Принятием этих декретов завершился начальный и самый трудный период мучительных поисков форм организации вооруженных сил Советского государства.

Красная Армия была в стадии становления, когда на долю Советской республики выпало тяжелейшее испытание. 27 января делегации держав Четверного союза в Брест-Литовске предъявили условия, на которых они соглашались заключить мирный договор с Советской республикой. Они потребовали аннексии Польши, Литвы и значительной части Белоруссии, Латвии и Эстонии. По существу Советскому правительству был предъявлен ультиматум: или удовлетворение территориальных притязаний – тогда мир, пли отклонение этих требований – тогда война.

Предъявляя ультиматум, германское правительство и его военное командование были хорошо осведомлены о военно-экономическом и внешнеполитическом положении Советской республики. Они считали, что если ультиматум будет отвергнут и можно будет продолжать войну, так как Советская республика, утратившая обороноспособность, окажется в критическом положении и вряд ли сумеет воевать, тогда Германия и ее союзники получат богатейшую военную добычу.

Военное положение Советской республики к концу января 1918 г. было действительно трудным. Перед лицом такого грозного врага, как державы Четверного союза, она была беззащитна. Красная Армия только создавалась, а старая русская армия доживала последние дни. Боевой состав фронтов продолжал катастрофически падать. Для примера возьмем Северный фронт, прикрывавший столицу Советской республики Петроград. Если к 1 ноября 1917 г. в строевых частях этого фронта имелось 356 995 человек, то к 12 января 1918 г. стало лишь 154 573 человека[137]. Не лучше обстояло дело и на других фронтах[138]. Дезертирство изо дня в день увеличивалось. По неполным подсчетам штаба Северного фронта, в начале января 1918 г. в неделю из каждого корпуса дезертировало до 500 солдат[139]. По мере того, как переговоры в Брест-Литовске затягивались, дезертирство росло и приняло колоссальные размеры. Штаб Западного фронта в конце декабря 1917 г. – начале января 1918 г. в ряде телеграмм в Ставку доносил: «…боевого фронта фактически не существует, солдаты массами уходят самовольно в тыл, и в случае наступления немцев нет никакой надежды задержать германские войска ни на рубеже бывших позиций первой полосы, ни на каких бы то ни было позициях в тылу»[140]. В середине января 1918 г. из штаба Западного фронта в Ставку стали поступать сведения о полном развале обороны. В донесении от 15 января сообщалось, что в 15-м армейском корпусе 3-й армии в результате массового дезертирства оголились позиции: «…15-верстный участок от Петруши до Лесные-Муляры занят тремя ротами до 35–40 штыков в каждой; участок от Лесные-Муляры до Авласы никем не занят; окопы на перешейке озер Мядель и Нарочь никем не заняты, хотя официально там считается восемь рот, но они находятся в тылу»[141]. В 3-м армейском корпусе 10-й армии пехота и артиллерия 5-й и 27-й пехотных дивизий оставили позиции и ушли в тыл. Дезертировавшие солдаты часть вооружения бросили на дорогах. Готовились уйти в тыл солдаты 73-й пехотной дивизии[142]. 516-й полк 2-й армии ушел на станцию Люсино и потребовал отправки в Екатеринбург[143]. В донесении от 17 января из штаба этого же фронта поступило сообщение о том, что в 35-м армейском корпусе 3-й армии три роты были посланы на вокзал для несения службы, но все солдаты дезертировали и разъехались по домам[144].

Из 5-й армии Северного фронта 15 января телеграфировали в Ставку, что «армия абсолютно небоеспособна»[145]. Из 12-й армии того же фронта 16 января сообщили, что о прочности какого-либо участка фронта говорить нельзя, «все решительно части совершенно небоеспособны»[146]. Из 1-й армии Северного фронта 17 января сообщили, что состояние армии не позволяет рассчитывать на удержание важнейших участков позиции[147]. О том, что боеспособность армии катастрофически падает, сообщали и другие фронты.

