Бенита носилась между кухней и горницей, и вскоре все необходимое стояло на столе. Сев напротив Йосся на стул, Бенита налила ему из бутылки полный стакан сивухи.
Йоссь ел и пил до тех пор, пока у него не начал лосниться подбородок.
В прежние времена Бенита не раз посмеивалась над ним во время еды: сразу видать, когда мужчина сыт и пьян — на кончике подбородка у него начинает выделяться жир. А вообще по тому количеству еды, которое перемалывал Йоссь, ему бы следовало быть выдающимся атлетом. Бенита с чувством брезгливой жалости смотрела на щуплые плечи Йосся, на его тощие руки и, словно измученное бессонницей, худое узкое лицо. Однако она знала — гораздо легче было подоить, напоить и выгнать на пастбище коров, чем разбудить Йосся.
Поэтому Бенита не разрешала Йоссю ночевать дома, мало ли что может произойти ночью и иметь для него роковые последствия.
Как-то, встретив соседок по деревне, Бенита пожаловалась им на хилость Йосся, и лаурисооская Линда предположила тогда — нет ли, мол, у него глистов.
Что поделать, за время, проведенное в колледже, Бенита стала разборчивой и после слов Линды долгое время гнушалась спать в одной постели с Йоссем.
Бенита надеялась, что Йосся сейчас начнет клонить ко сну и он завалится — не успеешь и глазом моргнуть, как раздастся храп, день, проведенный в мягкой постели, быстро перейдет в вечер, а там, глядишь, пора будет уходить в свое лесное логово.
И тогда историю с Купидоном можно будет утаить до завтрашнего дня. А то и до послезавтрашнего.
Однако сегодня худосочного Йосся прямо-таки распирало от жажды деятельности. Он распахнул дверь на кухню, позвал Роберта и стал возиться с ним. Посадил визжащего от восторга мальчишку на шкаф, потом снова снял его. Затем закатал своего отпрыска в половик, так что у парнишки остались торчать лишь вихор да кончик носа.
Бенита, относя посуду на кухню, благодарила про себя бога, что успела утром вытряхнуть половики.
Выбравшись из-под половика и передохнув от смеха, мальчишка стал изображать барана.
Роберт изогнулся, состроил себе из указательных пальцев рожки и пошел на стоящего посреди комнаты Йосся. Как только мальчишка кинулся на отца, тот подпрыгнул и расставил ноги. Роберт проскочил между отцовских колен и наткнулся на диван — скрипнули пружины.
Щеки у Йосся горели, у него был вид истинно счастливого отца. Узнавая в парне самого себя, Йоссь изо всех сил подзадоривал сына:
— Еще! А ну-ка, нажми! Спину выгни! — кричал Йоссь, и голос его от смеха перешел в дискант.
Несколько раз, не успев вовремя отскочить, Йоссь получил от бычка в коротеньких штанишках удар по бедрам, что привело его в неописуемое умиление.
— Тореадор! Лавровый венок ему, — ревел Йоссь.
Бенита вернулась из кухни, села в уголок дивана, облокотилась на подушку и, подперев рукой щеку, стала смотреть на свое семейство.
— Утомишь ребенка! — нерешительно сказала она.
Как ни странно, Йоссь послушался. Схватив парня на руки, он направился с ним к двери.
От предчувствия беды у Бениты похолодело сердце. Однако тратить время на предположения было нельзя. И она пошла за Йоссем.
Йоссь действительно уже стоял у колодца. Опустив ребенка на землю, он сложил ладони у рта трубочкой и стал настойчиво звать своего любимца.
— Купидон! Купидон! — кричал Йоссь в сторону капустных грядок.
«За капустными грядками — старая баня, чаны с затхлой водой и крапива», — подумала Бенита.
— Купидон! — заорал Йоссь в сторону поймы.
«Когда этот проклятый летучий баран в последний раз пасся на отаве?»— спросила у себя Бенита.
Кричать в сторону хлева не имело смысла. Это понял и Йоссь — Купидон с его любовью к бродяжничеству никогда не торчал днем под навесом.
Однако, несмотря на то что Купидон был любимцем хозяина и пользовался привилегиями, в дом его все-таки не пускали, правда, однажды он все-таки пробрался на кухню и стучал там ногами по каменному полу.
— Купидон! — крикнул Йоссь в сторону амбара и торфяного навеса.
«Может, подмигнет хозяину с куска торфа», — подумала Бенита.
