У ловцов акул не так уж много возможностей для приготовления пищи в рейсе. Они не могут побаловать себя разнообразием блюд, находясь в открытом океане. В лодке нет ни плиты, ни духовки, а разведение огня сопряжено с множеством опасностей. Альваренга подготовился к ночному рейсу, велев местному повару зажарить для него говяжью печень. Он принес достаточно жареного мяса, чтобы можно было впоследствии заворачивать его в лепешки и есть. На борту в открытом море он пользовался скамьей как разделочной доской, шинкуя на ней кинзу, лук и помидоры. Последние считались наиболее ценным лакомством и поедались задолго до того, как подходило время обеда. Для того чтобы устроить пир, Альваренге требовались всего лишь свежее мясо тунца, острый нож и немного соленой воды. А поскольку он прикидывал, что шторм может задержать его в море и заставит провести в рейсе на день больше, он захватил еще один пакет с лимонами. Он также отдал 200 песо (17 долларов) за две охапки марихуаны (ему достались головки конопли) размером с кулак. Такой ритуал совершался перед каждым рейсом. В море, особенно ночью, в ожидании, пока на крючок клюнет акула, тунец и корифена, он курил одну толстую самокрутку за другой, глядя на усыпанное звездами темное небо.

Солидарные в своем пренебрежительном отношении ко всем прогнозам погоды на свете, рыбаки вышли в море. Десять лодок направились навстречу бурлящим водам, туда, где дельта Коста-Асуль содрогается от натиска волн Тихого океана. Рыбаки пригибались, когда под напором ветра набегала очередная волна. С гребней валов слетала пена и неслась по воздуху, будто снег. Весь трюк плавания в таких условиях состоял в том, чтобы двигаться рывками, увеличивая скорость в коротком промежутке времени между двумя волнами. В промокшей насквозь одежде и полуслепой от соли, разъедающей глаза, Сальвадор Альваренга правил левой рукой, а правой держался за шест, чтобы не свалиться за борт. Через день или два он будет плыть обратно к берегу с богатым уловом рыбы в кофре. Он сдаст товар боссу и заберет свою зарплату за последние несколько дней. «Я любил деньги, – признает Альваренга. – Но никто не смог бы назвать меня мошенником. Когда люди видели меня навеселе с красивой женщиной в обнимку, они, по крайней мере, знали, через что я прошел, чтобы добыть эти деньги. Я держал голову высоко, где бы ни находился».

На голове Альваренги была балаклава – лыжная шапка с прорезанными отверстиями для глаз и носа. «Настоящий террорист», – шутили рыбаки. Но все дело в том, что на открытом солнце отважный сальвадорец мог получить ужасные ожоги. Кожа у Альваренги была не медно-смуглого оттенка, как у местных, а очень светлой, почти белой. К тому же он не был рожден под тропическим солнцем. Появившись на свет в деревушке в горах Испании, Альваренга был привычен к холодной снежной погоде, а не к палящим лучам, способным менее чем за три часа сжечь кожу до волдырей.

Альваренга обозревал просторы неспокойного океана и шел курсом 280 (запад/северо-запад). Портативный передатчик в ведре пищал не переставая, но Альваренга никогда не обращал на него внимания: обычно он лежал под горой одежды. Многие рыбаки трещат по радио без умолку, подобно дальнобойщикам, переговаривающимся друг с другом по общественному диапазону, но для Альваренги жизнь в море означала уединение и обрыв всех связей с берегом. Он мог провести два дня в море, не сделав ни единого звонка на сушу, полностью уходя от взбалмошной и неинтересной рутинной жизни.

По мере того как он продвигался по морю, полоса прибоя и горы на побережье все больше отдалялись к горизонту. Альваренга был спокоен и расслаблен. Он и не догадывался, что направляется на запад с примерно той же самой скоростью, с какой с северо-востока идет широкий фронт ветров – сильный ураган Нортено, незаметно набирающий силу и надвигающийся на Коста-Асуль. БУРЯ ПОКА ЧТО БУШЕВАЛА ЗА ГОРАМИ, НО ВОТ-ВОТ ДОЛЖНА БЫЛА ПОЯВИТЬСЯ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ ЛЮДЯМ ВЕСЬ СВОЙ УЖАСНЫЙ НРАВ ВО ВСЕМ ЕГО НЕПРИГЛЯДНОМ ВЕЛИКОЛЕПИИ. Если бы Альваренга остался на берегу до обеда, он бы заметил примечательную деталь: хотя небо и оставалось ясно-голубым, с северо-востока наступали серые тучи, как будто нарисованные мазками кисти художника-импрессиониста, скромные предвестники наступающего урагана, которые все же пока еще не вызывали ни у кого опасений, не заставили никого забить тревогу. А ведь старые рыбаки отслеживают изменения в погоде и могут предсказать бурю еще за несколько часов до того, как на земле станут ощущаться первые признаки катаклизма. Шторм, который нагонял Альваренгу, теперь отмечают на метеорологических картах под названием «Холодный фронт № 11». Он уже свирепствовал на земле, но пока что не добрался до моря, и ему требовалось время, чтобы нагнать находящихся в рейсе рыбаков.

