- Я не хотел быть невежливым,- продолжал царь Пустыни, - и всё искал способ убедить тебя отдать нужную мне вещь. Долг есть долг, но перед мальчиком,- Роксахор кивнул в сторону Фран, - у меня нет обязательств.

Смуглые руки, державшие Фран, обшарили её тело.

- Это девка,- уверенно заявил варвар.

- Да ну? - Роксахор скользнул по ней взглядом,- а я слышал, как кто-то хотел умереть отшельником. Ты удивляешь меня, учитель.

- Придёт время, девочка удивит тебя сильнее.

- Пусть сначала до вечера доживёт. А это, кстати, зависит от меры твоего сострадания.

- Что ты собираешься делать?

- Что может сделать десяток мужчин с малолетней оборванкой, чтобы разжалобить упрямого старика? Надо подумать. Помнится, у тебя доброе сердце. Значит, управимся до заката.

- Зачем тебе эта вещь? - голос старика звучал тихо, но ровно.

- Посрамить ваших тухлых богов. Тёмный Одо говорит, её хозяин никому не по зубам - и бессмертным. Он обещал, что я дойду до Меды.

- Раньше я бы тебя благословил.

- Раньше для меня это много значило.

Несколько минут все молчали. Потом старик повернулся посмотреть на девочку. У той душа разрывалась от страха и унижения. Причём страха не за себя: её самые дурные опасения на свой счёт гарантировали ей неприкосновенность. В её сумрачном взоре наставник прочёл недвусмысленное: "Поступайте как нужно, учитель, не думайте обо мне".

Ясный взгляд ей ответил спокойно и просто: "Я всегда поступаю как нужно".

А потом она услышала его голос, такой же твёрдый, но ещё более тихий:

- Хорошо. Ты получишь то, что просишь.

Улыбка осветила лицо Роксахора.

- Спасибо. Знаешь, я вовремя ушёл от тебя. Ты лучший из наставников, но это - это лишнее. Ты пожалел девчонку, а мне было жаль нанести тебе обиду. Это глупо, но я рад, что обошлось угрозами.

Не говоря больше ни слова, старик достал из складок одежды изящную старинную вещицу, привязанную к кожаному шнурку, и протянул вперёд. Солнце лизнуло округлые бока стеклянного сосуда перед тем, как он скрылся в смуглой горсти подоспевшего варвара.

А потом очень быстро двор опустел.

И Фран стояла на коленях перед креслом старого еретика, слушала, как растворяется в шуме ветра затихающий вдали стук копыт и изумлённо понимала, что остаётся совсем одна в брошенном монастыре под белёсым полуденным небом, потому что учитель - прямо сейчас,- её покидает. Старик погладил её по волосам и Фран заплакала, вцепившись в подлокотник кресла и уронив на руки светлую голову. Как мало оправдались её надежды на Край Пустыни! Но, друг или враг, ей стал очень дорог этот человек, рядом с ним она вроде бы начала понимать о жизни что-то по-настоящему важное, о чём теперь никогда не узнает.

- Не надо, Фран, - она услышала в его голосе улыбку и подняла измученное покрасневшее лицо.

- Помнишь, ты обещала выполнить мою просьбу?

- Да. Я могу. Теперь я могу зажечь...

- Это хорошо. Значит, сможешь достойно похоронить. Трудно было?

Фран кивнула. Ей хотелось о многом рассказать и посоветоваться, но она уже видела, что не успеет. Как неразумно она растратила те медленные бессчётные минуты, что были в её распоряжении раньше!

- Ты всё ещё согласна что-то сделать для меня?

- Всё, учитель. Только скажите.

Сухая старческая рука извлекла из складок одежды маленький стеклянный сосуд на кожаном шнурке. Сквозь дымчатые стенки дрожал в сердцевине флакона живой влажный блеск. Фран уставилась на него, растерянная и поражённая.

- Твой бессмертный приятель одобрил бы этот фокус.

- А что увёз Роксахор?

- Пустяк, безделушку.

- Он выглядел так же.

- Я всё-таки маг. Но Тёмного Одо мы не обманем. Они вернутся. Поэтому тебе придётся уйти.

