— Послушай, молокосос, — произнес Парабеллум, заметив презрительный взгляд солдатика. — Кто разрешил тебе давать стрекача из армии? Если все будут улепетывать, кто же станет защищать великий рейх?

Парень побледнел, сделал шаг назад и выхватил из кармана револьвер.

— Кретин! — захохотал Парабеллум, махнув рукой в сторону револьверного дула.

Минна, вытаращив глаза, смотрела на солдатика, и губы ее шевелились в молитве.

Армильда спрятала лицо на груди у Яануса и тихо стонала. Унылая пара средних лет, встав из-за стола, незаметно для остальных отошла к окну.

— Послушай, парень, — сказал Парабеллум, — спрячь-ка свое дальнобойное орудие в карман. Я только что спрятал под стол автомат, и карманы у меня полны лимонов. Даю тебе на размышление минуту. Либо ты станешь паинькой, либо полетишь на певческий праздник к ангелам.

— Мне нужен гражданский костюм, — дрожащим голосом попросил солдатик.

— Поди на кухню, там на вешалке висит рабочая одежда. Возьмешь, что тебе впору, — устало сказала Бенита, переходя на «ты». — И не являйся к людям как разбойник с большой дороги. Еще — эстонец!

— Извините, — робко произнес парень. — В нынешнее время разве знаешь, куда попадешь.

Бенита взяла со стола свечу и пошла вместе с парнем. Пока солдатик натягивал на себя старую куртку и штаны Йосся, она светила ему.

— Вот тут дрова, — показала хозяйка Рихвы на ящик у плиты, когда парень переоделся. — Растопи плиту и сожги свой мундир. Поди знай, может, завтра они уже будут здесь, — деловито закончила она.

— Ужас до чего быстро двигаются, — сказал парень и покачал головой. — Никакого сопротивления не встречают. Я никогда не думал, что немцы будут так улепетывать.

— И эстонцы тоже, — ядовито бросила Бенита.

Рыжеволосая женщина в постолах удобно устроилась возле Парабеллума. Сбросив с плеч клетчатый жакет и расстегнув верхнюю пуговицу черной шелковой блузки, она облокотилась на стол.

Бенита пристально смотрела на нее.

— По-моему, мы знакомы.

— Не знаю, — усомнилась чужая женщина. Привстав, она протянула Бените руку и звонким голосом произнесла — Леа Молларт, искусствовед из Тарту.

— Молларт? — испуганно повторила Бенита.

— Да, Молларт, — любезно подтвердила посторонняя женщина. — Собственно говоря, это по мужу. Я разведена, но я как-то срослась с этим именем, потому и не стала его менять.

— Может быть, мы с вами учились в одном колледже, — садясь на стул, пробормотала Бенита, чтобы хоть что-то сказать.

— Сборище школьных друзей, — воскликнул Парабеллум и осклабился. — Рикс, встань, ты ведь тоже как будто причастен к этому.

Рикс уже протягивал руку Леа Молларт, а Парабеллум, найдя среди пустых бутылок одну полную, разливал самогон по кружкам.

«Сплошные Молларты наводнили Рихву», — подумала Бенита, не зная, радует ее это или злит.

— С этим милым юношей, — Молларт захотела поделиться своими путевыми впечатлениями, — мы встретились при весьма странных обстоятельствах. Когда машина и люди, с которыми я ехала, исчезли, — в этом месте Леа Молларт иронически хмыкнула, — я залезла спать в какой-то сарай у дороги. Ночью просыпаюсь и слышу — тихонько открывается дверь и кто-то входит, шурша сеном. Я почувствовала себя в ловушке, я ведь не знала, кто пришел и зачем. Какое-то время внизу раздавался шорох, затем все стихло. Я не решалась заснуть. Дрожала от страха и холода, стиснула зубы, чтобы не стучали. На рассвете откуда-то сверху на меня упала охапка сена, я согрелась и задремала. Проснулась, когда сквозь щели в стенах стал просачиваться свет, и слезла. Я была уверена, что ночного постояльца давным-давно и след простыл. Едва я спустилась, как мой будущий спутник проснулся и первое, что он сделал, схватил револьвер и нацелился на меня. Спросонья не разобрал, что имеет дело всего-навсего с беззащитной женщиной. Ну, а когда понял, вскочил и стал извиняться, как только что в дверях. Мужчины всегда так — сперва продемонстрируют силу и власть, а потом начинают сожалеть об этом, — игриво закончила Леа Молларт.

