— Не важно, — замотала головой девушка. — Ты должен.

Отчаяние терзало сердце, но маленькие ростки надежды не давали опустить рук. Лисса слишком долго общалась с духом, чтобы поверить в его слова об отсутствии чувств. Вот в то, что он защищал её — пожалуй. Не было сомнений: ради её жизни он мог и пожертвовать возможностью своего спасения.

— Есть лишь один путь, — заговорил Себастьян чужим голосом, явно подражая кому-то. — Девушка, которой семнадцати не исполнилось, должна полюбить искренне и по-настоящему. Но и в твоём бесплотном сердце должна остаться лишь любовь. Тогда она сможет надеть на руку браслет и увидеть тебя. И если она открытой душой отдаст тебе жизнь, всё закончится. А что будет — ведомо лишь богу, — закончил уже знакомыми Лиссе словами он. — Я выполнил обещание, ты всё знаешь. Теперь уходи.

— Где браслет? — требовательно спросила Лисса. — Скажи мне.

— Я не знаю, — чуть слышно обронил Себастьян. — Его нет, ты не найдёшь его. Уходи, живи нормальной жизнью, далёкой от проклятого семейства. Ты не имеешь к нему отношения.

— А если я не хочу? — Серо-синие глаза смотрели в зеркало, не мигая. — Если мне нет жизни без тебя? Если я люблю тебя?

— Ты не должна… Я не мог нарушить обещания, поэтому рассказал. Но я не имею право губить твою жизнь! — голос из зеркала впервые на памяти девушки перешёл в крик. — Я чуть не стал причиной смерти трёх невинных девушек за эти долгие годы, надеясь, что условие угасания рода не обязательно, а уж слова о взаимности — и вовсе глупость. К счастью, ничего не удалось, на моей совести остались лишь сердечные раны. Потом появилась ты. Да, чёрт побери, родилась взаимность, но теперь я не хочу, чтобы ты собой рисковала. Я проклят не единожды, мне нет пути назад! Проклинающий понимал, что, по-настоящему полюбив, я не смогу отправить любимую на смерть ради спасения. Он поставил невозможное условие, заранее зная об этом.

— Почему ты мне всё рассказал? — Лисса старалась сдержать волны дрожи, возникшие в теле от признания Себастьяна. Заветные слова, которых она так долго ждала, прозвучали, но было не время наслаждаться.

— Ты была выбрана мной, и с тех пор я не мог не отвечать на твои вопросы, — усмехнулся невесело Себастьян. — Я опрометчиво выбрал тебя ещё тогда, при первой встрече. Не зная, что полюблю… А когда осознал, было уже поздно…

Лисса перебрала в памяти их разговоры и поняла: дух не лгал. На прямой вопрос он всегда отвечал, максимум, что мог — это отложить ответ, если была возможность. А на сей раз возможности не осталось, поэтому он не смог промолчать.

— Как выглядит браслет, скажи мне! — взмолилась она.

— Я не знаю… — донеслось из зеркала. — Лисса, не делай этого. Не губи своей молодой жизни ради того, кто должен был закончить существование много веков назад. Человеческая память — дым, он рассеется, когда мы расстанемся.

— Я уже сказала тебе, когда уезжала после похорон матери: ты слишком долго был не человеком, — упрямо покачала головой она. — Ты забыл слишком многое…

— Ты не ведаешь, что творишь! — Голос зазвенел отчаянием и гневом. — Тот, кто проклинал, не думал давать мне даже шанса на спасение. Я готов никогда тебя не видеть, зная, что ты счастлива, но не влачить вечность в подвалах, понимая, что ты погибла из-за меня… Ты не найдёшь браслет.

— С моим решением ты ничего не можешь сделать, — твёрдо произнесла Лисса. — А я его приняла давным-давно, когда ещё девочкой первый раз подошла к этому зеркалу. Я найду браслет и сделаю всё, чтобы снять проклятие.

Раздался судорожный вздох, но девушка уже не слушала, оглядываясь по сторонам, не собираясь отвлекаться на голос Себастьяна.

