Все ночь я размышлял над словами Рипона. Конечно, я не мог поверить в то, что когда-нибудь стану королем. Блестящая перспектива, открывшаяся передо мной, не столько радовала, сколько пугала. Одно дело участвовать в великой битве, спасать владыку и даже выдавать себя за дворянина и совсем другое привести страну к вооруженному перевороту и спровоцировать истребление целой династии. И во всем этом ужасе, который должен был вот-вот случиться, был виноват бывший послушник и крестьянский сын. Неужели обман может завести человека так далеко и что будет, если он раскроется? Почему никто из моих спутников не видит, что я простой парень, глупый и неопытный? Как я смогу править целым королевством, если даже с одной деревенькой управлялся трудом?

Утром после завтрака я отвел Ругона в сторону.

- Почему ты не сказал мне, что дворяне собираются убить короля? - прямо спросил я.

Казалось, старик ожидал от меня подобного вопроса, потому что ответил сразу, почти не раздумывая, - до вчерашнего дня я и сам ничего не знал. Не забывай, что все это время мы с тобой были вместе.

- Но теперь знаешь, - накинулся я на него, - и все равно ничего не говоришь. Если бы Рипон не проболтался, я бы и дальше думал, что мы просто ведем владыку в столицу.

Ругон пожал плечами. Казалось, его совершенно не задели мои бранные слова.

- А что это меняет? - спросил он.

- Все меняет, - огрызнулся я, - знаешь, кого они собираются возвести на престол? Последнего из рода трех вершин! Ты не забыл, на чьей шее болтается священный амулет?!

Ругон удивленно захлопал глазами и неожиданно расхохотался.

- Ах, вот ты, о чем? Много на себя берешь, парень. Бьюсь об заклад, ты уже мысленно примерил на себя корону.

- Да не хочу я никакой короны, - буркнул я уязвленный его издевательским смехом и странным замечанием, - просто повторяю то, что Рипон сказал.

Отсмеявшись Ругон дружески обнял меня за плечи.

- Столичная знать действительно затевает переворот, - пояснил он, - черные гвардейцы устали терпеть безумства короля, но многие остались ему верны, поэтому чувствую, что без большой крови не обойдется. Никто еще не называл имя возможного приемника. Не забывай, что у Дидона есть маленький сын, который может править под присмотром регента, пока не достигнет нужного возраста, так что о смене династии говорить еще рано. Помалкивай о своем амулете. Возможно, когда-нибудь придет время и род Трех вершин займет подобающее ему место, но случиться это еще не скоро.

Я кивнул.

- Хорошо.

Ругон отпустил меня.

- Это все, что тебя беспокоит, - неожиданно спросил старик, - может быть, ты не хочешь идти дальше? Если ты решишь оставить отряд я не стану тебя удерживать.

Я с удивлением уставился на него. Как он мог подумать, что я брошу его в такой момент? Сначала я даже хотел возмутиться и сказать какую-нибудь резкость, но потом вспомнил, как нас предал Марон и успокоился. Никто не может сказать, что ждет нас впереди и поэтому Ругон решил дать мне возможность самому выбрать свою судьбу.

- Я пойду с тобой, - твердо сказал я.

- И не побоишься, если придется обнажить меч в королевских покоях?

- Нет.

Старик хлопнул меня по плечу.

- Я знал, что не ошибся в тебе.

Утром наш отряд пополнился людьми. Казалось, что в каждой деревне, в каждом небольшом городке нас ждали союзники. Теперь вместе с нами в сторону столицы шло уже несколько десятков воинов. Поговаривали, что впереди нас ждало еще пополнение, а общее количество недовольных властью дворян исчислялось сотнями.

Ругон и остальные все время твердили о том, что в королевстве людей за малейшую провинность подвергают жестоким пыткам, что любой дворянин может быть схвачен и без всякого суда передан в руки палачей, но сам я ничего подобного не видел. До сегодняшнего дня мне казалось, что жизнь долины протекала, как обычно - крестьяне занимались своими делами, монахи молились, а дворяне проводили время в праздности.

