– Ликуйте и радуйтесь! Пусть заиграет музыка!

Музыканты поднялись на лестницу и заиграли; но плясать никто не решался: что им казалось естественным при свете факелов в темном сарае, – стало для них невозможным при светлом сиянии солнца.

Святая заметила это.

– Принесите вина и медные чаши.

Тотчас принесли пять корзин вина.

– Налейте! – приказал пророк.

И этот напиток придал им новые силы и превратил для них палящий летний день в самую темную ночь.

– Пляшите! – воскликнула святая. – Ликуйте и пляшите!

Вино и музыка подействовали. Все побросали оружие и плети и, взявшись за руки, образовали несколько кругов, один около другого; внутри стали пророк, святая и Ронхи; направо кружились первый и третий, пятый и седьмой круг мужчин; налево – все женщины.

Воодушевление толпы все росло и росло.

Уже многие падали, изнемогая, а круг замыкался все тесней и тесней… пляска продолжалась. Пьетро Носклер вступил в круг и это придало танцующим новые силы; он схватил за руку Венье и Корцаро и закружился в безумном хороводе, затем отпустил их, начал сам кружиться; все делали то же.

Вдруг пророк внезапно остановился посреди бешеного танца.

– Небо разверзлось! – воскликнул он.

Все стали на колени. Словно ток ужаса прошел по общине… Вдруг на ноги вскочил молодой Ульпо; кровавая пена выступила на его губах; частыми шагами он подбежал к святой, опустился перед ней на колени, откинул голову назад и начал рассекать руками воздух. Начав говорить хрипло и тихо, он дальше говорил всё громче, произнося слова со стоном и хрипом.

Впрочем, Ульпо не говорил – слова выходили сами, в одиночку, откуда-то из глубины глотки вместе с пеной и кровью; и язык был какой-то чужой.

Фрэнку Брауну казалось, что он слышит греческое слово, потом испанское, но не успел он ещё разобраться в слышанном, как вдруг взгляд Ульпо упал на него. Внезапный ужас отбросил Ульпо назад, казалось, пред его глазами открылась пропасть. И медленно, звонко, отчётливо заговорил Джиованни Ульпо по-латыни стихи из «Откровения», голосом, каким никогда не говорил, указывая на Брауна. Фрэнк видел, что никто не понял этих стихов, даже сам говоривший; –это было спасение. Иначе они бы разорвали его!

Тереза коснулась Ульпо своей одеждой. Она подошла к нему и подняла его с земли.

– Что видел ты, мой брат? – спросила она.

– Земля покраснела от крови, – забормотал Джиованни. – А зверь живёт; он – пасть ада. Пасть широко раскрыта и хочет нас проглотить.

– Он прав! Джиованни Ульпо прав! – вскричала Тереза. – Ад хочет нас проглотить!

Тереза простерла вперёд руки.

– Пророк видел небо отверстым, а с ним и Матильда Венье. Готовы ли вы выйти на борьбу с властью сатаны?

– Да! – закричали они. – Веди нас. – Они снова схватили оружие, готовые в каждый момент напасть на врага.

Святая остановилась посреди площади; по её знаку заиграла музыка. – «Тебе Бога хвалим!» – играла она. Она приказала созвать всех.

– Братья и сестры, вы победили! – кричала она. Она прислушалась и повысила голос: – Слышите? Слышите? Там играют небесные хоры!

Тереза продолжала:

– Целуйте друг друга, братья и сестры! Час великой жертвы настал! – Она подошла к пророку, положила обе руки ему на шею и поцеловала в обе щеки; потом поцеловала Ронхи, Ратти, всех женщин. К ней подошел также Скуро. Она помедлила минуту, затем, подняв обе руки, обратилась к нему:

– Поцелуй меня, брат…

Все подходили к ней и пророку. Каждому она подставляла лоб и щеки. Вдруг она вырвалась из их объятий.

– Спешите, спешите! – воскликнула она, – чтоб знаменье исполнялось.

Потом снова обняла своих женщин, поцеловала их и омочила теплыми слезами их щеки.

– Прощайтесь со мной, прощайтесь!

– Где крест? Принесите ого сюда.

Скуро принес его. Тереза подошла к кресту и слегка провела рукой по поперечине.

– Слушайте, братья и сестры: вы должны распять меня!

