– О чём ты его спрашивала? – строго поинтересовался Рональд.

– Хотела выяснить, первые ли мы, кого они похитили. И что стало с теми, кто был до нас, – соврала я и снова погрузилась в меланхоличное отупение.

Всё никак не могла поверить в то, что действительно сделала это. Как я могла накинуться на Рональда?!

– Я же попросил тебя не высовываться. Пожалуйста, больше никаких разговоров, хорошо? Не зли их.

– Хорошо, – бросила я в его сторону и отвернулась, чуть не плача.

Я всё испортила. Глупая, несдержанная идиотка! Теперь он видит во мне всего лишь ещё одну свою безумную фанатку. Проклятье! Как я могла так глупо и безнадёжно лишить себя шансов произвести на него серьёзное впечатление! Поздравляю тебя, Лиз, ты всё та же непроходимая тупица! Можешь распрощаться с ним сейчас же и ехать обратно домой! Ага, домой! Теперь, запертая с ним наедине, ты будешь вынуждена сходить по нему с ума уже без малейшей надежды на взаимность. Это ведь то, чего ты так боялась, Лиз? Ты всегда любила смотреть в лицо опасностям, но брать себя за шкирку и собственноручно скидывать в жерло кипящего вулкана… Как глупо. Как обидно…

Действовать. Простые будничные действия помогают решить большинство глобальных проблем. Каждый раз, обретая контроль хотя бы над малым, тем самым мотивируешь себя на дальнейшие конструктивные действия. Страх, отчаяние, подавленность и даже гнев происходят от сознания собственного бессилия, беспомощности. Нужно предпринять какие-то действия. Просто начни делать хоть что-нибудь, Лиз, хватит сидеть, как каменная горгулья на стене собора!

Я встала, походила по домику, чтобы унять дрожь. Отчаяние переросло в зловещее спокойствие, я подошла к столу, заглянула в пакет.

– Посмотрим, чем тут угощают?

Мы оба старательно делали вид, что забыли о нашем поцелуе, как будто это случилось не с нами и не здесь. Рональд – не знаю по какой причине. Я – по причине того, что не представляла, как с этим быть и как к этому относиться. Особенно учитывая новые обстоятельства. Голова просто шла кругом.

Пакет был довольно объёмным, и я по очереди извлекла из него двухлитровую бутылку воды, хлеб, фрукты, овощи, пачку чая, банку кофе, несколько вакуумных упаковок с мясной нарезкой, сахар, пластиковые стаканы, влажные салфетки, зажигалку, колоду игральных карт, две плитки шоколада и большой пакет с печеньем. Задумчиво повертела колоду в руках – надо же, ещё и о досуге нашем побеспокоились, неслыханный альтруизм. Наверняка Денис, мы с ним частенько перекидывались в покер. Карты… Как будто мы и в самом деле просто отдыхаем на природе. Он бы ещё гитару в пакет засунул, придурок. И бадминтон.

В этот момент через наше единственное крошечное окно в комнату закинули охапку хвороста и вслед за ней несколько маленьких брёвнышек. Ну да, у нас же тут печка в углу. Сверху на ней стоял маленький котелок.

– Зажжём камин? – предложил Рональд, поднимаясь и потирая ладони.

Мы пили кофе, на столе лежали сандвичи, но кусок не лез мне в горло. Я просто сидела перед остывающим стаканчиком, закрывшись рукой и закусив губу. Рональд тоже не притрагивался к еде. Выстукивал пальцами (длинные пальцы) незатейливую мелодию по бурой столешнице, сдувал парок со своего кофе.

– Сейчас бы водки выпить, да, Лиз? – он участливо вытянул шею.

– Ага. И стаканом закусить, – пробубнила я, поднимая на него глаза. – Что вы, американцы, о нас, русских, только не думаете…

Он спокойно улыбался, рассматривал меня.

– Тебе нужно поесть, – придвинул ко мне бутерброд.

– Тебе тоже, – ответным жестом я передвинула бутерброд к нему.

– Хорошо, но ты съешь это первой. И если с тобой ничего не случиться, я пойму, что еда безопасна.

Я хлопала глазами, Рональд ухмыльнулся:

– Помнишь, у Марка Твена был такой лорд-отведыватель?

– «Принц и нищий»? – с трудом припомнила я.

