала их в своей башне. Надо сказать, жалобные стоны, десятки раз отразившиеся от голых стен, способны свести с ума. Поэтому тренировки пришлось оставить. Пока я лишь притворяюсь безумной, но не хочу ею быть.

В один из дней я буквально налетаю на красивого незнакомца в коридоре. В руках у меня грязная тряпка, которой я вытираю пятна, и открытое ведро с красной краской. Слишком похоже на кровь: при взгляде на маслянистую поверхность к горлу подкатывает тошнота. От резкого толчка краска выплескивается на одежду мужчины. Я даже «твою мать» сказать не успеваю. Красные брызги покрывают светлые джинсы, ботинки. Их узор, как нанесенные кровью письмена дикарей, поднимается до самого выреза футболки. Несколько капель долетает до лица.