– Кому-то мясо, а кому-то вонючую кашу, – проворчал сзади стоящий солдат с мутным взглядом.

– Да тебе больше и не положено! Он к командиру на совещания ходит, а ты дерьмо лопатой кидать не научился! – закричал Вакин.

– Спасибо большое, Вакин, – поблагодарил Кёртис.

– Эх-х, парень, я искренне надеюсь, что с тобой всё будет в порядке. Ты мне нравишься. Ты чувствуешь людей, переживания, эмоции. Таким как ты, надо сидеть за столом, пописывать бумажки, творить великие дела. Воевать идут только те, кто больше ничего не умеет… Удачи, парень.

Кёртис захотел развеять печальную нотку.

– Себе оставь, мне хватает.

Выбор лошадей огромен, но Кёртис не увлекается ими. Выбрал по цвету.

Конюх уныло вывел чёрную лошадь и что-то пробубнил. Кёртис закинул сумку за спину и запрыгнул на коня. Шум лагеря притих, Кёртис почувствовал, что на него смотрят, хотя никто не смотрит. Лошадь под его рукой тронулась.

К вечеру он добрался до первой деревни. Натёр копчик, каждый шаг лошади отдавал болью. В седле качало, Кёртис не выдержал и его стошнило. Весь путь проделал, не вылезая из седла и никого не встретив. Пустой мир.

Он постучал в тяжёлую дверь. На улице никого, будто попрятались по норкам от несущего злодеяния чужака. На небе собрались чёрные тучки, закапало.

Дверь приоткрыли, показался голубой глаз.

– Что вам надо? – сказал тихий женский голос.

– Здравствуйте, я бы хотел переночевать…

– Мы не сдаём комнату.

– Я заплачу

– Нет мест.

– Помогите найти.

–До свидания.

Кёртис развернулся, посмотрел на дома. Этот был последний из больших, остались мелкие, полуразрушенные, сгнивающие. Кёртис переночует лучше на земле и под дождём, чем в последних.

Кёртис сбежал с крыльца, схватил коня под узды.

– Пойдём, Мурка, надо найти убежище, – сказал он, поднимая лицо на чёрное небо, прогремел гром. – И побыстрее.

Кёртис выбрал наугад домик с маленькими окнами, постучал в дверь. Раздались шаркающие звуки, Кёртис напрягся.

– Чя-аво надо? – спросил сварливый старческий голос.

– Бабушка, впусти переночевать, пожалуйста. Я бы не просил, но сейчас ливень начнётся.

– От оно чё… а ты не разбойник часом? А-то видала я таких, вроде, ухоженные и говорят хорошо, а как отвернёшься… Сколько платишь?

– Три валета.

– Давай пять, накормлю.

– Хорошо, у меня ещё конь, не найдётся конюшни? Не хочу под ливнем оставлять.

Косой глаз вылез из-за двери, глянул на лошадь.

– Добрый ты какой-то, странный. Веди на задний двор.

Бабка закрыла дверь. Кёртис взял узды и понял, что не знает, как добраться до заднего двора. Дома идут впритирку, разделяются лишь деревянными стенами.

На плечи активно закапало. Кёртис подумал, что он мягкотелый болван. Трудно спросить, где задний двор?!

Раздался скрип, часть стены открылась, синий свет развеял тьму.

– Чего встал? Заводи.

Кёртис вздохнул. Из-за темноты не заметил дверь.

Двор обширен, палисадник, где растут небольшие кусты, загон с крышей и сарай.

Бабка отпёрла мощный замок, распахнула ворота. Кёртис завёл коня, места много, ещё и сена с подстилкой.

– Так, – сказала бабка, когда Кёртис начал снимать седло и уздечку, – ну ты спокойной ночи желать будешь? А-то видала я таких, с конями, как с близкими людьми. Я в сенях подожду.

Кёртис погладил морду.

– Ну что, Мурка, оставляю тебя одного, но только на ночь! Кушай сено, здесь тепло, вроде, так что не замёрзнешь, – лошадь уставилась на Кёртиса, жуя. – Ну, до завтра.

Кёртис закрыл сарай и подумал, надо ли запирать? Но не решился хозяйничать. Он прошёл по двору к дому, поднялся по крылечку в сени.

– Знаешь, – сказал бабка, выйдя из темноты, – я считаю, добрые люди в первую очередь добры к животным. Куда путь держишь?

– В Орион. Путешествую, хочу красивые города посмотреть, людей хороших, великие события узнать.