Стоя на крыльце, Бенита вдруг услышала за своей спиной тихое бормотание.
Видимо, настал черед Минны отплатить Бените за ее подлое поведение, когда, прирезав барана, она оттолкнула в сторону стоявшую в воротах и злобно шипящую свекровь. Старуха до тех пор подталкивала свою невестку в спину, пока та не спустилась с крыльца.
— Ты чего зря дерешь глотку, — со злостью накинулась на Йосся старуха.
— Ого, черт! — фыркнул он в ответ. — Что, по-твоему, я не могу звать свою скотину, а?
То ли Минна испугалась сыновьего тона, то ли хотела представиться страдалицей, но она заревела белугой.
— Я зарезала больного барана, — в промежутке между всхлипываниями старухи произнесла Бенита.
— Больного? — переспросил Йоссь и вытер рукой лоснящееся от пота лицо.
Бенита судорожно глотнула. Вслед за этим Йоссь услышал о бруцеллезе, о том, что овцы в деревне заражены и болезнь эта опасна для людей и, наконец, о ветеринарном враче Молларте, посоветовавшем немедленно заколоть барана.
Бенита говорила торопясь, нить ее мыслей, и так не отличавшаяся последовательностью, все время рвалась. Несколько раз она споткнулась, произнося незнакомые слова.
Замолчав и взглянув на стоявшего с опущенной нижней губой Йосся, Бенита вдруг поняла, что она действительно никакая не хозяйка Рихвы. «Одна иллюзия», — подумала Бенита.
— Ну, погоди, черт! — воскликнул Йоссь, и Бенита почувствовала — сейчас начнется.
Йоссь резко повернулся и, нагнувшись вперед, словно шагая против ветра, пошел к торфяному навесу.
Бенита, слегка пошатываясь, последовала за мужем, словно это она, а не он, выпила самогону. Мальчишка, крепко сжав губы, чтобы не проронить ни слова, испуганно семенил сзади. Он уже имел немалый опыт и знал, что лучше не привлекать к себе внимания.
Старуха торопливо нырнула за изгородь и довольно скоро вышла оттуда. Хоть волнение и повлияло на ее мочевой пузырь, однако оставаться в стороне от больших событий она не могла. Итак, раздвинув рукой еловые ветки, старая хозяйка поспешила к торфяному навесу, где стоял ее сын Йоссь и, вытаращив глаза, смотрел на голову зарезанного Купидона.
— Завтра явится какой-нибудь проходимец и посоветует тебе пустить красного петуха на дом, дескать, тоже кишит заразой, — сквозь зубы сказал Йоссь, не отрывая глаз от головы барана. Йоссь стоял, точно в почетном карауле у гроба, и говорил поэтому очень тихо.
Бенита смотрела в землю и видела пальцы своих ног. Теперь она поняла, почему довоенные нарядные туфли больше не налезали ей на ногу — от ходьбы босиком или в постолах ступни раздались вширь.
— Затем явится какая-нибудь бестия и посоветует тебе полить поля мыльным камнем, чтобы избавиться от сорняков, — высказал Йоссь еще одно страшное предположение.
— Мыльного камня не достать, — холодно заметила Бенита.
— Она еще издевается! — прошипела Минна.
— Мама, не издевайся, — взмолился мальчишка.
Взрослые, стоявшие с мрачным видом, едва расслышали бормотание испуганного ребенка.
— Сунь черту палец — всю руку отхватит, — сказал Йоссь.
— Иди-ка ты лучше в дом, — посоветовала Бенита Роберту и подтолкнула его в плечо.
Мальчишка отбежал в сторону и остановился у ворот. Мужское достоинство не позволяло ему покинуть поле сражения.
Йоссь, опустившись на колени перед кучей торфа, стал гладить голову барана.
«Меня он нежностью не баловал», — подумала Бенита.
От движений Йосся из кучи торфа посыпалась крошка и на пальцах ног у Бениты забегали черные жучки.
— Что мне делать с тобой, — вздохнул Йоссь.
Никто не понял, относилось ли это к барану или к жене.
Растущее чувство презрения вселило в Бениту спокойствие и безразличие. Сейчас ей казалось даже странным, что все утро она подсознательно боялась прихода Йосся.
— Я принесу лопату и вырою яму, — предложила Бенита. — Можешь предать земле голову Купидона. Потом пальнешь из ружья в небо, почтишь его память салютом.