День близился к своему окончанию. Маленькое, как бойница, окошко транслировало темноту. В печи потрескивали угли, отсветы пламени плясали на деревянных стенах и балках, возле древней керосинки, прицепленной к потолочному крюку, кружились мотыльки, снаружи дождь шуршал листьями, стучал по деревянной крыше.

Странно быть похищенной, сидеть в какой-то конуре, в лесной глуши, наедине с совсем незнакомым мужчиной и чувствовать себя так уютно, как никогда прежде. Даже запах трухлявого дерева и копоть керосинки казались уютными.

Завернувшись в выданные нам пледы, прислонившись спинами к деревянным стенам, мы сидели напротив друг друга. Я на кровати, Рональд на деревянной шконке. Заниматься было особенно нечем, и мы просто разговаривали. Разговаривали уже долго, и все темы в основном вертелись вокруг нашего похищения в частности и преступности в общем.

– Да брось, Лиз, – махнул Рональд. – Не могут же все быть хорошими, кому-то приходится быть плохим. Представь, если бы мы все были правильными! Одинаковые люди-зеркала. Куда ни повернёшься, видишь только своё отражение, безупречное, идеальное. Какой тогда смысл в жизни? Тебе интересно было бы общаться с зеркалом? Я знаю, о чём говорю. Для интересного сценария, как и для интересной жизни, нужна интрига, и внести её могут только такие вот ребята. Они знают толк в том, как не дать заскучать всем остальным.

– Я что-то не пойму, ты их защищаешь?

не защищает, конечно, просто, напуганный моим приступом удушья, старается максимально разрядить обстановку

– Нет, но… Помню, когда я мальчишкой смотрел фильмы или читал комиксы, мне всегда хотелось, чтобы победили плохие парни. Они казались мне интереснее положительных героев. Они все были такими смелыми, дерзкими, с ними всегда было ужасно весело. Все эти супермены ребята, конечно, классные, правильные и всё такое, но они скучные, они всегда должны быть идеальными. Только плохие парни могут позволить себе отрываться на всю катушку и только они могут сделать супермена суперменом. Кто он без них? Пустое место, ничем не примечательный очкарик. Не стоит от всех людей требовать, чтобы они были цветочками. Нужно понимать, что для цветочков требуется компост, кто-то хорош именно в этой роли.

я знаю, что на экране ты всегда цветочек, но какой же ты в жизни?

– А тебе приходилось играть роли плохих парней?

– Только раз. Но зрителям не понравилось, они хотели по-прежнему видеть во мне героя, не воспринимали меня в другом амплуа. Я уважаю мнение своих зрителей, и мне приходится с ним мириться, о чём я иногда сожалею. Всегда интересно примерить на себя чью-то шкуру, а шкуры отрицательных персонажей тем более.

Каждый раз перевоплощаясь в психопата, в социофоба, вживаясь в роль, задумываешься над его личностью. Задаёшь себе кучу вопросов. Что сделало его таким? На него повлияли события в прошлом или в нём с рождения какой-то изъян, как бракованная плата в компьютере? Каким он был раньше? Какие мысли у него в голове? В чём его боль? На какое-то время ты становишься детективом и психологом, это уникальный опыт, Лиз.

Но зрители хотят видеть меня только в таком амплуа – идеальном, поэтому мне нравится писать сценарии для своих независимых фильмов. Так я могу влезть в шкуру и в мозги любого персонажа, исследовать его личность, просчитать его действия. Это интересно, и, кажется, у меня это неплохо получается.

– Тебе нужно было стать писателем.

– Дело в том, что я мыслю картинками, образами и не представляю, как это – сидеть над текстом, оттачивать каждое слово. Для меня это слишком сложно.

– А мне больше нравится читать, чем смотреть. Когда я читаю, я сама создаю для себя фильм. Я открываю книгу и вижу белое пространство, испещрённое маленькими чёрными символами. И пока глаза исследуют его строчка за строчкой, мозг проводит колоссальнейшую работу по перекодировке этих символов в зрительные образы. И мне всегда нравится, как мой мозг справляется с этой задачей, как оживляет персонажей и выстраивает для них декорации. Это, если вдуматься, и вправду какое-то невероятное волшебство. Но самое удивительное то, что одна-единственная книга может произвести на свет миллионы фильмов, ведь у каждого читателя он будет свой. И герои будут разными, и декорации, и даже выводы из прочитанного каждый сделает свои.

