Он взял девушку аккуратно двумя пальцами за подбородок и начал склоняться к губам.

— Только поцелуй, — прошептал голосом, проурчал желанием в нём, а скорее — прошелестел звуком упаковки презерватива.

Осторожно моргнув, мисс Флейминг затаилась, в ожидании. Вместе с тем в её глазах сквозила борьба и сумятица — она отлично понимала подтекст момента и, скорее всего, даже почувствовала, как захлопнулась за спиной дверь её прежнего мира.

Мужчине это, и жутко не нравилось, и заводило одновременно. Он медленно, очень медленно и почти невесомо притронулся губами к её. С точки касания тут же, как круги по воде, пошли удушливые волны желания.

У обоих.

Генрих лизнул языком её нижнюю губку и обхватил её вместе с верхней своими. И слегка пососал.

Потом аккуратно, как сапёр над миной, принялся работать с её ротиком и провёл языком по зубкам, как бы прося разрешение на вход.

Девушка разжала челюсти, и его язык тут же продвинулся вперёд. Не далеко, но всё-таки встретился с кончиком её волнующегося, мельтешащего и суетливого язычка.

В этот момент ему до радужных кругов перед глазами захотелось набрать полные жмени её ягодиц, хорошенько сжать, пригвоздить к своему паху и…

Тут Ньюта дёрнулась, и Генрих осознал, что уже тяжело и натужно дышит. Он мгновенно взял себя в руки — пока ещё был способен — и чуть отстранился.

— Мне перестать? — опередил её протест шепотом больше напоминающим озвучку рекламы спа-процедур где-нибудь на пляже акватории Индийского океана под шевелящимися на ветру листьями пальм и ласковые «улыбки» кроткого прибоя. Мужчина беззастенчиво и напористо обволакивал интонациями и грудными вибрациями, как благовониями, поражая волю и сковывая, стирая из сознания все желания, кроме одного. Единственного.

— Не останавливайся, — прозвучало тихое, покорное и податливое откуда-то из глубин её женственности, азарта и жизнелюбия.

Мальгауден мысленно сжал кулаки, хотя на деле боялся даже пошевелить руками. Он довольно мягко, но плотно держал девушку за плечи и, только лишь услышав, что она уже не та, что была полминуты назад, немного опустил ладони к локтям.

И опять припал к её губкам.

Теперь он пустил в действие всё, абсолютно всё, чем наградила его природа и что дал опыт. Ничего не оставлял про запас.

— М-м-м… — простонала мисс Флейминг и тут же испуганно распахнула уже почти закрытые было глаза. — Ой.

— В жизни не слышал звука прекрасней, — приблизился к её щеке Генрих и поцеловал. Он покрывал лёгкими, невесомыми, райскими поцелуями её личико, и когда почувствовал, что женское тело окончательно обмякло в его руках…

«Готова, — ухмыльнулся Мальгауден и тут же удивился, что всё это его ещё и до жути умиляет. Даже немного стыдно и совестно. Так… чуть-чуть. — Это в её же интересах. Ей понравится».

Он начал целовать её уже совсем как любовницу. А скорее, как падишах — любимую жену: властно, собственнически, с безоглядным, неприкрытым желанием. С заделом на будущее. Глубоко внедряясь языком в рот, мужчина схватил руками тонкую талию в жестком поясе чёрной клешеной юбки и довольно конкретно сжал. Хотел притянуть к паху, но вовремя остановился, боясь испугать внушительного размера выпуклостью.

И сделал это только, когда она вымотанная борьбой с самой собой и со своим предательским телом — а тело свободной леди, которая занимается сексом исключительно в браке, ей явно не принадлежит — зарылась пальчиками ему волосы и устало откинула голову.

«Вот та-а-ак, у-у-умница», — принялся он покрывать поцелуями её благоухающую запахом женщины шею.

После этого волю отключили и у него тоже.

С полоумным, потерянным, пылающим, блуждающим, да каким угодно, взглядом или даже без него — со слепыми, стеклянными глазами, Генрих резво подхватил девушку на руки и хотел было отнести в спальню на кровать, но этот путь показался ему путешествием вокруг земного шара. Тем более что его бы устроил и кухонный стол, и подоконник, а также любая горизонтальная поверхность, а за неимением её, и вертикальная тоже. Да какой там, поверхность — точка опоры — и его Землю перевернули бы.

Поэтому Генрих дошел только до диванов в гостиной.

Присутствовал также страх, что возбуждение с Юты схлынет, пока он будет путешествовать по квартире. Она очнётся, подумает и «включит заднюю передачу». Однако девушка — слаба богу — покорно, со смиренным ожиданием своей участи прижалась к нему, как подобранный на улице котёнок, и не иначе как от смущения и стыдливости спряталась лицом у него в районе уха.

«Всё-таки умная она. Эта Ньюта Флейминг», — возрадовался Генрих Мальгауден.

А дальше всё принялось работать не на процесс, а на результат.

Дойти до конца. Увидеть уже этот чёртов свет в конце тоннеля. Насытиться до одури, до полного пресыщения и опустошения одновременно, до обожания и равнодушия.

Очутившись на диване, они принялись избавлять друг друга от одежды, периодически забываясь в страстных жадных, сильных поцелуях и не в силах оторвать рук от сладких, желанных тел.

Да, Генриху не совсем нравилось выражение лица Юты — с налётом злости и раздражения, но он был уверен, что это пройдёт.

Однако же, перестраховался. У него в кармане брюк шелестел припасённый презерватив, но мужчина решил лишний раз не «палиться» тем, что подготовился, а ринулся к тумбочке под телевизором. Там тоже… было.

Он мял и сжимал её тело, груди, целовал и лизал соски, наслаждаясь, как это ни странно, недоступностью всего, чем овладел. Ньюта тут же выгибалась и стонала под ним словно мартовская кошка — и это тоже шло в дело: соблазняло, возбуждало, заводило, вело за собой.

У Мальгаудена появилось ощущение и чего-то окончательного и начального одновременно. Будто здесь и сейчас заканчивалась одна его жизнь — долгая и богатая событиями — и начиналась другая, не менее насыщенная и длительная.

Поэтому он ни секунды не сомневался, прежде раздвинуть ей ноги и войти. И только очутившись членом в скользком, тёплом, тесном, упругом влагалище и задыхаясь от переполнивших ощущений, вдруг понял, что с ним происходит.

Он делает выбор.

Вернее, уже сделал.

Выбрал.

Окончательно и бесповоротно.

Да-да, он выбрал эту девушку, Ньюту Флейминг. Его «актрису».

«Она! — пело в груди. — Это она, чёрт бы её подрал, она».

Звуки её вымученных стонов от непереносимой сладости и удовольствия, с мольбой о помощи и призывами не останавливаться никогда подстёгивали и вдохновляли чуть ли не на подвиги. Ему хотелось повелевать миром, обрушивать армии на врагов и вращать эту грёбаную Землю, как Майкл Джордан — баскетбольный мячик — на кончике указательного пальца.