— О, Дориан, да!
Её крик был горячим, раскалённым кинжалом, летящим мне прямо в сердце и распускающим шипы возбуждения на бёдрах. Я тут же начал двигаться, слушая её частое, хриплое «да», её постанывания, вздохи, сбивчивые и громкие вскрикивания. Мои бёдра жёстко били её маленькую попку, заставляя её вставать на носочки, прижимаясь всё ближе и ближе к стеклу от дерзкого наслаждения, что окутывало её нежное тело. Мой рот был широко открыт, пока я громко, хрипло дышал в её затылок. Я начал спускаться поцелуями по её влажным волосам и, настигнув ушко, прикусил мочку. Новая симфония стонов прозвучала под шум воды, моё либидо не могло и не хотело останавливать этого наслаждения.
— О, боже, Дориан, Дори…ан, о, да…
Я грубо имел её и ей, моей маленькой крошке это нравилось. Я молился на неё каждый толчок своих бёдер. Моя грудь и тело накрывало её волной, а спина ограждала от струек воды, от обжигающих потоков влаги, от взглядов стен и любопытных зеркал. Я ожесточал свой темп, одержимый мыслью, что хочу всю жизнь быть её спиной. Её защитой. Стеной. Я хотел сказать ей каждым своим движением внутри, что я её вечная защита. И она чувствовала, чувствовала меня, ведь её вход сжимался вокруг моего члена, а пальцы крепче и крепче стискивали мои… и вот — вздох, крик, вздох. Обжигающие проникновение и леденящая дрожь удовольствия, мокрые тела не от воды, а от страсти, от оргазма, что разрывает моё горло стоном, а её ротик — пронзительным, острым криком. Я кончил в неё, от ощущения того, что она моя. От чувства, что она любит меня. Я кончил в неё впервые.
— Я не чувствую своего тела, только твоё, — прошелестели её губы.
Она отлепилась от стекла и скатилась на мою грудь. Я сжал её в свои крепкие руки, утыкаясь губами в шею.
— Дориан…
«Её голос — всё, что мне нужно. Её запах — всё, что мне нужно. Её тело — всё что, мне нужно. Её сердце — всё что мне нужно. Она — всё, что мне нужно», — пронеслось мантрой в моей голове. Бездыханные, растерзанные в клочья друг другом, мы лежали на дне душевой кабины. Капли орошали нас обоих, её раскалённое тело прижималось к моему, чуть скользя сверху вниз. И обратно. Её дыхание согревало мою кожу. Она обволакивала меня снаружи и изнутри. Дурман гулял по голове, нещадно сбивая всё на своём пути.
— Ты знаешь, — говорит Лили, лениво улыбаясь и застёгивая на своём обнажённом, всё ещё мокром от воды теле, мою рубашку, — Ты самый настоящий зверь…
— Есть во мне такое, весьма, первобытное начало. Но знаешь, каждый из нас извращенец, в том или ином смысле. Люди по природе своей максималисты и извращенцы. И битва с этим глупа, — растягиваюсь на постели, и в наглую смотрю на неё. Шумно ухмыляюсь, разглядывая эту прелесть: она стоит на коленях на кровати, со своими влажными волосами и мокрыми грудями, соски которых просвечиваются через сорочку. Сглотнув, хриплю. — Ты мокрая и мочишь мою рубашку.
— Нравится? — она кусает губу.
— Безумно, — выдыхаю. Лили склоняется к моему лицу и проводит влажной рукой по щеке. Улыбка на её губах тает.
— Эта ночь… это утро… Всё, что ты мне дал сейчас, — её глаза темнеют, — Ты что-то решил? — она задерживает дыхание.
— Я хочу попробовать… без своих наклонностей, — прошептал я.
Понимаю, что хитрю, но иначе сейчас нельзя. Нам двоим надо насладиться друг другом, посмеяться, поговорить о пустяках, потрахаться ещё… то есть, отдохнуть от сложных разговоров. Лили часто моргала на мой ответ. Мне показалось, что она заплачет, когда она прижалась грудью к моей, крепко обнимая меня за талию.
— Лили, — шепнул я. Она резко поднялась и накрыла мои губы пальчиком.
— Ничего сейчас не говори. Сейчас и так самый счастливый момент в моей жизни, — она прижалась губами к моим.