— Последний срок детям укладываться спать, — вставая, решительно произнесла кулливайнуская Меэта.

Дети, загромыхав стульями и скамейками, поднялись из-за стола. От усталости они потягивались и зевали так, что трещали челюсти. Вдруг совершенно обессилев, они готовы были тут же, в углу комнаты, свалиться и уснуть.

— Я в сарай не пойду! — раскапризничалась кулливайнуская младшая дочка. На нее нагнала страху Леа Молларт.

— Пусть девчонки ложатся на мою постель, а мальчишек устроим на полу. Одеял и матрацев хватит, — решила Бенита и пошла вперед. Кулливайнуская Меэта, пересчитывая по дороге ребятишек, направилась следом за хозяйкой.

Бывший солдат вышел из кухни — ни дать ни взять младший брат Йосся. Насвистывая какой-то марш, он тщательно вытер о полотенце выпачканные в золе руки.

— Чему суждено сгинуть, то пусть и сгинет, — подкрепил он свои действия словами. — Теперь — расслабиться бы немножко и опрокинуть чарочку водки.

— Нет. — Парабеллум поднял палец кверху и потянул бутылку к себе. — В этом доме установлен такой порядок: каждый, кто уберет картофель с одной полоски, получит чарку водки. С двух полосок — две чарки. По работе и плата.

Парень испуганно огляделся по сторонам.

— Дай ему водочки, — разжалобилась Минна. Она пристально смотрела на парня в одежде Йосся, покачивала головой и бормотала: «Точь-в-точь как он, ну, прямо как собственное дитя».

Бените, когда она вернулась в комнату, тоже показалось, будто явился Йоссь и уселся вместе со всеми за стол. И вообще было такое чувство, будто здесь, в этой комнате, витали тени Йосся и Молларта, накладывая на все, что здесь происходило, свой отпечаток.

— Спел бы кто-нибудь, что ли, — предложила Армильда. У нее было увядшее от забот и усталости лицо.

— Ну, народ Кунглы! — подзадорил Парабеллум. — Ведь не так давно кудахтали на певческих праздниках.

— It’s a long way to Tipperary… — начала Бенита, рукой отбивая такт. Но тут же оборвала песню. Собственный голос показался ей хриплым и скрипучим, как давно заигранная граммофонная пластинка.

Леа Молларт постаралась спрятать высокомерную усмешку.

— Синьора, — обратился Парабеллум к Бените, — у вас роковой голос.

— Судьба наша неизвестна, — повторил мрачный мужчина, тот, что вез с собой доски для гроба.

Слабая половина унылой пары вдруг заерзала. Проглотив слюну, женщина собралась с духом и предложила:

— Хотите, расскажу, какую шутку сыграла однажды со мной судьба? Видите ли, мое появление на свет было заранее оплачено. Нельзя было допустить, чтоб деньги пропали, вот я и родилась.

— Как же так? — удивилась Леа Молларт.

На цыпочках подошла кулливайнуская Меэта, ей тоже хотелось послушать эту историю.

— Случилось это на рубеже столетий в одной из таллинских больниц. Моя мать отправилась туда рожать моего старшего братца. Был Новый год, и больничным сестричкам страсть как хотелось пойти на праздник, а как удерешь с дежурства? Думали, думали, что бы такое сделать, чтоб младенцы проспали всю ночь. В конце концов придумали — дали им снотворного. Да, видимо, переборщили — к утру крошки уже остыли… Владелец больницы развел руками и сказал несчастным матерям, дескать, когда в следующий раз придете рожать, денег с вас не возьмем.

— Да, это правда, — подтвердил муж унылой женщины.

— И хотя в нашей семье, кроме братца-покойничка, было еще пятеро детей, мать решила рожать — деньги-то вроде вперед уплачены, не бросать же их на ветер. Так я и появилась на свет — последыш. Что ни говорите — судьба! — с гордостью закончила женщина.

— Вы талантливая выдумщица! — восторженно воскликнул Парабеллум. — Не держите свои истории под спудом.

Унылая женщина умолкла и поджала губы.

— Это чистейшая правда, даже в газетах писали! — вступилась за свою супругу сильная половина унылой пары. — Это жизненная история, — закончил он веско.

— Сдаюсь, — вздохнул Парабеллум и, подняв кружку, обратился к унылой женщине: — Ваше здоровье! Возблагодарите бога, что вам попались такие бережливые родители!