Хвост тонкий, гибкий и очень длинный: в два раза длиннее тела. Покрыт короткой шерстью. На конце хвоста изогнутый шип. Шипы в шерсти мелкие, в основном по хребту и у горла. Ближе к голове шипы ядовиты. Слюна тоже содержит паралитический яд. Когти может втягивать. Всеядна.
Охотиться предпочитает из засады, но при необходимости очень быстро бегает. (Пометка на полях: легко догонит и обгонит скаковую лошадь)
Оружие: зубы, когти и яд. Часто использует хвост как бич. Охотится предпочтительно в одиночку, редко - парами. Островные химеры не собираются в стаи. (Пометка на полях: И слава богу)
Уязвимое место: живот.
Практически не восприимчива к магии.
(Пометка на полях: C этой поганью вообще лучше не связываться)
Бестиарий, Глава вторая. Учебник по неестествознанию за 936 год.
***
Караван шел неспешно, растянувшись по дороге на добрую версту, и под мерную поступь волов, да покачивание телеги, так и уводило в сон. В принципе, следить за обстановкой от меня не требовалось, так что можно расслабиться, поймав момент отдыха, и глядеть в небо, отыскивая в редких облаках очертания зверей, неведомых птиц, скрытое в тени лицо, морские волны...
Я лежала в полудреме, поверх мягких мешков с тканью, у края телеги. Мимо, в голубоватой дымке неторопливо проплывали дальние очертания холмов и укрывающего их леса.
Надо мной сверху раздавались два голоса, спорящие между собой.
Первый принадлежал тонкой стройной девушке с длинными белоснежными волосами, устроившейся на верхушке товаров, и скрестившей ноги. Второй - молодому человеку примерно одного со мной возраста, с русыми волосами и резкими чертами лица, выдающими в нем коренного северянина.
-У меня нет проблем с общением с другими людьми. Ничего не имею против тех, кто ест собак. - Пожимает плечами девушка. - Но с оговоркой, что если кто-то попытается съесть мою собаку, я разделаю на вырезку его самого.
Это понятно. Выросла она на побережье, в предках у нее вроде даже затесались пустынники, да и вообще, портовые города - место самого пестрого смешения национальностей и народностей. Там быстро привыкаешь спокойно смотреть на чужие порядки, и не осуждать их.
-Лицемерие. - Морщится северянин. - Ты как те селяне, которые отгоняя шторм, молят: только не к нашему берегу, куда угодно, только не на нас! А на других им уже плевать, с другими пусть происходит что угодно.
И его резкость тоже понятна. Север - суровое место. Местами тайга, переполненная медведями, волками и вивернами, местами открытые поля, где ветер моментально вытягивает последние остатки тепла. Собака там не просто питомец, это друг, который и об опасности предупредит, и упряжку с тобой потащит, и в случае чего, согреет.
-Это не одно и то же - спокойно отзывается она, щурясь и подставляя лицо солнцу. Ветер тихонько перебирает тяжелые волосы, как полосы белого шелка. - Я осознаю, что есть иная культура, и для этой культуры собаки или кошки - то же самое что в нашей куры с гусями. И не вмешиваюсь не потому что глупо защищать курицу, а потому что ничего этим не изменю. Это же другой менталитет, другие взгляды и другая жизнь. И я понимаю, что вздумай кто-то другой, кто держит курицу за лучшего друга убеждать меня в своем мнении, я только пальцем у виска покручу. Так что лучше просто не лезть куда не надо и куда не просят.
-И тебе не жалко бедных зверушек, которых убивают ради того, чтобы съесть!?
-А тебе жалко мышь, которую поймала кошка?
-Да при чем тут...
Такие разные - и поэтому никогда не могли спокойно сидеть, находясь в пределах видимости. Я, выросшая относительно в центре материка, особых претензий не вызывала, и обычно помалкивала, под их вечные споры. Всегда интересно послушать, как два одинаково умных человека, которым образование не позволяет решать споры мордобоем, пытаются не просто переспорить, а переубедить оппонента.
Девушка замялась, прожевывая что-то, и пояснила свою мысль, не дожидаясь, пока он закончит свою.
