- Мне интересно тебя слушать. И пока что ты не сказал ничего такого, чтобы розовый туман в моей голове рассеялся. Ты по-прежнему идеален.

Он комично вздыхает и, словно в приступе горькой задумчивости, подпирает щеку.

- Что же мне сказать такого, чтобы ты могла увидеть истинную мою сущность? В такие моменты я жалею, что никого не убил. Или бандиты еще больше привлекают девушек?

- Музыкант-бандит, м-м-м звучит офигенно заманчиво. Запретный плод сладок.

- Но, как часто замечал мой отец, сладкое вредит здоровью.

- Я точно не из тех, кто бережет свое здоровье. Иначе сидела бы на строгой безуглеводной диете.

- Такая бывает?

- Моя подруга сидела на ней. Никаких пирожных, хлеба и даже фруктов. Только мясо, белки и рыбий жир.

- Жуткое меню, кого угодно убьет.

- К сожалению, она умерла не от диет.

Сама удивляюсь тому, как легко я говорю ему про Элис. И про ее смерть. Горечь, которая обычно поднимается в моей душе, стоит вспомнить прошлое, в этот раз не кажется черной и липкой как битум. Это, скорее, светлая грусть. Словно бы я не тащу прошлое, подобно узнику, несущему свои кандалы, а отпустила его и примирилась с собой. Такая перемена немного пугает. Я привыкла к тому, что иду по болоту, а под ногами хлюпает грязь. Твердая почва кажется непривычной, я не могу понять, как двигаться по ней, я забыла.

1 Ашрам – обитель мудрецов и отшельников в древней Индии, которая обычно располагалась в отдалённой местности. В контексте современного индуизма термин часто используется для обозначения духовной или религиозной общины, куда человек приходит для медитации, молитвы, совершения ритуала и духовного обновления.

Ночью я лежу с открытыми глазами и смотрю на мерцающий огонек свечи. Свет такой слабый, что его невозможно заметить, даже если вглядывался в окно башни. Да и у кого возникнет потребность гулять ночью. Всякие прогулки при лунном свете хороши только на экране ящика, в жизни гораздо более вероятный финал – это не страстная сцена объятий, а перелом ноги и порванная одежда. В густых зарослях, окружающих замок, даже днем непросто передвигаться. Отправляться туда ночью отважится разве что законченный идиот. Или человек, решивший покончить жизнь самоубийством.

Интересно, Элис, будь у нее такая возможность, рискнула бы. Она не верила в рай и ад, для нее было лишь вечное возвращение к источнику энергии, к истоку, из которого мы произошли. Свое тело она рассматривала как телефон с садящейся батарейкой. Когда заряд выйдет совсем, нужно только поставить на зарядку. Поэтому Элис не запрещала ни себе, ни другим разговоров о самоубийстве. Хотя, конечно, кто, кроме нее самой, мог бы говорить в больничной палате о взрезанных венах – вдоль, а не поперек, правило, которое теперь знает каждый, и о кубке с ядом, выпитом каком-то греческим философом.

Но пошла бы Элис одна ночью в глухой лес, где полно ям, вырванных с корнем деревьев и хрен знает каких диких зверей? Тот единственный раз, когда мы вместе пришли в замок Теней, она дрожала. Ее хрупкое тело излучало вполне ощутимые волны паники. Я помню иррациональный страх в глазах и длинные паузы между словами. Помню, как мне хотелось поделиться своей уверенностью. Всю оставшуюся жизнь я пыталась быть сильной за двоих.

В ту ночь, более десяти лет назад, я впервые переступила порог замка Теней – так его прозвали обыватели. Хотя, по моему разумению, тени он давал немногим больше, чем должны давать прочие сооружения подобного размера. Разумеется, замок был мрачен, в его пустых коридорах гуляли сквозняки, а под ногами шуршали прелые листья, истлевшие клочья гобеленов и разный хлам – понять, чем это было раньше, не получалось. Вероятно, осколки богатства прежних владельцев замка. Ни золота, ни бриллиантов мы не нашли. Только холод и тишину. Они засели в каждом уголке, таращились из каждой комнаты, прятались за уцелевшей мебелью. Элис тяжело дышала. Ее ноги в фирменных «адидас» неуверенно ступали по камню. От каждого шага моя подруга вздрагивала, а если нечаянно задевала рукой мраморную вазу или натыкалась на неожиданное препятствие, начинала кричать.

