– Марин, прости меня, пожалуйста! – понимая, что сам вот-вот разрыдается, промычал он в щёлочку между дверью и косяком, – ну, пожалуйста! Я больше так не буду! Ну, по-жалуй-ста-а-а-а! Я был дурак, но я исправлюсь!

Стоны за дверью неожиданно прекратились, вода стихла. Воодушевлённый первой маленькой победой, Алексей продолжил голосить:

– Мариш, солнышко, давай, поговорим! Я всё осознал! Мне не нужен никто, кроме тебя!

Послышался щелчок шпингалета, но Алексей не придал этому значения.

– Я, правда, исправлюсь! Давай, спокойно поговорим! Проси, чего хочешь!

Марина резко открыла дверь. Удар хромированной, похожей на турецкий ятаган ручки, пришелся Алексею точно под правый глаз.

– Очки сними! – сказал Виктор Степанович Головко – он же Степаныч, первый вице президент компании, где работал Алексей и, по совместительству, его тесть.

Алексей нехотя снял очки Ray-Ban, купленные прошлым летом в Доминикане. Очки были огромные, как раз, чтобы полностью закрыть два фингала, которые за ночь украсили его похмельную физиономию.

Степаныч расхохотался так, будто он был женщиной за пятьдесят, а перед ним юродствовал живой Петросян. Алексею стало мерзко, хотя минуту назад он думал, что хуже быть не может: голова его болела невыносимо, кроме того Алексея тошнило.

А ехидный Степаныч продолжал заливаться.

– Молодец, Маринка! Ай да девка, вся в меня! Жалко только, что яйца тебе не отбила!

– С отбитыми яйцами, Виктор Степанович, я вам внуков никогда не сделаю, – не без язвы вставил Алексей.

Степаныч моментально стал серьёзным.

– Вот скажи, чего тебе не хватало? Тебе что, моя дочь не нравится, а? Уже не встаёт на неё, что ли?

Чтобы его не вырвало, Алексей перевёл взгляд с рассерженного тестя на моложавого Путина, который неискренне улыбался с портрета на стене.

– Думаю, как мужчина вы должны меня понять… – аккуратно произнёс Алексей, – все не без греха, вы ведь тоже иногда… и даже вот он…

Степаныч упёрся взглядом в портрет и кардинально изменился в лице. Затем встал, быстрым шагом дошел до двери кабинета и ещё плотнее её закрыл.

– Ты это брось! – тихо, но твёрдо произнёс он, усаживаясь обратно в своё кресло. – Мне можно, моей жене, слава богу, скоро на пенсию! И потом, я за тридцать с хером лет брака ещё ни разу не попался, тьфу три раза, дай по твоей голове постучу… А ты, козёл безрогий, на ровном месте засыпался. И где! И с кем! Мог бы уже научиться соблюдать культуру блядства, особенно на рабочем месте!

Алексей обречённо кивнул. Спорить с этим ему не хотелось, тем более что его тесть был абсолютно прав.

Степаныч резко повернулся на кресле и ткнул указательным пальцем портрет.

– А его не нам с тобой судить! Понял? Тем более что ничего не доказано… фотоматериалов-то нету… а про тебя есть!

Степаныч откинулся на кресле и улыбнулся собственной шутке. Алексей попытался улыбнуться в ответ, но у него не получилось.

– Только вот не надо мне рожи корчить! – доставая из портсигара две сигареты, сообщил Степаныч. – Я и сам это не хуже тебя умею. Виноват, так и скажи: виноват, Виктор Степанович, не устоял перед соблазном, постараюсь исправиться в следующей пятилетке…

– Виноват, исправлюсь, – выдал укороченную версию покаянной речи Алексей.

Степаныч покачал головой, затем протянул ему сигарету, а другую закурил сам.

– Знаешь, Лёш, – сказал он, выпуская дым прямо в закрытый полиэтиленовым пакетом пожарный датчик на потолке, – ты мне очень симпатичен, и у меня к тебе никогда никаких вопросов не было, но тут… как мужик я тебя понимаю прекрасно. Я с утра специально на седьмой этаж спустился, чтобы на эту Ерёмину посмотреть… ну, брат, губа у тебя не дура…

Степаныч приложил кисти обеих рук к груди и покачал выставленными вперёд локтями, попеременно вскидывая брови.

– Виктор Степанович, не надо… – взмолился Алексей.

