Без задержки послы проследовали в Берлин. Тем более, что не смотря на союзнические отношения, польская шляхта к успехам русского оружия относилась весьма ревниво.

Другое дело — Пруссия. Именно немецкие сапёры помогли со взятием Азова, Керчи и Гёзлева. Интересы обеих держав совпадали совершенно, поэтому переговоры прошли конструктивно. Денег, конечно, Фридрих не дал, письменно военный союз против Швеции Пётр тоже подписывать не стал, на словах в верности друг другу поклялись. Да ещё и торговые соглашения оформили как полагается.

Следующим пунктом были Голландские или, как эту страну ещё называли, Генеральные Штаты. Здесь посольство задержалось подольше. Деньги у местного правительства имелись. Но военную помощь против Турции предоставлять голландцы отказались: опасались раздражать французского короля — союзника османов. Оставалось только нанимать местных специалистов для работы в России да приобретать учебные пособия для будущих студентов.

Довольно нудные трудовые будни Пётр пытался разнообразить: по вечерам у него оставалось время для самого любимого занятия — катания по морю на буере, который он купил за 40 гульденов на другой день по приезде в Саардам. Впрочем, одним буером дело не обходилось — уж очень царь любил дамское общество, бывало закадрит местную поселянку, покатает да и завалится к ней, ублажать её всю ночь.[16]

Сегодняшняя поездка в Делфт не выбивалась из ряда поездок по городам Генеральных Штатов. Скромный приём в ратуше и собеседования с кандидатами, желающими поехать на заработки в далёкую Россию, походили по накатанной колее. После обеда Пётр, в сопровождении принимающей стороны, отправился осматривать городские диковинки.

— Прошу знакомиться — Антониус Левенгук, представил бургомистр местную знаменитость царю — величайший создатель линз и зрительных приборов, которые позволяют проникать в самое нутро вещей!

— Так уж и величайший? — усомнился как всегда сопровождавший царя Меншиков.

— Чем зря болтать, не угодно ли будет взглянуть?

Левенгук протянул странный аппарат царю.

Надо заметить, что конструкции первых микроскопов Левенгука довольно сильно отличались от совеременных: они не были настольными, а в них нужно было смотреть, приблизительно как в калейдоскоп и просматриваемые препараты фиксировались так, что их замены требовалась почти полная разборка всего устройства.

— Вставайте к свету, вот так, — Левенгук помог Петру приспособить аппарат к своему зрению — видите этих зверюшек-анималькулей, которые копошатся перед Вашими глазами — это Вы смогли сделать только с помощью моего изобретения!

— Зверюшки… — царь отложил микроскоп в сторону — зверюшки….Молодец ты, Антониус, ай молодец! — воскликнул он.

— Это была капля из пруда возле моего дома, — сообщил Левенгук — а вот полюбопытствуйте, как страшно выглядит в увеличенном виде голова блохи. Хозяин передал высокому гостю ещё один приборчик. — Сущий монстр!

Пётр радовался как ребёнок. Здесь задержались до конца дня, разглядывая разные микроскопические препараты и беседуя с Левенгуком

Когда визитёры отправились к себе, Меншиков поинтересовался:

— Мин херц, а что ты так возбудился на эти крохотульки?

— О, друг мой, эти крохи ростом малы, но творят великие дела! И самое главное — от них болезни возникают многие. Вот чего нам так нужно было предпринять в Керчи — избавиться от них и болезни от армии отступили бы.

— Ага, а как? Ножиком зарезать? — рассмеялся Меншиков.

— Дурак ты, Сашка! — улыбнулся царь — воду не пить сырую, а только варёную. Вскипятить воду-то, все эти зверюшки сдохнут и можно пить — никакой дристни не приключится.

— Фу, пить воду с дохлятиной…

— А ты считай, что это бульон!

— Сам придумал про болезни от этих малявок?