Они стояли вокруг святой, немые и оцепенелые, с раскрытыми ртами. Казалось, в этих головах, привыкших все воспринимать без всяких сомнений, зародилась мысль о сопротивлении.

– Вы сделаете это?

Никто не отвечал.

– Или вы малодушны? Вы хотите, чтобы я своими руками пригвоздила себя ко кресту? – Она схватила руку слуги. – Джироламо Скуро, ты это сделаешь?..

– Хорошо, святая госпожа!

– Святая сестра, – бормотал великан. – Святая сестра!..

– Ты это сделаешь! Тебя поглотит ад, если ты от этого откажешься… Ты должен, Джироламо Скуро!

– Хорошо, святая госпожа!

– Я знала это, – тихо сказала она, – я знала, что твоя рука пригвоздит меня ко кресту…

Она взяла его огромную, страшную руку и смиренно поцеловала её… и медленно, размышляя и колеблясь, она прошептала:

– И всё-таки… я не хочу умереть… от этой руки…

Фрэнк Браун слышал каждое слово.

Он стоял на лестнице, почта не в силах шевельнуться.

«Она принесет себя в жертву; она будет висеть на кресте для спасения душ своих братьев. Она, – Тереза Раймонди, – его возлюбленная… которую он целовал горячими, жадными губами, которую он целыми ночами держал в своих объятиях… Она будет висеть… там… на кресте…» Он не мог этого постигнуть и провел рукой по глазам. Он не грезил: процессия готовилась в путь.

Фрэнк ужаснулся; что-то стеснило ему грудь, ему не хватало дыхания; он сжал кулаки…

Так вот конец его игры?

Он был беспомощен, бессилен – бедный, жалкий червяк! Зато его произведения, его куклы жили и выросли до гигантских размеров, шли высоко над ним и разверзали небеса…

Вон отсюда! Вон!..

У него не хватило сил терпеть дальше. Он вышел, шатаясь, и направился к дому. Пока его можно было видеть, он шел медленно, чтобы не бросаться в глаза; но невольно его шаги участились, стали быстрей, торопливей – он побежал…

Вдруг он услышал громкий крик:

– Держите его! Ловите чужестранца!

Это был голос Терезы – и её голос пригвоздил его к месту; он не в состоянии был сделать ни шага.

– Ловите чужестранца! – сказала она.

Это он – был «чужестранец». Тереза так его назвала!

Шестеро парней подбежали к нему и он, не сопротивляясь, пошел с ними к святой.

– Следите за ним, – тихо сказала она. – Бог хочет, чтобы он присутствовал при моей смерти.

Его охватила ярость.

– Бог хочет, а… – но он не окончил фразы.

Вдруг, в одно мгновение его горячий мозг родил новую мысль… О да, это было лёгкое, великое спасение!.. Почему он ни разу не подумал об этом?.. Ах, он мог бы многое предупредить: смерть и Джино, и Джиованни Ульпо!

Слишком поздно для них, но все же достаточно рано для Терезы!..

Он быстро приблизился к ней, взял её руку и нажал нерв (Maus des Daumnes). Вот эта точка, которая сделала её рабой его желаний. Он с силой нажал на неё… Она не отдёрнула руки. Спокойно и удивленно смотрела она на него.

– Что тебе нужно? – спросила она.

Его охватила дрожь,

– Я… я… – пробормотал он.

Быть может, он ошибся? Быть может, то была другая рука?

Он взял правую руку и нажал в этом же месте.

Она не опустила глаз.

– Что тебе нужно? – вновь тихо спросила она.

В глазах Фрэнка потемнело.

Его власть исчезла, разбита! Жалкий, несчастный стоял он перед ней – она была свободна!

– Иди к черту! – хрипло прошептал он.

Альвасси схватил его правую руку, Корпоро – левую.

Процессия тронулась…

Они медленно тронулись по широкой улице, сначала спускавшейся к озеру, а потом поднимавшейся в гору. Ронхи все время не отрывал глаз от святой. Его черные глаза сверкали от благочестивой любви и горячего восторга. И когда музыка затихла, он вдруг громко запел литию. Все хором подхватили его пение. Святая опустилась на колени и – молилась. Потом она поднялась со спокойной улыбкой.

– Распустите моё платье, – приказала она женщинам, – а ты, брат Ронхи, сделай для меня венец из шипов.

Ронхи постоял немного, потом быстро удалился. Но женщины мешкали; они медленно спустили с плеч святой сукно и открыли её грудь.