– Стыдно, да? – поинтересовался сияющий, как энергосберегающая лампочка, Степаныч.

– Да, стыдно, – ответил Алексей, – а ещё, мне очень плохо, Виктор Степанович.

– Пить надо меньше, дорогой друг, и на чужих баб в рабочее время не залазить!

Алексей бессильно уронил голову на грудь и уставился на собственные колени. Ему было уже всё равно, что ещё скажет тесть, и что вообще будет дальше. Единственное, что ему хотелось – чтобы это всё поскорее закончилось.

– Так, с морально-этической стороной проблемы покончили, – неожиданно заявил Степаныч, – переходим к стороне практической.

Алексей поднял голову.

– В смысле?

– В прямом. Ты в курсе, кто тебя пожопил? Мысли? Подозрения? Версии?

Алексей сделал вид, что задумался, потом ответил:

– Без понятия.

Степаныч уставился на зятя, словно детектив из американского кино.

– А денег никто не вымогал? Звонки, может, какие были?

– Нет, ничего такого не было… я вообще не понимаю, кому это, блин, было нужно!

– Странно всё это… – Степаныч встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. – Если денег не просили, значит, просто хотели поднасрать, но зачем? И кому?

Алексей в ответ нерешительно пожал плечами. Ему не хотелось посвящать тестя в мутную историю с Зиновьевым, пока он не разобрался в ней сам.

– Сделано-то всё было профессионально, – продолжал рассуждать Степаныч, – на частных детективов похоже. Или на ментов. Но ни те, ни другие ничего просто так делать не будут, значит, их кто-то нанял… Лёш, а у тебя, вообще, враги есть?

Вопрос застал Алексея врасплох.

– Враги? Какие враги?

– Какие, какие… нормальные такие враги. Может, ты у кого бабу увёл или денег, там, взял и не отдал, или ещё что-нибудь нехорошее сделал, а? Подумай.

Алексей снова сделал вид, что думает. Тесть в это время встал у него за спиной.

– Нет, Виктор Степанович, ничего такого, – сказал Алексей, пытаясь повернуться к тестю лицом, – я человек мирный, вы же знаете…

– В том то и дело, что знаю… кстати, ты в курсе, что у тебя уже охренительная лысина на башке выросла? Дай-ка я её сейчас померю…

От неожиданности Алексей резче, чем надо повернул голову, отчего у него в районе виска разорвался средних размеров фугас.

– Спасибо, что напомнили, Виктор Степанович… – простонал он, непроизвольно ощупывая голову, – только воспитанные люди говорят: «зона поредения».

Степаныч задорно хохотнул и похлопал Алексея по плечу.

– Узнаю гусара по соплям!

Алексею был приятен этот запанибратский жест, но, хорошо зная тестя, он понимал, что это, к сожалению, мало что значит. Степаныч был человеком сложным, непредсказуемым и временами опасным.

– Ладно, – сказал сложный человек, приземляясь в своё кресло, – это всё лирика, а физика такова: Маринка не хочет тебя видеть, по крайней мере, пока. Это раз. Здесь ты мне тоже с такой рожей на фиг не нужен. Это два. Так что бери-ка отпуск недель на несколько и вали куда подальше, это три.

– А потом, что? – аккуратно поинтересовался Алексей.

– А потом посмотрим, – ответил Степаныч дымом, – я за свою дочь решать ничего не могу. Если она тебя простит, вернёшься домой, и будете жить, как раньше, а не простит, разведётесь, и будет у меня через какое-то время новый зять, а у тебя – новый тесть. Вот так вот я вижу наши перспективы. А с теми, кто с тобой так неудачно пошутили, я постараюсь сам разобраться – как-никак это и по мне удар тоже, значит надо ответить… правильно я рассуждаю, а?

– Абсолютно правильно, Виктор Степанович, – согласился Алексей, – никакой удар, кроме солнечного, не должен оставаться без ответа.

Степаныч сдвинул брови.

– Кто сказал?

– Мухаммед Али, – тихо ответил Алексей.

– Молодец, Мухаммед Али, – одобрительно закивал Степаныч, – прямо, как я мыслит, хотя и черножо… Так, у тебя ко мне вопросы ещё есть?

– Вы только Татьяну не увольняйте, ладно, – неожиданно для себя попросил Алексей.

Степаныч насторожился.