Однако, моим планам не суждено было сбыться. После обеда меня позвали к заведующему врачу на осмотр. Врач долго меня осматривала, слушал легкие, сердце с помощью стетоскопа и, наконец, отложив их в сторону, заявила:

-- Ну-с, молодой человек, думаю, через пару дней можно будет вас выписывать. Конечно, в школу еще рано ходить, придется недельку посидеть дома. Вот так то. Ну а пока, марш в приемное отделение. Там к тебе мама приехала.

В палату я вернулся уже к ужину. На сердце было неспокойно. Даже встреча с мамой не развеселила меня. С одной стороны, я был рад выписке. А с другой - мне было жаль расставаться с Павликом. Нет, я конечно понимал, что стены больницы - ни в коем случае не помеха дружбе, но почему то сердце каждый раз сжималось от мысли, что некоторое время я его не увижу.

Вечером, после ужина, около 8 часов вечера пришел Павлик. Как всегда, улыбаясь, он уселся рядом.

-- Ну, как день прошел? - просто спросил он.

-- Да, ничего... Если бы не утреннее происшествие...

-- А что такое? - спросил Павлик.

-- Да, ничего особенного. Наверное, просто ребята решили попугать.

Я рассказал о сережкиной истории с приведением Павлику. Он выслушал спокойно, только как то странно усмехнулся:

-- Да ерунда это все, - ответил он, - тебя просто попугать решили, нет никаких приведений и все тут. Не обращая внимания.

-- Да дело не в этом, - ответил я, собираясь с мыслями, - понимаешь, ну... ты смеяться не будешь?

-- Ну, мы же друзья, - ответил Павлик и улыбнулся мне, - а над друзьями никогда не смеются, правда?

Странно, подумал я про себя. Иногда он мне кажется совсем еще маленьким, а иногда, из-за своей рассудительности, - совсем взрослым.

-- Я сегодня ночью не спал совершенно, полночи сидел на подоконнике и смотрел в окно. И понимаешь... Я том окне, напротив...

Павлик как-то странно посмотрел на меня:

-- Что там?

-- Там. Какая-то тень... Что-то мелькнуло...

-- Может, дворник, - прошептал Павлик, - наверное...

-- Нет, оно белое было, я помню точно...

-- Ты... ты испугался? - с какой-то непонятной мне заботой спросил Павлик.

Я смутился... В его голосе, в самой интонации, слышалось что-то такое... Что я слышал только от отца или от матери. И ни от кого другого...

-- Я...нет, просто, немного жутко...

-- Не переживай только. Я тебе обещаю, что... - Павлик сжал мою руку, - и... и не слушай тех козлов... Наверное, это они тебя разыграть решили и ночью они же и пугали какой-нибудь простыней... Пробрались в ту пристройку и давай там куролесить...

Сразу с души как - будто свалился камень. Стало легче. Все-таки какой я остолоп, слушал каких-то идиотов... И поверил же почти... Но тут же на сердце свалилось другое... Упоминание о выписке.

-- Слушай, Павлик. Тут дело такое... Тебя выписывают скоро?

-- Я не знаю, - с какой-то печалью в голосе ответил он, - я не знаю... А ты... почему спрашиваешь?

-- Понимаешь... Меня сегодня врач осматривала и сказал, что меня через пару дней выпишут...

Павлик снова каким-то странным взглядом посмотрел на меня и отвернулся.

-- Уже... через пару дней, - выдохнул он...

-- Правда, нужно будет еще дома посидеть с недельку. А потом... Я к тебе прибегать буду каждый день. Ведь посещения тут каждый день разрешены. А когда тебя выпишут, мы вместе в парк наш поедем, на коньках кататься, там каток залили новый, мне мама говорила. И еще папа обещал меня в секцию записать лыжную. Я попрошу, нас обоих запишут. Здорово, правда. А хочешь... Хочешь...

Я говорил, стараясь придать веселости своим словам. Но на душе было грустно. Я понимал, что Павлику сейчас нелегко. А ведь я даже не знаю, чем он болен.

Павлик по-прежнему сидел на кушетке, отвернувшись к окну, и никак не реагировал на мои слова. Я встал с кушетки, присел возле окна и взглянув на него, хотел сказать что-то, чтобы как-то ободрить его, но слова застряли у меня в горле. Павлик плакал. Слезы, подобно маленьким бусинкам, неслышно скатывались по его бледным щекам. Он слегка вздрагивал, а его взгляд, направленный куда-то в сторону окна, казался отрешенным и как - будто неживым.

