-- Мы настоящие, - улыбнулся я, сжав руку Павлика.

*******

В эту ночь мне не спалось. Осознание того, что у меня теперь есть друг, такой же мальчишка, как я, не давало мне покоя. Я и сам не верил этому. Мне казалось, что найти друга, настоящего друга, невозможно. А Павлик. Он мне казался настоящим... Самым настоящим. А почему? Я и сам не знал... А может, он первый, кто отнесся и воспринял меня серьезно? Может... А я? Может, он увидел во мне то же самое? Как это получается, что люди становятся друзьями? Что людей тянет друг к дружке? Может, нас объединяют какие-то общие интересы? А может, нас объединяет то, что мы не врем друг другу? А пытаемся быть такими, какие мы есть, а там - будь что будет?

Я встал с постели, подошел к широкому подоконнику, и сел на него, поджав колени. За покрытыми причудливыми морозными узорами окнами мела метель. Миллионы, миллиарды снежинок неслись во тьме, и только свет от одинокого уличного фонаря прерывал их полет во тьме, как - будто пытаясь отпугнуть их от себя. Беззаботные снежинки, казалось, несутся в какую-то неведомую им даль, не ведая, что всем им суждено завершить свой путь в этом городе, на земле, на деревьях, на фонарных столбах, на крышах домов. Куда же они держат свой путь? Может, снежинки - они чем-то похожи на людей? Может, каждой снежинке заключено маленькое сердце, маленькая душа, ведущая своего хозяина по пусти судьбы, вытканном холодными зимними ветрами? А может, часть из них все-таки долетает до своей цели? В какой то другой, только им изведанный мир? Где нет ни горя, ни бед? А может, снежинки похожи на нас? Может, в душе каждой снежинки живет душа такого же мальчишки или девчонки? Ведомые ветрами снежинки летят в никуда, в надежде найти друг друга. Но остаются у нас под ногами, и тают в наших руках, превращаясь в слезы несбывшихся наших надежд. Я снова вспомнил о том мальчишке, сорвавшемся с карниза. И мне почему-то стало больно и как - будто даже совестно. Хотя я и сам не знал, почему.

Я прижался к стеклу лбом. Из окна был виден только небольшой участок улицы, большую часть которой закрывала от меня боковая больничная пристройка, заброшенная несколько лет назад. Фасад здания обветшал, кирпичная кладка местами пообвалилась. И только окна, черные, неживые, таращились в морозную пустоту, давая о себе знать лишь отблесками уличных фонарей, отражающихся в стеклах. Мальчишки постарше из нашего отделения пугали меня, что в этой пристройке водятся не то приведения, не то призраки. Но я никогда не был суеверным. Я уже собирался спрыгнуть с подоконника и лечь спать, как вдруг... А может, мне это только показалось, но в одном из окон пристройки показалась чья-то фигура, как - будто чья-то тень... Я присмотрелся. Но сквозь заиндевевшие окна было практически ничего не видно. Только светлое пятно... Я протер слипающиеся от сна глаза. Когда я снова взглянул в окно, там уже никого не было. А может, мне это все показалось?

Вдруг в коридоре послышались чьи-то шаги. Я спрыгнул с подоконника, открыл дверь, вышел в коридор и тут же, нос к носу, столкнулся с медсестрой Татьяной Ивановной.

-- Ты почему не спишь? - удивленно спросила она.

-- Простите, мне просто показалось, что... - начал я, понимая всю абсурдность вопроса, - в той пристройке, заброшенной... Там кто - то есть... Я видел в окне...

Татьяна Ивановна подняла на меня глаза. Странный у нее взгляд. И как - будто знакомый. Может, именно такой взгляд у моей мамы, когда она чем-то недовольна.

-- Соседнее отделение закрыто... Там никого не может быть. Ну разве что сторож... Скорее всего тебе просто показалось.

Я почувствовал, что начинаю краснеть от смущения. Еще бы - выбежал среди ночи, перепугал медсестру. А ради чего? Чтобы сообщить, что мне что-то там показалось?

-- Ладно... Иди в постель, - ответила Татьяна Ивановна и мельком взглянув на меня, пошла прочь.