-Ради пропитания - это одно. Это жестко, но это естественный ход вещей. Совсем другое - это убивать животное не ради пропитания, а ради забавы, или чтобы украсить себе воротник. Вот это жестоко и бессмысленно. Никогда не понимала этого мужского увлечения охотой, когда одного-трех зайцев загоняет куча всадников со сворой собак!
-Ну начинается, теперь всю жестокость мужчинам приписала! - ворчит парень, ворочаясь и укладываясь поудобнее. Решает обнаглеть, и взбивает мешок под головой как подушку. Как будто у него удается долго лежать на одном месте, когда он спорит с Сарэа. Нет-нет и норовят оба усесться лицом к лицу.
-Под одну гребенку я же всех не равняю - невнятно отвечает девушка с набитым ртом, отряхивая крошки с колен.
Виктор аж подскакивает.
-Чего это ты там ешь? У нас же еще утром последний хлеб закончился!
-А мне купец печенья дал, за красивые глаза - ехидно чавкает она. Я, подтверждая ее слова, умиротворенно вздыхаю - мне это печенье уже не лезло.
-А твой бог велел делиться! - возмущается северянин. - Я тут почти с голода умираю, а она уминает сладкое за обе щеки!
-Мой бог - сказал делиться, а откуда я знаю что сказал твой? Может, он сказал, что принимать дары это слабость и смертный грех? Я ведь понятия не имею, во что ты там вообще веришь.
Он с притворным потрясением ахает:
-Да ты никак упиваешься своим невежеством!
И пока она замялась с ответом, молниеносно выхватывает сверток со сладостями.
Возмущенный возглас и треск - два будущих охотника начали великую битву за владычество над выпечкой...
...Я открыла глаза, проводив глазами одинокую сосну на пригорке, уплывшую назад. Подняла взгляд на верх телеги, хотя понимала, что никого там на самом деле нет.
Из спутников у меня вампир и дух, принявший облик ястреба, я направляюсь в Тавер, чтобы расследовать собственное убийство, а услышанный только что диалог состоялся как минимум лет семь назад.
Я медленно подняла руки перед собой и начала медленно загибать пальцы, пока воспоминание не потускнело.
Кто важные мне люди? Кому я могу доверять безоговорочно, и о ком иногда вспоминаю, оставаясь наедине с ночным лесом и костром, думая: как они там?
Сарэа. Ближе, чем родная сестра. Мы прошли с ней обучение с первого дня и до последнего. Даже метку получали в один день. Наставники привыкли видеть нас вместе, так и поминали "наши девочки".
Виктор. Тоже проходил обучение со мной. Я помню, что сначала было четверо, но Дарис не дожил до получения метки. Виктор остался единственным нашим с Сарэа ровесником. Родным братом я его, наверное, не назову, скорее старшим двоюродным, с которым не всегда находишь общий язык. Но ему стоит доверять.
И Маркус.
Я до сих пор не помню лицо, но именно этот человек заменял мне отца. Но кем он был, и каким он был? Только имя и воспоминание о голосе...
Я покосилась на ястреба, кружащего наверху и собравшегося на очередную охоту. Уж он-то мне точно ничего не расскажет. Помощничек...
-Что-то прикидываешь? - полюбопытствовал Лаурен. Он лежал чуть выше, на боку, опираясь о локоть.
-Вспоминаю семью. - Отрешенно отозвалась я, глядя только на три загнутых пальца.
Мало у меня близких людей.
-О. Это важно. Хорошо, что вспоминаешь.
Я повернула голову в его сторону. Рассеянный взгляд музыканта ушел куда-то за горизонт, и сознание наверняка пребывало там же. Легкий ветер трепал темные волосы, солнечный свет лег на лицо, обрисовав черты лица, знакомые еще в прошлой жизни. Может, он не так уж сильно изменился? Может, я сейчас вижу его прежнего. И та враждебность только напускная.
-А что с твоей семьей? - тихо спросила я. - Ты говорил, тем жрецам нужен был кто-то без родных.
-Я по глупости своей признался одному из них, что семья осталась далеко. И у меня с ними нет постоянной связи. Но мои родные живы-здоровы. - На его лице появилась теплая улыбка, но медленно угасла. - И они еще многого не знают.
