Наверное, потому что шаги, хоть какое-то движение давали пусть слабую, но всё же видимость цели. Сейчас её отсутствие ощущалось особенно остро - стоит остановиться, и затянет без памяти в жгучую волну чувств... Сейчас цель была важна как никогда.

- А ты в детстве любила читать, ведь так?

- Да, - повторила она. - Очень. И не только в детстве.

Он помолчал.

- Ты сидела в башне... три года.

- И что? - он почувствовал, как изменился её голос. Сквозь привычную сталь и жёсткость прорывалось ещё что-то... Не плач, не дрожь, нет, её голос абсолютно не дрожал... Это было нечто совсем другое.

- Извини, - произнёс он через некоторое время.

- Разве есть за что извиняться? Ты не причинил мне боли.

- А ты умело играешь...

- Я не играю. Говори, что ты хотел, - всё тем же голосом произнесла она.

- Хотел... поговорить.

- Мы и так разговариваем. И впредь, пожалуйста, начинай разговор, когда это действительно важно.

- А это разве не важно?

Она остановилась. Он тоже.

- А разве... важно? - совсем по-другому спросила она.

Они стояли друг напротив друга в темноте, в тишине, наполненной шорохами, всплесками, скрипом. Каждый из них видел лишь силуэт другого - неясный, нечёткий, просто тёмное пятно на ещё более чёрном фоне...

- Наверно... - подумав, ответил он.

Она молчала.

- Скорее всего, - тихо произнесла она, - я не умею по-настоящему... разговаривать. Вернее, как ты сказал. Не хочу.

- Потому что тебе больно?

- Я не стану, - она подняла голову, и глаза её, на миг освещённые выглянувшей из-за туч и тут же спрятавшейся обратно, будто укрывшейся одеялом, луной, сверкнули, - я не стану отвечать на этот вопрос.

- Как знаешь.

Они снова двинулись в темноту, в неизвестность, открывающуюся только за несколько шагов, и то, еле заметно.

Темнота шуршала. Надвигалась. И нужно было решаться, делать усилие для каждого, даже самого маленького шага...

- Послушай, Ви, - через некоторое время произнёс он. - У нас много общего. Каждый провёл часть своей жизни в заточении... Пусть ты и много большую, чем я, но всё же.

- Ну да. И на этом наше сходство заканчивается.

- Ты думаешь?

- Раз говорю, значит, думаю, - неохотно отозвалась она.

Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

- У меня тоже была подруга, - наконец сказал дракон. - И ты об этом знаешь.

- Была?..

- Сейчас уже не подруга, - он криво усмехнулся. Но усмешка эта вышла какая-то неестественная, ненатуральная.

Девушка задумчиво взглянула на небо, на плывущие по нему облака, то отлетающие, открывая взгляду тонкий месяц, то снова скрывая его от посторонних глаз. Поднялся ветер.

- А кто? - она спросила неожиданно для самой себя. Вырвалось, слетело с языка. Любопытство, та самая её черта, которую он так и не смог понять.

- А вот на этот вопрос, принцесса, - медленно проговорил он, - уже я не стану отвечать.

***

После того момента они больше не разговаривали. Но темнота, та самая, давящая на уши неизвестность, бесследно испарилась.

Эф теперь бежал рядом со своей хозяйкой, и она чувствовала тепло его мохнатой шерсти.

Когда-то давно, может, года два назад, когда она ещё не отчаялась, пытаясь найти способ, какой-то выход из положения, в узкий лаз, почти неприметный, пробрался совсем ещё щенок - встрёпанный, с шерстью медно-рыжего цвета. Ей тогда было ещё двенадцать лет. Она как раз в задумчивости сидела за столом, покусывая перо и уставившись в пространство.

Внезапно ног коснулось что-то тёплое, вырвав её из раздумий. Девочка подскочила от неожиданности и даже чуть не закричала. Но к крикам она всегда относилась с подозрением - кричать просто так было нельзя. Служанка прибежит, увидит собаку, и тогда... А впрочем, разве ей уже не всё равно? Что может сделать отец? Запереть? Она и так заперта. Заточить в темницу? Да разве есть разница? Если только... Выкинуть собаку из дома?

Девочка почему-то сразу поняла, что ей безумно нравится этот щенок. И она не позволит - ни за что не позволит выкинуть его!