Я делала вид, что не боюсь и мне все по фигу, и меня не пугают ни тьма, ни таинственные шорохи. Я залезла в огромный камин в главном зале. Такой большой, что я могла стоять внутри в полный рост. Как циркач, я развела руки в стороны и поклонилась дрожащей Элис. Она назвала меня глупой и неразумной. Что, в общем-то, значило одно и то же, но я не стала затевать спора. После моего подвига адреналин бурлил в крови, заставляя ощущать себя повелительницей мира и испытывать снисходительность к прочим смертным.

Элис не была бы Элис, не стремись она во всем быть первой, к тому же питая слабость к разного рода эффектам и постановкам. Желая затмить мой триумф, она настояла на том, чтобы забраться на крышу. Это был риск. Лестницы в замке в основном были вытесаны из огромных каменных монолитов, но те, которыми пользовались реже и располагавшиеся далеко от парадных залов, сделали из дерева. После десятков лет забвения перила отвалились, а ступени сгнили и едва выдерживали наш с Элис вес. И все же упрямства подруге было не занимать.

Обливаясь потом и чуть не плача от напряжения и страха, мы выбрались на вершину центральной башни. Элис погасила фонарик, и на нас обрушилось черное небо. Никогда еще звезды не казались мне такими близкими и яркими. Их холодный блеск проникал прямо в душу, замораживая кровь. Звезды говорили, но я была не в силах понять их языка. Те, кто мог получить их послания, давно умерли, а живущим после оставалось лишь слушать тихий неразборчивый шепот. Ветер быстро высушил влажную кожу и пробрался под тонкую куртку. Обхватив себя руками, я дрожала и пыталась понять, что делаю глухой ночью в этом проклятом людьми и высшими силами месте. Меня одолело странное чувство вселенского одиночества, гораздо больше того, что может вынести любой человек. Я была не просто песчинкой (даже в пустыне есть еще миллиарды таких же), я ощущала себя изгоем. Как будто меня внезапно прогнали с праздника, выставили из теплой комнаты на улицу. Я была какая-то потерянная и еще более несчастная, оттого что понимала – искать меня никто не собирается. У человека есть только он сам. Если я умру, то навсегда и окончательно. Это будет так, как будто меня не было. Мысль, как тупое лезвие, засела в мозгу, и любая попытка от нее избавиться вызывала волны боли.

Я подошла к обнесенному парапетом краю. Старые камни изрядно раскрошилась – когда я забралась на ограждение, то ощущала глубокие трещины под своими подошвами. На миг меня обдало ужасом. Что ты делаешь, закричал мой рассудок и тут же умолк. Я по-прежнему почти ничего не слышала и не видела – света от луны было слишком мало для того, чтобы побороть эту первобытную тьму. Я даже забыла об Элис. Я была на крыше одна. Моя душа отчаянно рвалась на свободу.

Я оторвала одну ногу и перенесла вперед. Странное чувство, когда у тебя осталась одна общая точка с жизнью, только фут поверхности, что твердой уверенностью упирался в подошву. Один шаг – и ты будешь мертва. В тот раз на краю меня удержала красота. Я не понимала ни жизни, ни ее сложности, ни того, что глупо вот так от всего отказываться. Я смотрела на черный бархат небес перед собой, и в сердце подобно цветку распускалось незнакомое нежное и тревожное чувство. Чувство любви к этому небу и разрушенному замку, к деревьям, чьи верхушки я едва могла различить в плотном сумраке.

Я не знаю, что в этот момент ощутила Элис, но спустя несколько мгновений услышала ее звонкий, полный торжества голос.