И только сейчас я, наконец, начал понимать, о чем говорили мои спутники. Путешествуя по стране тайными тропами многого не увидишь, зато теперь я мог лично убедиться в том, во что превратилось королевство под властью сумасшедшего монарха. На городских площадях в железных клетках, вздернутых на специальных блоках умирали мучительной смертью от голода и жажды, обвиненные в предательстве жители долины. Мертвецов никто не убирал в назидание другим и ужасный смрад разлагающейся на солнце плоти висел над трактом. Среди приговоренных к ужасной смерти были и простолюдины, и купцы. Сперва я порадовался, что не вижу среди них дворян, но очень скоро нам пришлось пройти мимо высокого помоста, вдоль которого на шестах торчали отсеченные головы воинов. Вороны сидели на них, как на насестах и громким зловещим карканьем провожали людей, идущих мимо.

- Здесь они секут голову непокорным, - ворчал Ругон, - говорят, что иногда казнят по пять человек в день. И это только в одном маленьком городе. Интересно нужны еще кому-нибудь доказательства того, что во дворце засело чудовище, которому нужно самому отрезать безумную голову?

Я согласно кивал и в ужасе смотрел по сторонам.

Всеобщее запустение царило в долине. Многие крестьянские дома стояли заброшенные, а на разоренных огородах ветер трепал сорняки. Неужели хозяев этих наделов тоже не минула королевская кара? Но в чем могли провиниться простые крестьяне? Как они могли участвовать в заговоре против короны?

На подходе к столице отряд распался. В дороге группами по три-четыре человека дворяне стали отставать и поэтому к южным воротам мы подошли впятером. Помимо Рипона нас сопровождал еще один гвардеец. Воины заранее надели на себя одежду черного цвета, чтобы наблюдатели издалека определили, кто собирается войти в город. Даже владыке пришлось на время превратиться в дворянина. Несмотря на протесты старика, мы навесили ему на пояс тяжелый меч и магический жезл. Конечно, мы понимали, что пожилому человеку трудно нести лишний вес, но другого выхода у нас не было. Вслушиваясь в недовольное ворчание владыки, я ловил себя на мысли о том, что атрибуты знати очень хорошо смотрелись на нем. Создавалось такое впечатление, что старику было не привыкать носить за поясом магический жезл. Если первое время грозное оружие постоянно норовило выскочить у меня из-за ремня, то у понтифика оно сидело, как влитое. Я вспомнил, как он застрелил убегающего гвардейца и подумал о том, что только бывший воин мог не растеряться в такой ситуации и проявить столько мужества во время тяжелого перехода через враждебные земли. Может быть до того, как уйти в монахи владыка был дворянином? Отсюда его влияние на воинское сословие и дружба с такими людьми, как Гамон. Прежде я никогда не слышал о том, чтобы представители знати добровольно принимали решение служить богам, но в жизни всякое случается. К тому же стоило признать, что некоторые вещи, которым меня учили в монастыре, на поверку оказались откровенной выдумкой. Сейчас разбираясь в законах мирской жизни, я понимал, что монахам было, что скрывать от неразумных послушников.

Столица поразила мое воображение. Только сейчас я до конца сумел понять ощущения Холина, когда он впервые увидел возрожденный Паус. Широкие залитые солнцем улицы, роскошные дворцы, высокие башни и разодетая в яркие наряды публика завораживали меня.

Город разрастался и с невероятным упорством, словно гигантский сорняк захватывал близлежащие земли. Построенное на холме над рекой первыми зодчими небольшое поселение со временем поглотило сначала оба берега, а потом широко шагнуло дальше, вырубая под корень разросшиеся вокруг леса и вбирая в себя окрестные деревеньки. Окруженные каменной стеной первые кварталы давно превратились в городской центр, а окраины все прирастали и прирастали. Из-за этого постоянного движения столица оказалась скованна, словно кольцами линиями возводимых в разное время укреплений. Одних только ворот в ней насчитывалось около двадцати, а сторожевых башен было не менее сорока. Самая же старая из них и могучая называлась "Толстушкой" и выходила одним кривым боком на главную базарную площадь, а другим нависала над рекой. Выделяясь среди прочих своими гигантскими размерами, она уступала по высоте только башням королевской резиденции. Говорили, что именно под ней находились самые глубокие казематы, в которых мучили и пытали арестованных дворян.