— Они переехали в Кеннесоу вскоре после того, как я начал играть за Лесорубов. Для моего отца стало слишком тяжело продолжать жить в городе. Он страдает от вителлиформной молекулярной дистрофии, а так как болезнь прогрессирует, то ему понадобилось место с более медленным темпом жизни.

— Вителлиформная дистрофия? — спросила я.

— Иногда они называют ее Лучшим Заболеванием — что, я всегда думал, было совершенным оксюмороном. Хотя я догадываюсь, что это просто оказалось фамилией чувака, который обнаружил ее.

Я бы восхитилась тем, что Линк использовал слово «оксюморон», если бы это не касалось чего-то столь серьезного и опустошительного.

— Это заболевание глаз, которое вызывает прогрессирующую потерю зрения, — продолжил Линк ровным голосом. Его черты лица стали напряженными, а взгляд все время прыгал с одного предмета на другой. Классические знаки задумчивости и печали.

— Мой папа начал видеть вещи искаженно и расплывчато, так что моя мама, наконец, убедила его сходить к офтальмологу. Ты помнишь ту ночь, когда я появился у твоей двери совершенно разбитым? Ту, когда ты отменила запрет на спортивные фильмы, чтобы посмотреть «Площадку»?

Я кивнула. Я знала, что произошло что-то плохое, но любопытство только заставило бы его замкнуться в себе еще сильнее. Поэтому просмотр фильма был единственным способом, чтобы я могла почувствовать себя менее беспомощной.

— Моему отцу только что сообщили диагноз и сказали, что со временем будет только хуже. Заболевание больше всего влияет на центральное зрение, у него остался небольшой периферийный обзор, хотя с возрастом даже он уменьшается.

Тяжело подобрать слова, когда слышишь подобное, но это все, что я могла сейчас сделать.

— Линк, мне жаль. Это должно быть тяжело.

Его лицо стало задумчивым.

— Он научил меня всему, что я знаю о бейсболе. Каждый вечер после работы, не имело значения, насколько уставшим он был, он водил меня на поле рядом с нашим домом, и мы тренировались. Ловить, бросать. Часы ТО.

— ТО?

Линк повернулся ко мне.

— Тренировки отбивания.

— О. Надо было собраться вместе.

Я заслужила этим полуулыбку.

— Он был неплохим игроком в свое время, и я помню, как думал, что никогда не буду хорош также как он. Я весь выпускной год раздумывал – смогу ли я продолжать играть. Отец всегда говорил мне, что нужно идти за моей мечтой играть профессионально, и не важно, как тяжело мне придется работать, — челюсть Линка сжалась. — Когда я не смог вернуться на поле после операции, то первой моей мыслью было, что я разочаровал его.

Мое сердце сжалось, но я попыталась не выдать это голосом.

— Ты играл годами и даже сейчас продолжаешь это дело, помогая детям в лагере. Я уверена, что он гордится.

— Я знаю, — сказал Линк. — Но я все еще ненавижу, что не могу продолжать играть как раньше. Я чувствовал, что делал это за нас обоих. Он легко мог бы играть в младшей лиге, а возможно, даже в высшей. Но в колледже он встретил мою маму и отдал все, чтобы остепениться и иметь детей. Или ребенка, как оказалось.

— Разве он не мог жениться, иметь детей и все еще играть?

— Ты сама говорила, что многие женщины не решаются стать частью такого образа жизни. Поездки и безостановочные тренировки — это не то, чего бы хотела моя мама. Я знаю, мой отец никогда не сожалел о своем выборе, но также знаю, что он всегда задавался вопросом — как далеко он мог бы зайти. Он говорил мне, что если я действительно хочу этого, то должен сделать это моей единственной целью.

— Что я и сделал, — Линк посмотрел на меня. — Это забавно, потому что отец всегда задумывался — что бы произошло, сохрани он бейсбол своим главным приоритетом. А я иногда задаюсь вопросом, что было бы, если бы я не сделал этого.

Моя рука опустилась на его колено, прежде чем я успела засомневаться.

