— Ты что такая мокрая? И почему с чемоданом? В такую рань и здесь? — хмурится Марсель, с деланной серьёзностью. Он старается скрыть смущение, у него получается не очень, но мне плевать. Смешно, но веселиться мне сейчас совсем не хочется.
— С твоего позволения, я согреюсь в душе, а потом… всё объясню, — ком снова подкатил горлу. Я понятия не имела, как будто кому-то что-то объяснять. Дрожащими руками я схватила свитер, брошенный Марселем, лосины, лежащие на дне ящика в шкафу и первое попавшееся боди, с молниеносной скоростью, чтобы поскорее спрятаться от его испытующего взгляда в ванной. Клянусь, я не хочу ему об этом говорить. Я вообще ничего не хочу говорить! И ни с кем!
Я плакала даже стоя под горячими струями, прожигающими кожу. И не могла успокоиться. Тяжело сглатывая горечь во рту, я втирала в себя гель. В ванной я простояла минут двадцать, если не больше, искренне надеясь, что Марсель дожидаться объяснений не будет и уйдёт. Одевшись, я вытерла мокрые волосы, вышла в спальню. Назойливый Грей был здесь: он принёс горячий чай и свои «фирменные» сэндвичи, и хоть есть мне не хотелось, перед чаем я устоять не могла. Запрыгнув на постель рядом с хозяюшкой, я взяла протянутый мне чай. Стараясь не смотреть ему в глаза, я закусила губу от болезненного импульса внутри сердца, когда он вполголоса спросил:
— Любовная лодка разбилась о быт?
— Я была права изначально, Марсель, — сиплю, — Мне нужно было уехать ещё тогда, — сделав крупный глоток чая, я до боли тёрла висок.
— Нет, Лили. Хотя бы потому, что и в этот раз ты не уедешь, — я грустно усмехаюсь.
— Ты слишком уверен в том, чего не будет. Я приняла решение, и оно не подлежит обсуждению. Или даже переосмыслению. Я не могу остаться. Мы с Дорианом Греем — разряд фантастики. И я даже не могу сказать тебе, в чём причина.
— Дориан решил показать свои замашки сильного мира сего с помощью плётки? На практике или… на словах?
— Так ты знаешь, — в груди похолодело, — Я узнала на словах. Не от него.
— От Джессики?
— Не важно, — я сглотнула, хмурясь.
— Важно, Лили. Так как об этом знают единицы. Я надеюсь, ты не вздумала растрепать это кому-нибудь? — это было, как пощёчина. Я резко опустила голову, выдавив:
— Нет. Очень жаль, что я похожа на парадный флаг, трепещущий направо и налево.
— Лили, — выдохнул он, — Ну, извини…. Извини, это было излишне. Но бдительность никогда не помешает, ведь Дориан публичный человек.
— Публичный и скрытный, да. Я пыталась выпытать у него. Мы договорились о вечере в понедельник, чтобы он, наконец… рассказал, почему он «не про меня». Однако, к счастью, его опередили. Моя совесть чиста. Эта правда умрёт и исчезнет вместе со мной, он может не беспокоится. Но я больше ни дня не хочу оставаться в Сиэтле, — я допила чай парой-тройкой глотков, утёрла губы тыльной стороной ладони.
— Ты плакала. Очень много плакала, — говорит Марсель, заменяя мою пустую чашку полной, не початой своей. Я с благодарным кивком принимаю её в руки.
— Да, плакала. Больше не хочу. От физической боли так точно. Я бы хотела узнать, почему он пришёл именно к этой форме… телесного сближения, но особого желания не испытываю. Скажу больше. Мне страшно даже видеться с ним.
— Ты судишь Дориана по одним только словам, забыв о том, что чувствуешь к нему? Серьёзно? — щурится Марсель, — На тебя это не только не похоже, Лили. Это вообще не ты. И твои красные глаза подтверждение тому, что тебе не он страшен. Ты боишься того, что никогда его не увидишь. В этом твой страх.
— Марсель, я видела, что доминанты сделали с… с рабыней.
— Сабмиссив.
— А есть разница? — всплеснула я, сделав крупный глоток чая. Марсель пристально смотрел на меня. Я сжала губы, отвечая на его взгляд. — Я просто не понимаю, как ты можешь спокойно говорить об этом. Я, правда, боюсь его. Боюсь, понимаешь? Это не укладывается в моей голове, однако его слова: «ты уйдёшь от меня, когда узнаешь» дали мне понять, что отказываться от своих кляпов и изолент он не собирается.