Браслет… Лисса выдвинула по очереди несколько ящиков комода, но они оказались пусты. Никакой предмет не походил на браслет. К тому же, искомое украшение должно быть очень старым. Среди драгоценностей миссис Уинстон попадались старинные, но им не более двух сотен лет, на них не могло быть завязано проклятие!

Лисса выбежала на лестницу, сбежала в главный холл дома, всматриваясь в портреты Уинстонов, развешанные по стенам. Да, первый портрет относился ко времени конца правления Елизаветы, но может, она углядит какую-то подсказку?

Но суровые лики давно живших вельмож оставались глухи к ищущему взгляду растрёпанной светловолосой девушки. Драгоценности попадались, некоторые были Лиссе знакомы, но никакой браслет не мог быть ключом.

Отчаявшись, она долго стояла у портрета одного из Уинстонов, пожелавших принять католичество и дошедшего впоследствии в церковной иерархии до почти самой высокой ступеньки: алая сутана кардинала бросалась в глаза в веренице сдержанных тонов мужских одеяний.

И тут девушку осенило. Скрипнув зубами от досады на свою недогадливость, она кинулась в кабинет отца. Браслетом могли назвать и чётки. А в столе отца всегда, сколько Лисса помнила, лежали старинные костяные чётки. Им точно было много лет. Возможно, больше пятисот.

Добежав, девушка распахнула дверь, не обращая внимания на окрик миссис Хернли. Лисса бросилась к письменному столу и начала открывать один ящик за другим, бесцеремонно потроша документы и книги. Чёток не было…

Лисса рухнула в кресло, с ужасом осознавая, что если отец забрал их собой в путешествие, то теперь они покоятся на морском дне… А ведь так могло случиться: сэр Артур очень редко с ними расставался. Многие считали это странной прихотью… И, похоже, именно об этом мог говорить Себастьян, утверждая, что браслет она не найдёт…

В отчаянии она обвела кабинет взглядом. Тёмные дубовые панели, книжные шкафы… В памяти всплыли моменты, когда сэр Артур отчитывал её за проделки давно в детстве. Она боялась этой комнаты, словно тут ей было не место. Особенно тут.

Лисса поднялась, подошла к окну, отодвигая тяжёлые шторы и пуская свет.

— Господи, прости его! — взмолилась она. — Я готова на всё…

Стоило ей произнести эти слова, как пришёл ответ на молитву. На фоне тёмного, в тон панелям, дерева ниши в низкой тумбочке, стоящей у окна, белели костяные бусины чёток. Они были завёрнуты в кружевной платок, но от порыва воздуха, вызванного резким движением штор, он отлетел в сторону. Помогла случайность…

Дрожащей рукой Лисса взяла в руки реликвию семьи, к которой долгое время причисляла себя. Гладкая полированная кость охладила разгорячённые ладони. Закрыв глаза и не думая уже ни о ком, кроме Себастьяна, Лисса надела браслет на левое запястье.

Сначала ничего не происходило. Внутри всё замерло: вдруг она ошиблась, а в пророчестве говорилось про иной браслет? Но стоило открыть глаза, как стало ясно: ошибки не было. Вместо знакомого с детства кабинета сэра Артура Лисса непонятным образом оказалась в узком тоннеле, выдолбленном в земле. Пол был неровным, а высоты едва хватало, чтобы невысокая девушка могла стоять, не сгибаясь. Где-то за спиной маячил вход, оттуда просачивался свежий прохладный воздух. Тоннель шёл под уклон, снизу тянуло затхлостью и нечистотами, со стен свешивалась паутина.

Лисса не двигалась с места, пытаясь понять, зачем здесь оказалась. И тут вдали мелькнул отсвет свечи, и вскоре она увидела силуэт человека, закутанного в старую монашескую рясу. Он шёл, не замечая Лиссу, что-то бормоча про себя на латыни. Лицо его было искажено злобной радостью. Девушка выставила вперёд руки, стремясь остановить незнакомца, но он прошёл сквозь неё, как через туман, а когда Лисса обернулась, в тоннеле вновь было пусто.