— Просто потому, что все пошло не по твоему плану, не означает, что ты совершил ошибку. Множество людей позволяют их мечтам ускользнуть, но ты пошел за ней. Не имеет значения, чем ты занимаешься сейчас — бейсбол часть тебя и всегда будет. Твоя страсть к игре — это одна из главных вещей, которая запомнилась мне из прошлого.

Линк накрыл мою руку своей и нежно сжал.

— Я помню много вещей о том времени.

Атмосфера в комнате опять изменилась, только теперь воздух казался суперзаряженным, будто слово или движение может вызвать искру. Я не была уверена, какую реакцию это вызовет, потому что уровень возбуждения уже граничил с дрожью, и казалось, что даже от маленькой искры могут остаться ожоги.

Молчание слишком затянулось, поэтому я быстро проговорила:

— Лучше иметь жизнь «о, да» чем жизнь «что если», — от улыбки Линка у меня потеплело на сердце. — Прости. Не смогла сдержаться.

Он засмеялся.

— На самом деле мне это нравится. И честно говоря, как только моему отцу поставили диагноз, и мы узнали, что заболевание наследственное, это только больше подтолкнуло меня к бейсболу. Я думал, что если у меня оно тоже есть, но симптомы проявятся раньше? Удивительно, что отец может продолжать делать, невзирая на большое белое пятно в середине обзора, но играть в мяч он больше не может. Он не может делать много мелочей, которые множество людей принимают как должное.

А я, глупая, ворчала на папу, который не желает знакомиться с новыми людьми.

— Моя мама никогда не жалуется, — сказал Линк. — Я однажды спросил ее, как она справляется с заботой об отце. Она ответила, что ей не с чем справляться. Она любит отца и сама выбрала проводить каждый день с ним, так что они не могут быть счастливее.

Помогая другим переживать раны неудачных отношений, я иногда забывала, какой исцеляющей могла быть любовь. Я часто видела, как люди находили друг друга, и это меняло их к лучшему, но уже давно ни одна история не поражала меня так сильно.

— Вот так, — Линк заерзал, и я видела, что ему не комфортно от того, как много он раскрыл. Я хотела сказать ему, что все в порядке, и он не зря доверился мне.

— Я… — мой телефон разрезал тишину, и я взглянула на него. Звонила Эми Линн. — Мне жаль. Это одна из моих клиенток, так что я должна ответить.

Технически она не была моей клиенткой или слушательницей семинара, учитывая, что это подразумевает фактическую посещаемость.

Я услышала рыдания и придвинула телефон ближе к уху.

— Эми Линн? Ты в порядке?

— Я спросила Джейкоба, планирует ли он на мне жениться, и он сказал мне, что я должна перестать давить на него, — Эми Линн фыркнула и выпустила дрожащий выдох. — Тогда я спросила, собирается ли он, по крайней мере, сделать тест на отцовство, чтобы мы могли оставить эту ситуацию позади, и он взорвался. Я думаю… Думаю, что это конец, — она залилась слезами и скрипучими звуками, которые я не могла расшифровать.

— Ты хочешь встретиться и поговорить? — спросила я.

Я ожидала, что она скажет «нет» и, возможно, даже обвинит меня в разрушении их отношений, но она засопела и выдала свой адрес.

Глава 20

Я уже потеряла счет тому, сколько салфеток вручила Эми Линн, но коробка была пуста, а мусорная корзина переполнена смятыми и влажными комками. На пути сюда также была Аннабет, которая сегодня вечером присутствовала на политическом сборе средств и увидела голосовое сообщение только двадцать минут назад. Я провела последний час в квартире Эми Линн, слушая, как она плакала и изливала каждую деталь их отношений с Джейкобом, хорошую, плохую и даже неприглядную.

Честно говоря, многое из сказанного было плохими и неприглядным. После того как Джейкоб ушел, Эми Линн попыталась взломать его телефон. Когда это не сработало, она обратилась за помощью к сайту для людей, которые подозревали близких в измене, и заплатила за то, чтобы отследить телефонные номера, на которые он звонил.

Чаще всего попадающийся номер принадлежал женщине, которую Джейкоб назвал сумасшедшей — той самой, заявившей, что он был отцом ее ребенка. И это все больше и больше казалось правдой.