- Но что мне делать с этим?

- Ты должна отдать это Сету.

- Кто такой Сет? Как я его найду?

- Он сам... тебя... найдёт.

Фран надела шнурок на шею и древняя реликвия привычно скользнула ей за пазуху.

А потом девушка долго сидела, прильнув к ногам учителя, прислушиваясь к тому, как прекрасный чистый дух покидает уставшее тело. И лишь когда рука, лежавшая на её голове, стала тяжёлой, холодной и неживой, Фран высвободила белую прядь, случайно зажатую сведёнными мёртвыми пальцами, и поднялась с земли.

Когда вернулись варвары со своим разгневанным вождём, постройки легендарной обители ереси уже догорали. Огонь всё ещё стоял стеной, но сквозь прорехи в пламенных пеленах было заметно, что осталось ему совсем недолго, поскольку всё возможное выжжено практически дотла. Казалось странным, что неказистые здания из глиняных кирпичей способны так дружно заняться, так неистово полыхать. Озадаченные, кочевники всё-таки быстро поняли самое главное и уважительно склонили голову перед погребальным костром старого мага-огнепоклонника.

Всадникам не удалось найти в округе каких-либо следов его странной ученицы. Пепел пожарища не сохранил ни костей, ни реликвий. Но главный колдун Пустыни Сагерах, прозванный Тёмным Одо, заявил Роксахору, что девкины кости гуляют одетые, а девица-то не простая, и надо бы приглядеться получше при новой встрече - может, при ней и ценность какая найдётся. Маленькое наследство от Отца Великой Ереси.

Глава пятнадцатая

Мара

Энтреа, в общем-то, понимал, сколько времени теряет в дороге впустую. Цель его путешествия была как никогда прежде ясна и желанна, а он медлил, подобно неопытному влюблённому, робеющему судьбоносной встречи. Строго говоря, он и был влюблённым, если не вкладывать в это слово обычного пошлого смысла. И,- да, он хотел произвести впечатление, представ во всеоружии своих исключительных возможностей, и потому затаился, самозабвенно исследуя полученные преимущества.

Дар Чёрного Озера менял свойства его разума, метаморфоза ещё продолжалась, и всем своим притихшим существом Энтреа чувствовал, как в движении клубящихся энергий проступают черты новой личности, которая будет более чем просто человеком. Его дух был расплавленным металлом, заполняющим новую странную форму. В податливом, текучем круговороте пронзительно-ярких картин и ощущений, затмивших явления внешнего мира, проросло заветное магическое зерно и вызрело в драгоценный кристалл, сверкающий изумруд, осветивший своими лучами все таинственные потёмки его души и всё, что скрывалось до срока в спасительном мраке.

Да, видения, которым сутками напролёт предавался Энтреа за закрытыми дверями гостиничных номеров, могли бы бросить в дрожь любого, но его таинственный друг не был любым, он был особенным. Однажды, встретившись взглядом с принесённым волнами ночного тумана призрачным образом рыжего принца, Энтреа довелось увидеть, как прекраснейшей розой распускается у того на лице радость узнавания. Несколько коротких мгновений они видели друг друга. Никогда прежде Энтреа не был готов на всё ради другого человека. Никогда прежде он не догадывался о возможности такого понимания между собой и другой живой душой. В этот момент он навек потерял своё одиночество - словно себя потерял. Словно умер, и был совершенно счастлив.

И Энтреа снова засобирался в дорогу.

Весьма кстати его разыскал посыльный от госпожи Ифриды с порядочной суммой денег и свёртком, в котором обнаружилось несколько бумаг и кое-что из платья.

Бумаги, вопреки ожиданию, оказались вовсе не письмом, а списком с какого-то маловразумительного визионерского текста, повествующего об общении с демонами. Озадаченно пробегая глазами тёмные мутные фразы, Энтреа прикидывал, чего ради матушке понадобилось знакомить его с сим документом, и вдруг застыл, поражённый догадкой, о ком ведёт речь неизвестная рассказчица, кто именно сопровождал её в замок вампиров и коротал ночь в объятьях демоницы перед тем, как предстать перед зеркалом Князя Тьмы.