-- Ты... Ну ты чего? - пролепетал я, - я же обещал... Я же обязательно приду. Мы же друзья...

-- Ты... не придешь... никогда, - вдруг прошептал Павлик и, не глядя на меня, встал и направился к двери.

Я как идиот сидел перед кушеткой не в силах подняться. И только скрип закрываемой за Павликом двери заставил меня очнуться. Я бросился за ним. Открыл дверь и выбежал в коридор. Поразительно. Коридор был пуст. Только медсестра Татьяна Ивановна сидела на своем привычном месте дежурной медсестры и что-то писала. Я подбежал к ней:

-- Простите... Вы мальчика тут не видели? Из моей палаты вышел только что...

Татьяна Ивановна, мельком взглянула на меня и отвела взгляд:

-- Нет, не видела. А на твоем бы месте я бы шла спать, через 10 минут отбой.

-- Нет, подождите...

-- Ну чего ты раскричался, - услышал я голос.

Повернулся - рядом стояла Маргарита Тимофеевна и с укором смотрела на меня.

-- Таня, все, моя смена... Езжай домой.

-- Да, да, я сейчас, - заторопилась Татьяна Ивановна, - только допишу...

-- Подождите... Понимаете... Он мой друг... Он... мой лучший друг, - в отчаянии чуть ли не кричал я, - я ему сказал про свою выписку, а он обиделся и ушел. Он подумал, что я его брошу тут, а я не брошу... Я же обещал, понимаете...

-- Ну что ты кричишь то, Леша? - подошла ко мне Маргарита Тимофеевна, - ну, ничего страшного, помиретесь еще...

-- Да, понимаете, он из другого отделения. Эн-кри... Кри-логии. Я даже его фамилии не знаю. Его Павлик зовут, ему 11 лет, 15 декабря исполнилось. Как его найти? Он... понимаете? Он самый лучший друг...

Вдруг... Все, что произошло дальше, мне казалось каким то фильмом ужасов замедленного действия. Татьяна Ивановна вдруг резко вскрикнула и, с ужасом глядя на меня, начала оседать на пол. Я до сих пор помню ее остекленевший, полный ужаса взгляд, буквально пронзающий меня насквозь. Маргарита Тимофеевна бросилась к ней. Не в силах понять что происходит, я стоял, непонимающе поглядывая то на Татьяну Ивановну, то на Маргарите Тимофеевну.

-- Таня. Таня, что ты... Господи... Леша... Ну чего встал? Беги на этаж за дежурным врачом. У Тани обморок... Пусть санитаров приведет. И нашатырь... Господи, где же он?

-- Я... не... Я не виноват, - выдавил я, не осознавая в полное мере происходящее.

-- Леша, быстрее...

*******

Я лежал в палате и не мог уснуть. Татьяна Ивановна пришла в себя и дежурный врач по больнице, Александр Николаевич, повез ее домой на машине. Я лежал, не в силах понять то, что произошло. Нет, Татьяну Ивановну можно понять, у нее горе, а когда у тебя умирает кто-то родной, близкий... Я не знал, не мог представить каково это - когда у тебя умирает сестра, брат, мама... Наверное... Наверное, справиться с этим очень сложно... Просто принять в глубине души, в глубине своего сердца сложно...

А Павлик? Почему он так расстроился? Почему сказал, что я больше никогда не приду? Почему? Иной бы обиделся на моем месте, но я... Я чувствовал какую-то свою вину... Неужели я поступил не по товарищески? Ведь я не мог же утаивать это от своего друга. Не мог... Или лучше было ничего не говорить? А как тогда быть, если Павлик через пару дней придет ко мне, а в моей палате уже лежит другой мальчишка. Что он подумает? Что я предал его? Что я предатель? Ведь друзья должны быть во всем честны друг с другом? Или я еще настолько мал, что многого не понимаю?

Так прошло 2 дня. Каждый вечер я с затаением сердца ждал прихода Павлика, ждал, что он придет и все будет по-прежнему, по-старому. Мы снова сядем рядом и будем шептаться до самой ночи, рассказывать друг другу что-нибудь, мечтать вместе... Но он больше не пришел. Я чувствовал свою вину перед ним, но не мог понять, в чем она.