Я закрыл глаза, чувствуя её прекрасный вкус пьяно-медовой вишни. Внутри сердца бежала дрожь, разгоняя по венам не кровь, а хмельное вино. Я положил ладони на попку Лили, прижимая её ближе к себе, и тяжело дышал от удовольствия, волнения и возбуждения. Всё в моём теле горело, когда грудь в вымокшей ткани коснулась моей, а шаловливый язычок проскользнул между губами. Тяжёлый выдох. Ледяной пот на раскалённом теле и горячие капли воды. Она так близко. Моё желание так невыносимо сильно!.. Резко, до дерзости резко валю её под себя и кусаю нижнюю губу до того момента, пока не чувствую привкус крови во рту. Сдавленный сладкий крик — я уже на небесах, где-то за границей неизведанного. Сухо. О, как сухо во рту, когда желание до боли сковывает тело и смывает разум. Мои губы вновь скользят по её горячему телу, по стоячим соскам, по животу, который максимально приближен ко мне, и даже ткань ему не помеха, чтобы залезть в мой рот. Спина Лили выгнута до самой последней возможности. Я наслаждаюсь её вдохами, судорожными всхлипывающими. Мои губы сползают к её лобку, — она так плотно стискивает ноги, что я применяю обе руки, чтобы за ляжки расцепить их друг от друга. Хриплый стон пронзает заполненную дурманом желания грудь, а мои губы и язык начинают медленно скользить по её бёдрам, таким влажным… таким мокрым… таким сладким, пахнущим только так, как пахнет Лили. Мои пальцы до боли плотно сжимают её лодыжки, раздвинув шире, а ногти Лили вонзаются в кожу головы.
— О, блять, Дориан! — я впервые слышу грязный мат, сорвавшийся с её уст, и это ещё больше возбуждает меня. Я поднимаю взгляд на этот сладкий извергающий стоны рот. Она облизывает губы, мыча, кусая их, пока мой язык наяривает вокруг её клитора, мокрого и сладкого, такого сводящего с ума. Она дрожит и вьётся на простынях, как змейка. Дрожащими руками она освобождает себя от рубашки, разрывая на них пуговицы. Она вся пылает в пламени и громко стонет, когда ей удаётся избавиться к липнущей к телу ткани. Её соски напряжены и смотрят высоко вверх — мои зубы непроизвольно прикусывают, а затем сосут складки, заставляя её визжать и биться бёдрами в моё лицо. Ох, сука, она сладкая. Мокрая, текущая и сладкая. Её влага заливает мой язык, рот, а я мычу, стону от удовольствия, не позволяя ей не на дюйм сдвинуться от моего рта. Она стонет. Очень. Блять. Громко. Она пьянее вина, слаще мёда, сочнее вишни. Я чувствую, как горят мои губы, желая большего, желая поглотить её в себя. Мой язык соскальзывает к её входу — я обвожу заманчивый сладкий кружок языком, заставляя её взвизгнуть и затрястись на постели. Когда мой язык вонзается внутрь, я слышу замеревший в безмолвии крик и тихое шипение сквозь зубы, от удовольствия и желания. Пот струится по её напряжённому прессу, соскальзывает на киску, которая хлюпает всё больше и больше. Оттого, что мой язык набрал скорость, внедряясь в её горячую вкусную малышку, она громко кричит моё имя севшим от страсти и возбуждения голосом, взлетает корпусом с постели и шлёпает меня кулаками по спине. Рычит, царапая лопатки и плечи до крови, сев и вцепившись в меня. Я слышу её хрипящее звуки, полные желания и жажды — всё в моём теле наполняется свинцом. Она громко, дрожаще вскрикивает, дыша так прерывисто, часто и судорожно, что всё в моей груди переворачиваться от страсти. Я не отрываюсь от её мокрой, липкой и сладкой киски, погружая в неё язык всё чаще и чаще. Крик. Раздирающий от желания пах крик проносится по моему телу, и я стону, тяжело дыша в её лоно. Она, как тряпичная кукла, падает назад, выпуская из тисков мою израненную её ногтями и раскидывает руки, как распятая… Оторвавшись, тяжело сглатываю, смотря, как она судорожно вздрагивает и поскуливает от наслаждения, которое снова заставляет её стиснуть ноги, — она будто бы пытается не выпускать из себя свой оргазм. Мой язык снова скользит по нежной гладкой коже лобка, по её животику, груди, ключицам, — которые я прикусываю, что есть мочи, — по шее. Дрожащей вдох срывается с её губ, и когда наши лица снова равняются друг с другом, она кладёт обе ладони на мои щёки и плотно их сжимает. Её глаза смотрят глубоко в мои.