Альваренга больше, чем многие другие, представлял себе всю опасность морских бурь и штормов. Однако вместе с тем он испытывал и душевный подъем: он только что выловил полтонны рыбы, а океане было еще полно добычи. Он ожидал штормов в это время года – ноябрь всегда был неспокойным месяцем. Вся хитрость состояла в том, объяснял он Кордобе, чтобы научиться понимать ветер, волны и тучи. Одного лишь взгляда на небо и поверхность океана для него было достаточно, чтобы прикинуть, насколько серьезным будет надвигающийся шторм. В этот раз чувствовалось, что буря будет неслабой. Альваренга ощущал мощь налетающих порывов, по мере того как клубы туч сгущались над вершинами гор на востоке. Но он не боялся трудностей. РЫБАК ПРИНЯЛ ВЫЗОВ СТИХИИ И НЕ ХОТЕЛ МЕНЯТЬ СВОИ ПЛАНЫ. Если бы у него был телефон с доступом в Интернет и если бы он заглянул на один из сайтов с прогнозом погоды, он бы пересмотрел свое мнение и изменил планы. Но поскольку явных предупреждений об опасности не было, двое рыбаков заняли в лодке места, соответствующие их рангу: Альваренга – у штурвала, Кордоба – на носу, лежа ничком, как этакая морская фигура над водорезом корабля. Он был занят высматриванием плавучего мусора, который бы мог повредить или перевернуть лодку. Кокосовые орехи, почти невидимые в бурлящих волнах, производили резкий звук «Бах!», ударяясь о борт. Впрочем, они не представляли опасности. Хуже было бы, если бы лодка наткнулась на ствол дерева, который мог заклинить винт и заставить судно кувыркаться. Панцирь морской черепахи также мог повредить винт, а брошенные рыбацкие сети вообще могли вывести двигатель из строя.

Путешествие в рыбные места залива Теуантепек требовало пяти часов неустанного наблюдения, но уже через час после отправления из порта Кордоба в бессилии повалился на дно лодки. Его ужасно тошнило. Ему было страшно и очень хотелось домой. Он подписался на день работы в море, а не на то, чтобы над ним издевались, заявил парень. Желудок бедняги выворачивался наизнанку, язык никак не мог успокоиться во рту. Глаза Кордобы закатывались каждый раз, когда набегала очередная волна. Тошнота длилась лишь до тех пор, пока в желудке хоть что-то оставалось. Затем у Кордобы начались сухие рвотные спазмы. При отсутствии смазки горло в таких случаях начинает гореть, как в огне. «Новички всегда блюют и хватаются за перила. У них кружится голова, и они не знают, что делать. Да они ничего и не могут с этим поделать, – говорит Ла Вака, коллега-рыбак. – Я предупреждал Иезекиля, чтобы он не ходил так далеко в море в тот день, ведь шторм был и в самом деле силен. Лично я не стал рисковать».

Двадцать лет на море в маленькой лодке научили Альваренгу понимать океан и предсказывать ритм волн. «Чтобы быть хорошим рыбаком, у тебя должна варить голова. Ты должен знать, как бороться с морем, как взять у него рыбу. Я мог посмотреть на воду, увидеть определенный оттенок зеленого и понять, что здесь мы найдем много добычи. Также полезно бывает понаблюдать за поведением птиц. Часто можно увидеть, как они ловят рыбу в местах ее скопления».

Новичок не продержится и пяти минут без того, чтобы не перевернуть лодку даже при высоте волны в 2,5 м. Альваренга же едва их замечал. Как опытный мореход он одновременно замечал и расшифровывал малейшие знаки, которые видел в каждой волне. Постоянно регулируя положение дросселя и выворачивая румпель, он прокладывал путь через бурные валы. Когда волна накрывала их, Кордобу сбивало с ног, ударяя о дно лодки. Альваренга заметил, что тот должен быть более внимательным. Они теперь шли, прокладывая курс, лежащий параллельно волнам, что делало их уязвимыми к удару в правый борт: из-за него лодка могла перевернуться. Когда волна ударяла в борт, Альваренга поддавал газу, вводил лодку в крутой 360-градусный штопор и снова устанавливал нужный угол атаки.