Первым делом необходимо было узнать, как он сюда попал. Принцесса слезла со стула и принялась оглядывать и ощупывать стены. Лаз обнаружился довольно скоро.

- Вот, значит, как, - пробормотала она.

Затем взглянула на щенка, следовавшего за ней по пятам. Он вилял хвостиком и глядел на неё в упор, насторожив острые ушки.

- Ты наверно голоден, - сообразила принцесса. - Подожди, я сейчас.

К обеду, принесённому час назад, она ещё не притронулась, поэтому, наскоро подстелив лист пергамента на пол, положила туда ломтик хлеба и кусочек мяса.

Щенок осторожно приблизился к еде, недоверчиво понюхал, взглянул на девочку, словно спрашивая: "Это всё - мне?".

- Ну что ты? Ешь, - произнесла она. - Я тоже обедать буду.

Щенок ещё раз обнюхал пищу и, наконец, принялся за еду.

- Как же мне тебя называть? - задумчиво произнесла Ви, глядя на щенка. - Может быть... Эф?

Собака не ответила, только ещё раз взглянула на свою новую хозяйку. Ви приняла это за согласие.

Теперь у неё был друг - ещё одно живое существо рядом, с которым можно было разговаривать. А это намного лучше, чем с собой. Ведь она уже и сама не знала, нужно ли ей это? Говорить себе, отвечать тоже себе... Сможет ли она найти выход до того, как сойдёт с ума? Нет, - тут же поправилась девочка, - она не сойдёт с ума ВООБЩЕ. Даже если останется здесь навеки. Но выход... выход должен быть.

- Шир, - внезапно спросила она, - у меня к тебе... просьба.

- Просьба? - он удивлённо взглянул на неясный в темноте силуэт девушки. - Какая же?

- Научи меня магии, - выпалила она. - Пожалуйста.

***

Начинал накрапывать дождь. Ветки деревьев пока надёжно укрывали путников от маленьких, сыпящихся с неба капелек, дробью отбивающихся об их листья, разлетающихся при этом ещё на сотни микроскопических брызг, в каждом из которых блеснул лучик тонкого месяца, успевшего ещё метнуть его перед тем, как его уже надолго скрыли облака. Если бы на деревьях сидели маленькие существа размером с капли, им бы наверняка казалось, что те прыгают по листьям с грохотом, низвергаясь с огромного, необъятного неба, укутанного тучами. А для путников, медленно бредущих под плотным зелёным покровом в кромешной ночной темноте, был слышен лишь тихий, неясный шелест.

Он успокаивал. По-своему, аккуратно пробираясь в душу и согревая, растапливая лёд, и давние, застарелые занозы, даже если не выходили совсем, но на короткий миг переставали ныть, давая волю совсем другим чувствам.

Ви вдруг неожиданно ясно представила, как некоторые капли всё же проскальзывают, просачиваются сквозь щели между листьями. Какие-то падают на землю, впитываются, а некоторые мягко ударяются об опавшую хвою, растекаясь маленькими лужицами. Какие-то стекают по стволу, оставляя мокрые борозды, и, тая, уменьшаясь с каждой секундой, пока не впитаются деревом.

Она прислушалась к себе. Больше не было напряжения, чувствовавшегося с наступлением темноты. Было лишь сладкое чувство, которое хотелось растянуть надолго. Неужели... она впервые по-настоящему расслабилась?

Дождь излечивал давние полузабытые раны.

Он усилился. Ей на голову упала капля, и девушка медленно подняла голову. Совсем рядом блестели в темноте жёлтые глаза дракона...

Она вдруг вспомнила, с какой непринуждённостью он разговаривал, но она видела, чувствовала, что и у него на сердце есть царапины...

И они почему-то снова остановились.

Дождь усиливался.

Ей на голову свалилось ещё несколько капель.

- Шир, - неожиданно для себя самой спросила она, - а ты любишь дождь?

- В какой-то мере да. Когда сидел там... часто слушал его.

- Мой отец никогда не любил, - в задумчивости произнесла она.

- Твой отец? Король Фаэрты? Кстати, по его инициативе ты три года торчала в этой башне?

- Да. По его. Но мне всё больше кажется, что он не настолько жёсткий, чтобы ни разу даже не зайти... не увидеть... не поговорить... Знаешь, здесь есть что-то другое. Что-то, что он мне не сказал.