– Ну а всё же? Сразу уедешь или продолжишь работу над фильмом?

– Если и продолжу, то уже в другом месте. У нас плотный график. Локации находятся в нескольких странах, следующая, например, в Азии, в храмах Ангкора. Ты слышала про него что-нибудь?

– Не знаю, – пробормотала я, погружённая в свои мысли.

– О, Лиз, они прекрасны. Как-то давно я побывал там, и с тех пор они не выходят у меня из головы. Эти огромные тысячелетние храмы, перепутанные корнями и лианами, все эти барельефы, древние статуи, ступени – всё это так красиво, что дух захватывает! Это круче, чем всё вместе взятые пирамиды! И я просто поражаюсь тому, как мало людей знает об их существовании. Я хочу рассказать миру об этом чуде света и уже очень давно планирую организовать там съёмки. Кажется, я наконец добился своего – переписал сценарий, чтобы иметь возможность снять в этих храмах некоторые сцены…

Я смотрела на него исподлобья, недоумевала над его энтузиазмом. Какие ещё, мать твою, храмы? Тебя похитили, очнись! И меня тоже…

– Нам пришлось, как обычно, получать кучу разрешений в различных комиссиях, – продолжал Рональд, не обращая внимания на выражение моего лица. – Существуют определённые договорённости с властями о времени проведения съёмок. Где-то будут перекрываться дороги, где-то закроются для посещения общественные места. Если мы задержимся в России, мы не уложимся в график и не сможем своевременно начать работу на следующих локациях. Всё очень сложно.

ну какого чёрта тебя сюда принесло?! ничего этого бы сейчас не происходило

– А зачем вообще понадобилось устраивать съёмки в России? У вас что, своих пещер не хватает? Или заварушки без злых русских недостойны внимания?

– Этот фильм, как и многие свои другие, я продюсирую сам. А у меня есть своя «фишка» – минимум компьютерной графики и максимум реальных локаций. Ненавижу павильонные съёмки, если есть возможность, всегда устраиваю их на настоящих объектах.

– Почему?

– Для меня пребывание в Голливуде – сплошное разочарование, мне в нём тесно. Там не осталось ничего живого, и я не ощущаю себя живым в этих павильонах. С другой стороны, я люблю путешествовать, люблю посещать новые интересные места, люблю рассказывать о них людям. Часто действия в моих фильмах разворачивается сразу в нескольких странах, плавно перетекает из одной в другую. Видишь ли, давно известно, что у зрителей возрастает интерес к фильму, если они знают, что съёмки проходили и в их стране тоже, и они с большим удовольствием покупают билеты. Как продюсер я не могу не заботиться о прибыли. Не только для себя, но и для студии и для всей команды. Но теперь, кажется, съёмки сорваны, и я просто не представляю, как нам уложиться в график. Скорее всего, придётся снимать оставшиеся сцены пещеры в павильонах…

Надо же. Я и не думала, что устроенное мной похищение так повлияет на съёмочный процесс. Я тогда вообще ни о чём не думала, кроме того, что хочу оказаться с этим мужчиной наедине. Чтоб ты сдох, Руслан! Спутал мне все карты! Вместо того чтобы очаровывать Рональда, я думаю совсем о других вещах! Не до романтики в этих условиях абсолютно. Сколько мне понадобится времени, чтобы прийти в себя? Сколько у меня есть времени чтобы добиться своей цели? Я же всё равно собираюсь это сделать, так? Собираюсь же?

Я смотрела на Рональда

сидит переживает за свои съёмки

и понимала, что мне не до него.

Понимала, что хочу домой. Хочу к Антону. Хочу всё ему рассказать. Пожаловаться на Руслана и остальных. Хочу вместе с ним составить план мести. Хочу смотреть, как он по очереди прицеливается в их мерзкие физиономии. У нас с ним одна беда на двоих – наши партнёры предали не одну меня, они предали нас обоих. А Рональд… Что Рональд? Одни фильмы в голове… У нас с Антоном общее прошлое. Такое количество разных событий, что хватило бы на несколько жизней. Он меня любит. Он меня понимает. Он мог бы меня защитить.