– Ну да. Обычно я не страдаю приступами чрезмерной щепетильности, но что поделать. Ты ведь любишь попадать в истории, и теперь у тебя новая должность. Будешь проверять, не отравлена ли моя еда.

Он по-птичьи наклонил голову с интересом уставился на меня. Всё-таки он очень милый, но…

– Мне не хочется есть, Рональд.

– Ну, значит, будем голодать вместе, – поник он.

– Это шантаж, мистер Шелтон, – сказала я строго, но лицо его было непроницаемым. Пришлось взять сандвич и начать медленно жевать. Вкуса я не ощущала совсем, будто во рту у меня находились опилки или солома. Рональд удовлетворённо кивнул и тоже принялся за еду.

– Знаешь, что я сейчас чувствую? – спросил он, добавив в голос вкрадчивости.

– Что? – у меня перед глазами встала сцена с поцелуем, и я судорожно повела лопатками.

Не хочу ничего обсуждать сейчас. Не до этого. И не до этого дурацкого бутерброда. Я отложила его в сторону.

– Острую нехватку камер, режиссёра и всей этой съёмочной толпы.

– Надо же…

– Нет, правда. Вот смотри…

Он замолчал, откусил от сандвича и поднёс его вплотную к моим губам. Бровью отдал приказ. По его глазам я поняла, что продолжения не будет, пока Мистер Суперзвезда не добьётся своего. С какой-то обречённостью, покорностью даже, я осознала, что окончательно и бесповоротно утратила инициативу в руководстве собственной жизнью. Как будто села в самолёт, и дальше от меня ничего не зависит.

– Декорации потрясающие, – продолжил он, после того как я откусила от его сандвича, – я в наручниках, похищенный, в лесной глуши, в каком-то сарае, ужинаю с прекрасной леди, эта лампа, эта печка, это всё, – он широким жестом обвёл комнату, – это не из реальной жизни, это из какого-то фильма, из вестерна. И я сбит с толку. Почему здесь нет камер? Почему никто не говорит мне в какую из них смотреть? Почему никто не поправляете мне грим? И где вообще мой текст, хотел бы я знать? Где сценарий? Я не привык работать в таких условиях!

Всё ещё пытается отвлечь меня. Дурачится, как будто мы действительно на съёмках. Жаль, что киноакадемия никогда не сможет по достоинству оценить его в этой сцене: если Рональд за что-то и заслуживает награду, так это за ту роль невозмутимого оптимиста, которую играет сейчас.

– Каждый рад бы жить по заранее написанному им же самим сценарию, – пробубнила я.

– Но жизнь никогда не бывает организована так же правильно, как кино? – спросил Рональд беззаботно.

Я бросила на него хмурый взгляд и отвернулась к стенке.

И как мне теперь быть?

Понемногу я приходила в себя и уже могла достаточно ясно соображать. Если раньше эта обстановка и была декорациями, во всяком случае для меня, то теперь она стала реальностью. Перестав быть кукловодом, управляющим развитием этого представления, я сама переместилась на сцену. Но какая у меня роль, я не понимала. Что я должна сыграть теперь? Я была в растерянности. А может, и не нужно ничего играть? Может, нужно просто жить? Смириться с ситуацией?

Итак, разберёмся в ситуации. Меня, переводчицу сопровождающую голливудскую звезду мистера Шелтона, похитили вместе с ним и удерживают в лесной глуши опасные (я это знаю) преступники. Они требуют выкуп, и я должна помогать им вести переговоры с заграничным доверенным лицом мистера Шелтона. Получив деньги или их алмазный эквивалент, они отпустят нас на свободу. Скорее всего, опять накачают транквилизаторами и оставят в каком-нибудь заброшенном доме, чтобы, очнувшись, мы самостоятельно добрались до людей. Я бы во всяком случае так и сделала. Что будет дальше? Рональд вернётся к съёмкам фильма? Или поспешит покинуть эту безумную страну на своём прекрасном личном самолёте при первой возможности? Нужно уточнить.

– Рональд?

Он отвлёкся от пейзажа за окном, локтями упёрся в столешницу, голова опустилась на кулаки.

– Да?

– Когда нас отпустят, что ты будешь делать?

– Зашью датчик GPS себе под кожу, – смеётся он.

Смеётся заразительно, я тоже не могу сдержать улыбку.