— Секс был? — спрашивает он, как о погоде. Я краснею.
— Это тут причём?
— Был. Он был с тобой ласковым котиком?
— Нет, — кусаю губу, сгорая от смущения, — Отнюдь.
— Ты боялась его в этот момент? — я вспоминаю секунды прикосновений, поцелуев и меня пробирает дрожь. Мотнув головой, я с глубоким выдохом гляжу на Марселя.
— Я боялась, что он остановится, — он ухмыляется. Я закрываю рукой лицо, нещадно тру лоб. — Я не испытываю удовольствия от обсуждения своих интимных отношений с посторонним мне мужчиной, Марсель, серьёзно. К чему ты это спросил?
— Чтобы понять тебя. Тебе понравился жёсткий секс. А БДСМ ты боишься. Хотя, практически, это одно и то же.
— Нет, совсем не одно и то же. Это насилие. Это садизм и ещё бог весть что!
— Нет, это не насилие. Это добровольный обмен властью.
— Это ничего не меняет. Я не могу так. Я боюсь боли. Я никогда никому не подчинялась, я всегда была сама себе хозяйкой. Дориан понимал это, поэтому так долго молчал. Знал, что я не соглашусь на подобное.
— Но пороть горячку не стоит, уезжать тоже. Он не отталкивал тебя, как человек, как половой партнёр, как мужчина, в конце концов, с которым ты могла бы прожить жизнь. Ты можешь поступать, как хочешь, но тебе стоит выслушать его версию.
— Вряд ли он хочет того же, что и я, — укусив губу, опускаю голову, — Как только мы начинали говорить об этом, он сразу становился несколько холодным и замкнутым. Он давал мне понять, что если я узнаю, то ничего и никогда у нас… не будет.
— Лили Дэрлисон, хватит распускать нюни. Ты сейчас спишь пару часиков, и мы едем тренироваться в академию, а потом ты встречаешься с Дорианом и…
— На академию согласна. К встрече ещё не готова, — допив чай, вручаю чашку Марселю, — Думаю, мы увидимся в понедельник, как и договаривались, если у великого мастера найдётся время. И спать мне не надо, всё равно не усну, — встав, я беру рюкзак и складываю в него постиранный топ, новые замшевые шорты, вкладываю коробку с кроссами. Завязав высокий хвост, оставляю карандашом короткие стрелки в уголках глаз и оборачиваюсь к пялящемуся на меня Марселю. — Я готова.
— Знаешь, Лили, — говорит сероглазый красавец и слезает с постели, медленно приближается ко мне, — Если ты боишься боли, её не будет. Никто не посмеет сделать тебе больно, даже «великий мастер», являющийся моим братом, — я пытаюсь найти слова, но воздух вырубает от этого голоса и пронзительного взгляда. Поняв, что мне уже не под силу ничего ответить, Марсель кивает головой в сторону двери и выходит. Облегчённо выдохнув, иду следом, стараясь вести себя, как ни в чём не бывало, едва примечаю Айрин, говорящую с домработницей:
— Да, обязательно, мы испечём его любимый шоколадный пирог! Алиса, вы гений… О, Марсель, Лили! В такую рань здесь!
— Доброе утро, — улыбаюсь.
— Уже не здесь, мамуль, — целует её в щёку Марсель, — Мы едем репетировать. Думаю, нам придётся убить на это полдня, если не целый день. Лили надо многому у меня научиться, — самодовольно говорит он. Айрин цокает языком и закатывает глаза, смотрит на меня.
— Марсель, тебе б поучится у Лили скромности, — она гладит меня по щеке, — Лили талантливая, способная девушка. Я знаю, что она умеет. Смотри, ещё перетанцует.
— А ты её сейчас перехвалишь, — Марсель смеётся. Я нарочно сердито смотрю на него.
— Только не опаздывайте к ужину! Теодора выписывают и, кроме того, Софина помирилась со своим парнем и обещала познакомить нас с ним сегодня. Тед разрешил, — она успокаивающе погладила Марселя по руки.
— Вы серьёзно? Собираетесь впускать в дом вора, убийцу и бог знает кого? — он щурится.
— Помнишь условие отца? Так вот, Софи сказала, что для него это теперь в прошлом.
— Прошлых бандитов не бывает, — прошипел Марсель, — Либо я буду за столом, либо он. Идём, Лили, — он схватил меня за руку и потянул к выходу. Я бросила на миссис Грей беспомощный взгляд, но успела ободряюще ей улыбнуться.