— Какой там, прозрел в грядущем. Давно уже, ещё когда из Преображенского в Троицу с тобой бежали. Только не мог понять никак, что там к чему, мучился, вспоминал, а тут как в микроскоп увидел мельтешение их, как опять в лоб стукнуло: вот же оно! Теперь у нас в армии уж мор не допустим…

Вильгельм Оранский готовился к приёму русского посольства, перечитывая доклад английского посла из Москвы. Как же отнестись к этим, не укладывающимся ни в какие рамки, сведениям? «Московский царь предвидит будущее». Король Англии и Шотландии; штатгальтер Голландии, Зеландии и Утрехта, штатгальтер Гелдерланда, штатгальтер Оверэйсела привычно сдержал раздражение и не швырнул прочитанный документ на конторку, а аккуратно положил. Россия наш важный торговый партнёр, причём от торговли с ней мы имеем не просто выгоду — она снабжает нас стратегическими, для нашего флота товарами: мачтовый лес, пенька, дёготь… Мы, фактически, зависим от русских поставок, а тут ещё и такие новости. Если это правда, то вести сейчас политику с русскими, всё равно, что играть с открытыми картами против игрока с картами закрытыми. Но это совершенно невозможно! И без Москвы нам сейчас не обойтись. Вот дилемма! Что ж, разобраться с этим вопросом поможет личная встреча с царём.

В Амстердам за Петром Вильгельм решил не ехать. Не стоит поднимать лишний шум вокруг тайного посольства. Лучше всё провести здесь, в старом добром Лондоне, где и стены помогают, где у них есть уши, а то и глаза. Корабль спокойно довезёт послов и без меня. Вильгельм ещё прошёлся немного по кабинету, просчитывая варианты развития московской политики.

— Приветствую тебя, мой любезный брат! — встретил английский король русского царя, как только последняя нога последнего покинула трап и вступила на берег Темзы.

Пётр ответил не менее вежливым приветствием. Оба монарха с первого взгляда и слова оценили незаурядность друг друга и прониклись взаимной симпатией. Вильгельм проводил гостя в предоставленные апартаменты, пожелал приятного отдыха с дороги и предложил время для дипломатической беседы. Всё это было принято Петром с благодарностью.

— Какие османы! О чём ты? — удивился Вильгельм в ответ на то, что Пётр завёл разговор о турецкой войне, — эта тема уже всем надоела. Я думаю, что благодаря твоим успехам, османы вот-вот запросят мира на самых выгодных для твоей державы условиях.

При этом Вильгельм ухитрился изобразить лицом целую кучу переживаний: от «я в полном восхищении от мужества русского воинства перед лицом жестокого и сильного врага», до «такую кучу дерьма как крымские татары только русские варвары могли терпеть так долго, но уж если сподобились, ладно, сделаю комплимент, но совсем не от души».

Вот оно — великое искусство политики! — подумал Пётр.

— А ну-ка, ещё изобрази чего-нибудь про европейские державы, — предложил он своему собеседнику.

— Русское царство должно активнее вмешиваться в дела. Это придаст ему авторитет и весомость — ответил Вильгельм.

— Ага, согласен. Вот я пока к тебе ехал, советовался с разными товарищами на счёт коалиции против Швеции. Ты как, в доле?

— Англия получает из Швеции железо и медь. Нам с ними никак воевать нельзя, — всплеснул руками король.

— А всё равно, если война начнётся, Дания Зунд перекроет, и шведские поставки до вас не дойдут. Значит, Англия объявит войну антишведской коалиции?

— Фу, как грубо! Зачем сразу всей коалиции и зачем сразу войну, если у нас будут проблемы только с Данией. Будем их как-то решать методами более дешёвыми. Война — крайний случай.

— Ага! Нам-то ты предлагаешь вмешиваться активно! А сами, значит, выбираете что повыгодней, да?

— Друг мой, Англии незачем выпячивать своё величие. У Англии уже есть завоёванный веками авторитет, на котором Англия строит своё благополучие. И будь спокоен, когда дело доходит до пушек нам есть что предъявить. А у России — всё наоборот. Поэтому, если Россия желает, чтобы к её интересам державы проявляли уважение, ей нужно доказать своё право. Ты, говорят, умеешь прозревать будущее, так взгляни, посмотри, неужели я не прав?