Возле плота в другой шлюпке сидели капитан и сеньор Ромеро с сыновьями – те усиленно дышали, набираясь кислорода и перебираться на плот не торопились. Антонио изредка бросал на братьев Ромеро насмешливые взгляды. Потом неожиданно он швырнул окурок в воду, в развалку подошёл к краю плота и, обхватив руками камень, лежащий на краю и привязанный к плоту линем, рухнул вниз – только взбудораженная вода заходила туда-сюда, качая плот.

Все опустили головы, всматриваясь в воду. Капитан Фишер прильнул к смотровой бочке, обхватив её руками и пытаясь что-то разглядеть в смутной воде. Капитан взял в руки часы. Потянулись секунды ожидания.

Почти через минуту Антонио вынырнул, задыхаясь, вдохнул в себя воздух и бешено погрёб к плоту. Встревоженные матросы втащили его наверх. Задыхающийся Антонио, явно напуганный, стал кашлять, отплёвываться, размазывая по лицу воду, текущую с волос, а потом закричал истошно, сотрясаясь всем телом:

– Я больше туда не полезу!

– Заткнись, каналья! – прикрикнул на него капитан Фишер. – И лучше скажи – там есть галеон?

Ныряльщик судорожно обернулся на голос капитана Фишер и вскричал:

– Есть галеон!.. Есть!.. Будь он проклят!

Ныряльщик стал подвывать, не переставая трястись и дёргаться. Чуткий плот ходил ходуном от его движений.

– Ну, так и что? – опять крикнул капитан Фишер.

– Не полезу! – ещё громче завопил Антонио. – Ни за что не полезу!.. О, Боже!.. Боже милосердный!

И тогда капитан Фишер вдруг спокойно спросил, медленно приближаясь к ныряльщику:

– Так не полезешь?

Капитан поразился, как далеко вперёд выпятил капитан Фишер свой бритый, квадратной формы подбородок, подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости. Капитан напрягся, испугавшись за ныряльщика. Антонио даже трястись перестал. Он удивлённо, или скорее даже как-то подозрительно, всё ещё щурясь от морской воды и смаргивая, посмотрел на капитана Фишер.

А тот, не говоря больше ни слова, достал из-за пояса пистолет и выстрелил ныряльщику в грудь. Антонио замертво рухнул на настил плота.

Капитан Фишер приказал матросам:

– Отвезите этот короб вонючих потрохов на берег и заройте где-нибудь… В море не бросать!

И он повернулся к шлюпке, в которой сидели братья Ромеро.

****

…каждый фридайвер знает, что повышенный риск в подводном плавании на задержке дыхания (в профессиональной терминологии именуемом «апное») требует особенно сознательных тренировок с соответствующими мерами безопасности. Такие тренировки, как известно, могут быть направлены на поэтапное повышение общей и специальной выносливости организма, координации движений, гибкости и подвижности грудной клетки. Спортсмену необходимо выработать эффективную и экономичную технику движений, а также сознательное отношение к гипоксии, нырятельному рефлексу и, собственно, к дыханию…

Каждый фридайвер знает, что человек при погружении в воду подвержен действию нырятельного рефлекса, при котором, как правило, наблюдаются ларингоспазм, брадикардия, вазоконстрикция и кровяной сдвиг. Недопустимые перегрузки могут привести к потере сознания (блэкауту), различным травмам и необратимым последствиям для организма спортсмена. Поэтому нельзя тренировать апноэ в воде без надзора (особенно на пределе возможностей), резко наращивать нагрузки и игнорировать компенсаторные возможности организма…

Сейчас действия ныряльщиков, своих сыновей, контролировал сеньор Ромеро – водолаз с большим опытом ныряния без какого-либо дыхательного оборудования, потому что никакого дыхательного оборудования, кроме водолазного колокола, в то время придумано ещё не было. Он попросил матросов сделать другой балласт для погружения. Все на плоту старались не встречаться взглядом с капитаном Фишер.

Скоро ныряльщики пошли на глубину каждый с двумя балластными камнями, привязанными тросами к плоту: один камень свободно висел на тросе, второй камень ныряльщик зажимал ногами, держась за трос, примотанный к этому камню. Ещё один трос был привязан к ремню со свинцовым шаром, закреплённым на поясе ныряльщиков. Капитан снова достал часы.