– Ты как будто думаешь моими мыслями. Я ведь тоже люблю читать.

– Знаешь, я недавно купила дом, и от прежних жильцов мне досталась здоровенная библиотека, они не посчитали нужным забрать с собой этот древний хлам, копившийся, видимо, не одно поколение. Так вот, я что хочу сказать. Каждый раз, когда я беру очередную книгу, у меня внутри зарождается ощущение предвкушения. Это довольно волнительно перелистывать страницы в ожидании очередного сюрприза. То между ними найдётся старая чья-то фотография, то письмо, то талончик на проезд, то высушенные цветы, то незаконченная вышивка, то ещё что-нибудь. Воистину фантазия прежних владельцев библиотеки была очень изобретательной по части закладок. И все эти предметы будто пойманные воспоминания. Это так странно – прикасаться к чьим-то чужим, личным, невыразимо трогательным и навсегда ушедшим событиям.

– Как необычно ты рассуждаешь, Лиз. Прикасаться к чьим-то чужим событиям… Представлять себе их чувства и мысли, возможно, даже влезать на время в чью-то шкуру, ты об этом?

– Ты поэтому выбрал профессию актёра? Нравится примерять на себя разные шкуры?

– Почему я выбрал эту профессию? Всё просто. Из-за денег, Лиз. И долгое время она мне не нравилась, в какой-то момент я разочаровался в своём выборе, но уже не мог ничего изменить. Прошло много лет и случилось много важных событий, прежде чем мне удалось изменить своё отношение к работе и отношение работы ко мне. Теперь я точно знаю, зачем мне это нужно. И тут ты, конечно, права. Профессия актёра позволяет почувствовать себя внутри самых разных личностей в рамках одной жизни. Другой профессии, дающей такую возможность, я не знаю.

а я знаю

– У тебя постоянно съёмки. Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

– Конечно.

– А как?

– Обычно прячусь от всего мира в глухом, красивом месте и сижу со своим ноутбуком наедине, записываю какую-нибудь историю. Для меня это лучший отдых или, лучше сказать, разгрузка. Пока я ничего не пишу, а просто езжу по съёмочным локациям, по презентациям, накапливается столько идей, что меня просто распирает от них, я чувствую какое-то давление изнутри, и мне необходимо от него избавляться. Избавиться я могу только одним способом – сесть и записать все эти идеи.

– Ну а как насчёт обычного отдыха? Ну… всякие там развлечения?

– Какие, например?

– Всякие.

– Если ты про что-то вроде активного отдыха, то его мне и на съёмках хватает. Я организовал свою жизнь так, чтобы работа приносила мне удовольствие, и оно именно в этом и заключается. Я ещё и каскадёр по совместительству, не представляю себя без трюков, без чего-то головокружительного…

Я без сна лежала в темноте. Размышляла над тем, нравится ли мне тот факт, что у нас два спальных места. Наверное, всё-таки нравился. Я хоть и чувствовала себя крайне неуютно в своей кровати, но всё же Рональд мне чужой

пока ещё?

человек, и то, что он лежит не вместе со мной, а на нарах у противоположной стены, меня устраивало. К тому же я привыкла спать одна.

Мы оба ворочались в темноте на своих неудобных матрасах, Рональд шуршал сеном, я скрипела железными пружинами и, наконец, угнездилась между двух больших комков свалявшейся набивки.

– Без выкрутасов, мистер, – проворчала я ему вместо «спокойной ночи». – У меня под подушкой здоровенный чёрный маузер.

– Мисс, не переусердствуйте с запугиванием, – ухмыльнулась темнота его голосом. – Всё же здесь удобства на улице.

Не знаю, что бы я чувствовала, если бы ситуация и дальше разворачивалась по моему сценарию, но последние события отрезвили меня. Стоило мне потерять голову от этого мужчины, жизнь моя проходила как во сне. В том сне, где перестают действовать законы физики и вещи становятся нематериальными, теряют свою статичность, приобретают любую желаемую форму и состояние, преграды сметаются с пути одним взглядом, а для того, чтобы полететь, достаточно просто подумать об этом, и ноги сами отрываются от пола. Да, это был сон, но меня довольно жёстко вытряхнули в реальность, и теперь я смотрю правде в лицо. Рональд – почти незнакомый мне мужчина, которого я хочу сделать своим,