– Я только хотел предложить это, мистер Холмс, но рассчитывал познакомить вас со всеми фактами еще здесь. Я полагаю, что если вас что-нибудь поразит… – Мэзон с сомнением взглянул на своего коллегу-любителя.

– Мне уже приходилось работать с мистером Холмсом, – сказал инспектор Мак-Дональд. – Он понимает эту игру.

– Во всяком случае, у меня собственная система этой игры, – сказал Холмс, улыбаясь. – Я вхожу в дело, чтобы добиться справедливости и помочь полиции. Если когда-либо я отделялся от официальной полиции, то лишь потому, что она отделялась от меня первая. Теперь, мистер Мэзон, я буду работать, как я хочу, и представлю свои выводы тогда, когда захочу.

– Мы очень благодарны, что вы почтили нас своим присутствием, и покажем вам все, что можем, – сердечно произнес Мэзон. – Вперед, доктор Уотсон, и когда дело закончится, мы рассчитываем на страничку в вашей книге.

Мы начали спускаться по живописной сельской дороге, окаймленной с обеих сторон рядами подрезанных вязов. По ту сторону возвышались два каменных столба, поврежденные непогодой и поросшие мхом, наверху которых виднелись бесформенные обломки скульптур, изображавших когда-то прыгающих львов. Аллея эта, по краям которой виднелись ухоженные полянки и старые дубы, представляла собой один из характерных пейзажей сельской Англии, потом внезапный поворот, – и перед нами предстал большой низкий дом из темно-коричневого кирпича со старинным садом, заполненным тисовыми деревьями. Когда мы подошли поближе, то увидели и деревянный подъемный мост, и великолепный широкий ров, блестевший, как ртуть, на холодном зимнем солнце. Три столетия пронеслись над домом – рождений и кончин, сельских праздников и псовых охот. Странно, что и теперь это мрачное здание бросало тень на веселые долины. Эти причудливо заостренные кровли и нелепые слуховые окна казались созданными для того, чтобы затаить в себе страшную и гибельную тайну. Когда же я взглянул на глубоко посаженные окна и на угрюмый, омываемый водой фасад, я почувствовал, что нельзя было и придумать лучшей сцены для разыгравшейся трагедии.

– Вот окно, – сказал Мэзон, – ближайшее от подъемного моста. Оно открыто точно так же, как его нашли ночью.

– Оно слишком узкое, чтобы человек мог в него пролезть.

– Во всяком случае, убийца был не слишком толст. Для такого простого вывода не нужно иметь ваших мозгов, мистер Холмс. Вы или я могли бы протиснуться через него.

Холмс подошел к краю рва и заглянул в него. Затем он исследовал каменную облицовку и траву, граничившую с ней.

– У меня хорошее зрение, мистер Холмс, – сказал Мэзон. – Тут никаких следов нет. Но разве он должен был оставить след?

– Обязательно. Иначе быть не могло… Вода всегда мутная?

– Почти всегда такого цвета. Поток уносит тину.

– Какой глубины поток?

– Около двух футов по бокам и три посредине.

– Так что можно отбросить мысль, что убийца утонул, пересекая ров?

– Даже ребенок не мог в нем утонуть.

Мы перешли подъемный мост и были встречены длинной, сухой, с некоторыми следами былой чопорности, фигурой – это был дворецкий Эмс. Бедный старик был страшно бледен и все еще дрожал от нервного потрясения. Бирльстонский полисмен – рослый меланхоличный человек с солдатской выправкой – стоял на страже у роковой комнаты. Доктора уже не было.

– Ничего нового, Вильсон? – спросил Мэзон.

– Ничего, сэр.

– Теперь вы можете идти. Мы пошлем за вами, когда вы понадобитесь. Дворецкий может ждать в стороне. Скажите ему, чтобы он предупредил мистера Баркера, миссис Дуглас и экономку, что нам, возможно, понадобится переговорить с ними. Теперь, господа, может быть, вы разрешите мне поделиться с вами своими сведениями, а потом я буду счастлив выслушать ваш взгляд на положение дел.

Он нравился мне, этот провинциальный сыщик. Он быстро схватывал факты, обладал холодным и ясным здравым смыслом, который, несомненно, поможет ему когда-нибудь сделать карьеру. Холмс слушал его внимательно, без тени нетерпения, так часто проявляемого специалистами по отношению к своим младшим коллегам.