Через пять минут ныряльщики всплыли и полезли на плот. Сеньор Ромеро бросился к ним с полотенцами.

Мигель первым стащил с лица маску – пропитанную смолой ткань со стёклышками, укрепляемыми перед глазами.

– Там нет… Ничего страшного, – сказал он прерывисто. – Груда балласта… Развороченный киль галеона… Муть. Не больно-то видно… И сильно чувствуется донное течение.

– А глубоко там? – спросил капитан Фишер.

– Не очень, – ответил Мигель. – Где-то пятьдесят – шестьдесят футов… Если бы галеон не лежал на боку, то его грот-мачта торчала бы из-под воды.

Капитан Фишер осмотрелся – проход между скалами был тупиковый, – и пробормотал сквозь зубы:

– Интересно, откуда здесь донное течение?.. Да ещё сильное.

– Это может быть, если в скалах есть проход, – тихо ответил сеньор Ромеро.

Капитан Фишер не ответил. Он отвернулся и закричал на матроса, нерасторопно, по его мнению, поднимающего из воды свинцовый пояс Мигеля.

Сеньор Ромеро приблизился к младшему сыну, готовящемуся нырнуть.

– Ещё раз повторяю… Настойчивая потребность сделать вдох – сигнал для всплытия на поверхность, – сказал он.

Серхио кивнул и прыгнул. Старый водолаз склонился над поверхностью, всматриваясь в воду.

Скоро Серхио вынырнул – без пояса, который он отстегнул в воде. Увидев его, матросы стали тянуть со дна сетку с бурыми невзрачными коралловыми образованиями – большими и маленькими. Капитан Фишер бросился к сетке, как ястреб. Матрос подал ему молоточек. Присев на плоту, капитан Фишер осторожно постучал по самому крупному из камней, потом снял отбитые скорлупки и куски. Под его руками блеснуло благородным сиянием, и скоро он очистил от кораллового камня несколько золотых браслетов, видимо раньше находившихся в связке. Капитан Фишер заулыбался, пряча браслеты на себе.

– Это надо немедленно показать дону Барреро, – сказал он, подхватывая с пола сетку с камнями. – И никому не слова… Слышите?

Вытряхнув всё из сетки к себе в шляпу, он отшвырнул сетку на палубу плота и, прижимая гору камней к груди руками, полез в шлюпку к капитану.

– Ныряйте, ныряйте! – крикнул он старому водолазу и приказал гребцам идти к бригу.

Капитану остаться с ныряльщиками он не предложил, возможно, намеренно. Поэтому капитан скоро оказался у брига и от нечего делать попросил матросов отвезти себя на берег залива. На берегу он снял сапоги, чулки и, закатав штаны выше колена, стал ходить по песку, поглядывая кругом.

Песок был вулканический, мелкий, серый пополам с чёрным. Светило солнце, и тёплый песок приятно грел уставшие от обуви ноги. Скоро из воды к капитану стали выбегать смешные розовые крабы. Капитан выбрал одного и приблизился к нему так, чтобы загородить собою солнце, и как только тень капитана упала на краба, тот замер, привстал на ножках и грозно поднял свои клешни, готовясь к обороне.

– Ты не прав, малыш, – сказал ему капитан больше для того, чтобы привести в порядок свои совершенно разбитые мысли. – Надо атаковать… Надо обязательно пытаться атаковать.

Капитан задумчиво посмотрел на матросов, сидящих у шлюпки – те старательно делали вид, что не глядят на него, но, когда капитан направился к пальмовой роще, стоявшей выше по берегу, один из матросов вскочил и пошёл за ним. Повернув назад и посмотрев в упор на матроса, который и не собирался отводить глаза, капитан сел на берегу. Перед ним в заливе стоял бриг, а за его спиной, за пальмовой рощей, – капитан прекрасно знал это, – тянулись бесконечные тёмно-зелёные горы, а далеко над ними дымился ядовитыми парами невысокий вулкан.

Капитан ещё посидел так какое-то время и вернулся на бриг.

Весь этот день на бриге нестерпимо воняло жареной рыбой. Рыба была на ужин: матросы рыбачили весь день и наловили её вдоволь. На полубаке лежали ныряльщики и делали, как капитан понял, вентиляцию лёгких: их долгий, протяжный свист был слышен по всему кораблю.