Я почти вижу, как Антон одной рукой поднимает Руслана за горло, ноги его отрываются от земли, он хрипит и закатывает глаза, и от этого зрелища мне становится очень хорошо. Как мы нужны сейчас друг другу, как никогда прежде! Я тут сижу похищенная, преданная, а у него мать умирает или уже… Сердце моё болезненно сжалось. Антон! Пожалуйста, найди меня, выпусти кишки этим ублюдкам и отвези меня домой! Мы всё переживём… вместе… как обычно…

– Пожалуйста, не плачь! – Рональд мягко ставит свой стакан на стол, его рука тянется ко мне, вытирает слезу с моей щеки.

– Я и не плачу! – упрямо говорю я и отворачиваюсь к стене.

что хочу, то и делаю! Буду плакать, если захочу! Не нравится смотреть на женские слёзы, иди спать. Тебе не понять! Заплатишь денег и вернёшься к своей жизни, поедешь там куда-то, а моя жизнь, между прочим, рухнула! Антон никогда не простит мне этого, ничто уже не будет так как раньше… И всё из-за тебя! И нечему тут улыбаться!

– Не смотри на меня так, пожалуйста. Этот упрёк в глазах убивает, – говорит Рональд нежно. – Я знаю, что виноват в том, что ты оказалась в такой ситуации. Я знаю, что тебе страшно. Я обещаю, что всё будет хорошо.

Молчу, глядя в пол.

– Я компенсирую тебе этот моральный ущерб, – наконец выдаёт он то, что наверняка уже давно вертится у него на языке.

– И сколько, по-твоему, стоят мои нервы? – спрашиваю я язвительно.

Глаза Рональда черствеют, но тут же сменяются виноватым выражением.

– Прости меня, пожалуйста. Не всё в мире можно измерить деньгами.

Я вздыхаю и вытираю нос. Вот именно.

– Но я что-нибудь обязательно придумаю! Я даже знаю что. Я покажу тебе, что такое настоящий страх. Я подвергну тебя таким ужасным испытаниям, что вся наша сегодняшняя ситуация покажется тебе просто смешной по сравнению с этим кошмаром! – он зловеще сверкает глазами.

– И что же это?

– Отвезу тебя в Диснейленд. Ты когда-нибудь каталась на русских горках?

– У нас они называются американскими.

Рот мой непроизвольно растягивается в широкой улыбке. Рональд, глядя на меня, тоже нервно улыбается, и в следующий момент мы начинаем смеяться так громко, что в окошке появляется чёрное пятно с удивлёнными денисовскими глазами.

– В чём дело? – спрашивает он.

Я показываю ему язык и кидаю в него сандвичем. Пусть катится вместе со своим Русланом ко всем чертям! Не так уж всё и плохо. То есть всё плохо, но не так уж.

– Лиз, – мягко упрекает меня Рональд после того, как Денис исчез, – я же просил тебя не грубить им.

– Я постараюсь, – пожимаю я плечами, и меня вдруг осеняет: – О, Рональд, прости! Совсем забыла извиниться, – я виновато разулыбалась, скромно похлопала ресницами. – Извини, что набросилась на тебя. Я хотела сразу же попросить прощения, но меня отвлёк этот придурок в маске, и я совсем забыла.

Рональд чуть нахмурился, подбирая слова, но я его опередила. Положила ладонь на его руку, заглянула в глаза:

– Понимаешь, мне срочно было как-то отвлечься от своих мыслей, сделать что-то, что вырвало бы меня из страхов, потому что я почувствовала… как начинается приступ. В детстве я часто начинала задыхаться, когда нервничала или пугалась чего-то. Со временем я научилась контролировать свои эмоции, и за последние лет двадцать не было ни одного приступа, но сегодня… Понимаешь, я ведь очень эмоциональный человек. Мне самой иногда страшно от того, на какую глубину я способна уходить, погружаясь в свои эмоции. Я испугалась, когда мне снова начало сдавливать горло, а ингалятора не было, и единственное, что пришло мне в голову… – Я состроила милую дерзкую гримаску. – В общем, извини ещё раз за то, что так цинично тебя использовала.

Рональд смотрел на меня, хлопал ресницами. На его лице читалось забавное смятение.

– Да ничего, Лиз, рад был помочь. И кажется, это я должен извиняться за то, что… ну ты понимаешь…

за то, что отверг тебя

– Я знаю, что такого пункта нет в твоём контракте, но можешь считать это дружеской услугой, – подмигнула я, и он с облегчением рассмеялся.