– Денег много?

Кёртис вежливо засмеялся.

– Нет, что вы, это же не от денег зависит, а от желания. Толстосуму всегда будет что-то мешать, будь то жара или дождь, а вот бедняку всё равно на условия, он в плохих живёт, а не только странствует.

– Просто молодой ещё.

– Хе-хе, я молод, но с чего вы взяли, что не мудр?

– Проходи, умник, я достаточно прожила и знаю, что деньги делают почти всё.

– Почти? – спросил Кёртис, перешагивая порог.

– На пол пути не останавливаются…

– Что?

– Говорю: через порог перейди. В отношениях с животными деньги ничего не решают, лошадь тебя не поймёт, если будешь пихать ей монеты.

– И всё? – сказал Кёртис, усмехнувшись.

– В особо тугих случаях, когда человек не может найти утешение в кругляшах, проклинает мир и жизнь, но так делают только ослы с человеческой внешностью.

Прихожая одновременно столовая, занавески скрывают огромную печь.

– Так, – сказала бабка, ставя светильник, – разувайся и садись за стол, я как раз собиралась ужинать.

Кёртис снял башмаки и шляпу, положил сумку на пол и присел за аккуратненький столик. Бабка принесла две белоснежные тарелки с ложками, кастрюлю варёной картошки и тарелку рыбы. Ели молча, бабка не заводила разговор, а Кёртис подумал, что так принято.

Поев, она убрала со стола и протёрла. Кёртис, подумав, что пора расплатиться полез во внутренний карман и отсчитал монетки, одна попалась желтоватая.

– Рановато ты, – сказала бабка, рассматривая монетку на свету, – хотя я не суеверна. Вот эти кругляши становятся причиной аморального образа жизни или чувства всемогущества или душевного подъёма. Ты что выберешь?

– Последнее, хотя я не понимаю, как деньги могут дать лёгкость духа.

– Легко, это же просто инструмент достижения цели, кто-то забивает молотком гвозди, а кто-то пальцы.

Старуха прошла в соседнюю комнату, положила монеты в шкатулку. Кёртис подождал, пока вернётся.

– Извините, я, конечно… это совсем не моё дело… и я не хочу вас обидеть…

– Не мямли.

– Вы аристократка?

Бабка встала, без шарканья прошла пару шагов.

– Думаешь, простой человек, например, землепашец или пастух не может владеть этикетом? Должен жрать руками из котла? Или говорить умные слова? Если дурак их выучит, это не значит, что он уже не дурак.

– Я не хотел вас обидеть. Думаю, вопрос этикета идёт лишь от личности. Вы говорите не умные слова, а мысли. Сами или книгами не важно, но дурак перестаёт быть дураком, когда пользуются мыслями.

– Думаешь, я из старинного и великого рода? Нет, мой отец владел несколькими домами, я уж совсем… только этим. Война эта треклятая, деньги. Всё потонуло. Они затащили мораль и доброту с собой, вниз.

– Но ваше понимание мира осталось…

– Моё понимание никому не интересно.

– А мне кажется наоборот.

– Вот именно, кажется. Молод ты ещё, нет в тебе стержня. Я ведь людей сразу вижу, ты чуткий, раз дунешь, рассыплешься. Из тебя сейчас можно что угодно лепить. Мне таких жалко.

– Проведите в комнату, я что-то устал.

Кёртис подхватил шляпу и сумку.

– Пойдём. Не таи обиду, вредит желудку.

Комната небольшая, кроме кровати и тумбы ничего, вместо двери занавеска.

– Я не слабый, – сказал Кёртис.

– А кто такой слабый? Спокойной ночи.

После ухода бабки, Кёртис пробормотал:

– Спокойной.

Ренар постучал, через минуту вышла заспанная женщина деревенских габаритов.

– Чо хотел?

– Продайте еды.

– Какой?

– Овощи, хлеб, сушёного мяса, валянную рыбу.

– Молочка может? Парное!

– Откажусь.

– Как знашь, пожди.

Женщина принесли корзину с помидорами, луком, огурцами, морковью и круглый чёрный хлеб.

– Беру хлеб, три помидорины, два огурца и три морковки. Сколько?

– Так… ну… хм… три, да, три валета.

Ренар вытащил монетки, отсчитал и положил еду в мешок.

– До свидания.

Ренар зашагал к выходу из деревни, на полпути остановил отряд селян с дубинами во главе с бородачом.