*******

Утром я проснулся совершенно разбитым. Сказалась бессонная ночь. На завтрак я почти ничего не съел, на занятиях по физиотерапии ничего не соображал и врач сказала мне отправляться в палату и поспать. Так как до следующих процедур было время я пошел в палату. Улегся на кровать, но сон как рукой сняло. Вот так всегда - когда есть возможность поспать, сон ни в одном глазу. Я полежал с полчаса и он нечего делать вышел в холл. В холле несколько ребят во главе все с тем же мальчиком лет четырнадцати (Сергеем, кажется, его звали, подумал я) сидели в уголке и о чем то подозрительно шептались. Сергей о чем-то увлеченно рассказывал, а остальные, затаив дыхание, его слушали.

-- А, "Лешка-Картошка" вышел, - завидев меня, сострил Андрей, рыжеволосый паренек лет двенадцати.

-- Да ладно тебе, Дрон, чего к нему пристал. Садись, Лешка с нами, - примирительно ответил Сергей, улыбаясь.

Я присел на краешек обитой дермантином скамейки.

-- Слушай, я тут спросить тебя хотел... - начал Сергей, - ты же в одиннадцатой палате лежишь? Она рядом с двенадцатой, возле ординаторской, сразу за углом?

-- Ну да,- ответил я, не понимая, к чему он ведет.

-- Слушай, а из твоего окна заброшенное отделение хорошо видно?

-- То, что в пристройке? Ну да...

Остальные ребята притихли и слушали нас, как - будто ждали, что мы поведаем им что-то особенно интересное.

-- А ты, случайно, Пашку Колчина не помнишь? Он лежал в одиннадцатой палате, а две недели назад его выписали...

-- Нет, мы не общались. А что?

-- Пашка мне рассказывал, что в этой пристройке приведения живут, самые настоящие. Я сначала просто посмеялся над ним, а он все то же твердит, говорит, по ночам в окнах той пристройки видна какая-то тень. Он сам видел.

-- Выдумывает наверное, - ответил я, чувствуя, что все внутри похолодело.

-- Да нет, он клялся и божился, что честно. И говорит мне, что это приведение того мальчишки, что тут погиб 4 года назад. Ты же знаешь, что ЭТО в том отделении произошло?

-- Что произошло? Он в том отделении лежал?

-- Ну да. Я только что другим ребятам это рассказывал... Говорят, после того, что случилось, туда проверка нагрянула, нашла там кучу нарушений каких-то. Впрочем, не удивительно, здание старое. Наверное, и батареи подтекают, и стены все в трещинах, и окна старые. В общем, на ремонт денег не нашли и отделение закрыли. Ограничились только тем, что на окна решетки поставили... Как в тюрьме...

Я почувствовал, что все тело как - будто бьет ознобом.

-- А ты откуда про это знаешь? - спросил я.

-- От Пашки Колчина. А ему про это рассказывал какой-то другой парень постарше, до него тут лежал.

Все ребята молчали, только посматривали на меня и на Сергея недоверчиво.

-- Почему же оно тут появилось?

-- А ты не знаешь? Я в книжке читал одной, что если человек умирает не своей смертью, то он возвращается на то место, где погиб и там живет. Он может жить там годами, даже столетиями никому не мешать. А может и убить, если ночью к тебе проникнет в палату.

-- Как... это... убить? - в ужасе от услышанного выдавил я.

-- Ну как... ночью к тебе прокрадется в палату и разбудит. А ты от страха и умрешь...

-- А зачем ему это? Зачем убивать?

-- А кто его знает? Такова их природа...

-- А, может, и нет никакого приведения? - цепляясь за все еще теплящуюся где-то внутри себя надежду, как за соломинку, ответил я.

-- Я Пашке верю, не знаю, как ты...

Весь день опять прошел как на каком-то автопилоте. Мысли о каком-то приведении казались бредовыми, сказками для маленьких. Но осознание того, что буквально в нескольких метрах от моего окна, когда-то произошла трагедия, унесшая жизнь того мальчишки, снова беспокоила меня. Нужно поделиться с Павликом, когда он придет вечером. А может... Может, сходить к нему самому, сейчас , Если попросить врача. Ведь я же хожу на соседние этажи на профилактические процедуры. Почему бы не попытаться найти вход в то самое отделение "энкринологии". А если врач не разрешит? Все равно. Если что, скажу, что я заблудился...