– Самоубийство здесь или убийство – это первый вопрос, господа, не так ли? Если это было самоубийство, то мы должны допустить, что покойный снял обручальное кольцо и спрятал его, потом пришел сюда, сырой обувью натоптал в углу за гардиной, чтобы показать, что кто-то его подстерегал, потом открыл окно, затем кровью…

– Мы можем это отбросить, – сказал Мак-Дональд.

– Я тоже так думаю. Итак, самоубийство отпадает. Остается убийство. Теперь нам надо определить, совершено оно забравшимся сюда неизвестным, или кем-нибудь, живущим в доме.

– Мы слушаем ваши аргументы.

– И с той и с другой версией имеются значительные затруднения. Предположим, что некоторые лица, живущие в доме, совершили преступление. Они прислали одного из шайки сюда, когда все было тихо, но еще никто не спал. Затем они прикончили Дугласа из самого шумного оружия в мире, и так как им посчастливилось, то этого оружия никто раньше в доме не замечал. Все это, само собою разумеется, должно было вызвать во всем доме переполох, не правда ли?

– Да, несомненно.

– Все знают, что после выстрела прошла минимум одна минута, прежде чем все живущие – не только мистер Баркер, хотя он это и утверждает, но и Эмс и все другие были на месте убийства. Скажите, каким образом за это время преступник успел наделать следов в углу, открыть окно, вымазать косяк кровью, стащить обручальное кольцо с пальца убитого и все прочее? Это невозможно!

– Вы очень ясно все это разобрали, – сказал Холмс. – Я начинаю с вами соглашаться.

– Теперь мы вернемся к теории, что этот некто явился извне. Человек попал в дом между половиной пятого и шестью. Тут были гости, дверь была открыта, и поэтому ничто ему не помешало. Он мог быть простым вором или явиться сюда с личной местью к мистеру Дугласу. Так как мистер Дуглас провел большую часть своей жизни в Америке и это охотничье ружье оказалось американского производства, то надо думать, что наиболее вероятным является убийство из мести. Он проскользнул в эту комнату, потому что она первая попалась ему на глаза, и притаился за гардиной. Здесь он пробыл приблизительно до одиннадцати часов ночи. В это время мистер Дуглас вошел в комнату. Произошел краткий разговор, если он вообще произошел, ибо миссис Дуглас утверждает, что с того момента, как супруг оставил ее, и выстрелом, прошло не более пяти минут…

– Свеча это подтверждает, – сказал Холмс.

– Верно. Взята была новая свеча, и сгорела она не более, чем на полдюйма. Он, вероятно, поставил ее на стол, перед тем как произошло нападение, иначе она должна была упасть вместе с ним. Это показывает, что на него напали не сразу, как он вошел в комнату. Когда явился мистер Баркер, лампа была зажжена, а свеча погашена.

– Все это достаточно ясно.

– Теперь из этих предположений постараемся воспроизвести сцену убийства. Мистер Дуглас входит в комнату. Ставит свечу. Человек показывается из-за гардин. Он вооружен вот этим самым ружьем. Он требует обручальное кольцо – бог ведает зачем, но это, вероятно, было так. Мистер Дуглас отдает его. Тогда – или хладнокровно, или в борьбе – Дуглас мог схватить молоток, найденный на ковре – тот застрелил Дугласа. Убийца бросает ружье, а также эту странную карточку «Д. В. 341» и убегает через окно, пересекая ров как раз в тот момент, когда Сесиль Баркер появляется на месте преступления. Как вы это находите, мистер Холмс?

– Очень интересно, только не очень убедительно.

– Господа, все это было бы абсолютной бессмыслицей, если бы не было чем-нибудь еще более нелепым, – вскричал Мак-Дональд. – Кто-то убил человека, и кто бы это ни был, я берусь доказать вам, что убийство он совершил бы другим путем. На что он рассчитывал, отрезая себе путь к отступлению? На что он рассчитывал, употребляя охотничье ружье, когда тишина была для него единственным шансом для бегства? Пожалуйста, мистер Холмс, может быть, вы нам все это объясните, раз вы находите теорию мистера Мэзона малоубедительной?