Ослабляло обороноспособность фронта не только массовое дезертирство, но и полное разрушение оборонительных позиций. Из штаба Западного фронта 17 января донесли, что в 3-й армии «…первой укрепленной полосы не существует: окопы занесены снегом, фортификационные сооружения разбираются солдатами и местными жителями на топливо, колья проволочных заграждений вытаскиваются на топливо, позиционные дороги занесены и запущены, имеются лишь протоптанные тропинки от жилых землянок к кухням и к немецким лавкам». Относительно позиции 2-й армии сообщалось: «обороноспособность первой полосы равна нулю, так как окопы разрушены и занесены снегом… Люди живут в полуразрушенных землянках и не желают их чинить, мечтая о скором возвращении домой»[148]. О состоянии обороны Северного фронта дает яркое представление телеграмма в Ставку из штаба 12-й армии от 16 января 1918 г.: «…Работы по укреплению позиций, притом крайне слабые, велись лишь по октябрь. В ноябре они совершенно прекратились и теперь не только не улучшаются, но даже и не поддерживаются. В 136-й дивизии наблюдалось даже обратное явление, именно – порча окопов, обшивки и т. д. Поддерживают лишь жилые блиндажи и то лишь в мере крайней к тому необходимости… От снега позиции совершенно не очищаются и им совершенно занесены как окопы и ходы сообщения, так и все проволочные заграждения и наблюдательные пункты. Таким образом, имевшаяся позиция в настоящее время не имеет никакого боевого значения, можно определенно сказать, ее не существует… Говорить что-либо о прочности обеспечения какого-либо участка совершенно не приходится, все решительно части совершенно небоеспособны, драться не хотят и к маневрированию небоеспособны, никакие резервы, никакие группировки пользы принести здесь не могут. Все это будет грозно выглядеть лишь на карте, на самом же деле по причинам материального и морального состояния частей будет совершенно бесполезно… Таким образом, надеяться на удержание в случае наступления противника какого-либо участка занимаемого расположения совершенно нельзя. Можно определенно сказать, что при первом же выстреле все побежит назад, оставив трофеями противнику всю материальную часть. Самое большое, на что можно надеяться, это на доблесть отдельных бойцов и кучек, которые никакого, конечно, влияния на ход боя иметь не будут»[149].

О катастрофическом состоянии русского фронта германское командование было хорошо осведомлено. Оно решило не упустить возможности реализовать свой план вторжения в пределы нашей страны. Уже 5 января в ходе мирных переговоров верховное командование германской армии приказало главнокомандующему Восточным фронтом готовить наступление против России. Для этой цели была разработана наступательная операция, получившая условное название «Фаустшлаг» («Удар кулаком»). Основные силы противника, согласно этому плану, сосредоточивались на трех направлениях: петроградском, центральном (в Белоруссии) и южном (на Украине)[150]. Еще до срыва брестских переговоров в Ставку поступали сведения о деятельной подготовке германских войск к наступлению. 15 января в Ставку и Наркомвоен поступила телеграмма из штаба Западного фронта, в которой говорилось, что «данными случайного войскового наблюдения, так как организованная разведка отсутствует, в последнее время устанавливается, что противник производит интенсивные работы по расчистке окопов, местами обнаружено усиление частей в передовой линии, усиленные занятия в тылу… Все это указывает на то, что противник принимает меры для обеспечения возможности быстрого наступления в случае разрыва мирных переговоров»[151]. 26 января, накануне вручения ультиматума делегациями держав Четверного союза, около 13 час. в штаб Западного фронта поступило донесение от главы группы военных консультантов советской мирной делегации бывшего генерала А. А. Самойло, в котором он предупреждал о вероятности германского наступления в случае разрыва мирных переговоров. Это донесение в тот же день было отправлено с фельдъегерем в Ставку[152]. В этих условиях советская делегация в Брест-Литовске должна была проявить максимум выдержки, терпения и бдительности. Однако, имея точные директивы Советского правительства: держаться до ультиматума немцев, а после предъявления ультиматума принять его[153], Троцкий не выполнил этих директив. 28 января от имени Советского правительства он заявил, что мирный договор на германских условиях не подпишет, что Советское правительство считает войну прекращенной и армию демобилизует. В этот же день советская мирная делегация, за исключением группы военных консультантов во главе с А. А. Самойло, выехала в Петроград. Мирные переговоры были сорваны. Такое поведение Троцкого развязало руки германским империалистам. Но газеты очень скупо сообщили о случившемся. «Правда» в передовой статье подвела итоги переговоров и в заключение заявила, что германские империалисты, возможно, сделают попытку разгромить остатки русской армии, но в то же время высказывалась мысль, что такая возможность маловероятна[154].