- Не гунди, Зубастик. Тай не трепыхайся ты як горобчик. Мешаешь нам. - Крепко держали его казаки, ловко, со знанием дела, закрученным тряпичным жгутом остановив кровь, обработав место увечья целебными снадобьями, перевязывали культю. - Благодари Боженьку Казацкого Милосердного, шо живой остався.
- Братушки. Братушки. - Благодарно хрипел тот.
- Та не нудьгуй. - Успокаивали его товарищи и, подняв с земли, осторожно усадили на коня и накрепко привязали ремнями к седлу. - Усэ будэ ладом, Зубастик.
- Браты, по коням! - зычно скомандовал Бабай. - Геть-геть! Уходим-уходим! Швыдче-швыдче! - и склонился с седла над уцелевшими ватажниками. - Урусы, если хотите, то поспешай за намы!
Естественно, "хотение" возникло у всех спасённых ватажников. И они, подобрав полы армяков, подстёгиваемые животным страхом остаться одни в "вольной" степи, побежали следом за казаками.
* * *
В походном казачьем стане в шатре вальяжно развалился на лошадиных попонах, покрытых яркими восточными коврами, атаман с верными есаулами.
- Хто такие? - грозно уставился он колючими немигающими глазками на стоящих перед ним на коленях ватажников.
- Беглые мы. С Руси. - Заикаясь, отвечали те.
- А куда... бежали, русичи? - продолжал внимательно сверлить их глазками атаман.
- В степь. На волю. Казаками хотим быть. - Чистосердечно сознались они.
- В степь побежали? На волю? - вдруг оживился атаман. - Волюшки захотелось? Хотеть не вредно! Ишь ты, ухари какие нашлись! Ага! Щас! Да хто ж её, эту самую Волю, вам в Степи даст? Здесь усё жёстко поделено между улусами! На усих тропочках... засады! Шоб тут вольничать, а пуще - своевольничать, надоть разрешения спрашивать! И за разрешение... заплатить!
- Га-га-га-га-га!!! - одобрительно загоготали есаулы и окружившие ватажников казаки. - Вот дураки! Какой же такой умник надоумил их в Дикое Поле бежать? У них с головушкой всё ли в порядке? Али жить надоело? Совсем невмоготу? Мало им набегов Орды, так ещё и сами... навстречу Орде в Степь полезли... за ощущениями... за Волей! Показаковать решили! Га-га-га-га-га!!! Насмешили! Скоморохи... своевольные!
- А я щас цим "вольным казачкам" доставлю... ордынские ощущения. Уши им отрежу, и сожрать заставлю! - подошёл к стоящим на коленях ватажникам худой как жердь казачина в надвинутой на самые глаза мохнатой папахе, и решительно обхватил ладонью рукоять кинжала. - Посвящу, стало быть, их... в Вольные Казаки!
- Гы-гы-гы-гы!!! - весело зарычал казачий круг. - Дрючкарь, не пужай их так! А то ще скоморохи помрут тут со страху... у нас на руках! Га-га-га-га-га!!!
Тут, как чёрт из табакерки, на "авансцену" шустро выскочил из ближнего к атаманскому шатру "сектора" казачьего круга, где сконцентрировались убеленные сединами казачьи старейшины, небольшого росточка дед. Наряд его представлял из себя неопределённого цвета замызганный бешмет, широченные шаровары и мягкие бесшумные чувяки на босу ногу. Седые вислые усы и седой длинный "половецкий" оселедец, обмотанный вокруг уха, выдавали в нём авторитетного казачьего старейшину и, невзирая на прожитые годы, ещё действующего опытного бойца. С боку у него болтался огромный кривой меч в деревянных, обитых кожей и богато инкрустированных серебром и золотом, ножнах. Создавалось справедливое и правильное впечатление, что этот явно добытый в бою "царский" меч дед таскает не для украшения, а с успехом использует сие устрашающее кривое оружие по его прямому целевому назначению.
- Казаками, значица, хочуть быть? Встречал я таких "хочунов"! - одёрнул он бешмет и гордо выпрямил спину. - Я ось шо кажу! Годков эдак три тому обратно гостевал я у станишном юртЕ на соседней речке. А в енто время, значица, по той самой речке с верху с Руси ушкуи подошли. Ушкуйники, значица, уси видные из себя. Весёлы, нарядни, оружны! Колчуги блестять! Як жар горять! Красотища! Любо-дорого поглядети! Себя гордо Вольными Казаками величають! Мол, гуляють воны! О як! Ну, мы к цим неизвестным "гулящим вольным казакам" решили повнимательнее приглядеться. Зачалы, значица, с ними знакомиться. Дуже бурно, кажу я вам, зачалы... знакомиться! Плодотворно! Посекли их изрядно! А яки самозванные "вольные казачкИ" мечи та сабли побросалы - тех мы, разумеется, не тронули. А то, ишь ты, эти ушкуйнички уж больно истово... заигралыся в Казаков-Разбойников! Та ще без нашего благословения! Ну, мы выгребли из их ушкуёв усё шо було! Тильки в одних портках разрешили цим "казачкАм" усестись в свои ушкуи, тай швыдко убраться с нашей речки... на Волю! Уж дуже у них те портки вонько смердели! До самой невозможности терпети!..
- Аааа-га-га-га-га-га!!! Оооо-го-го-го-го-го!!! - взорвался от дикого хохота казачий круг. - Ай да дид! Ай да Щукарь! Ай да щучий сын!
- Усё! Усё! Тихо, станишники! Не шумите! Мы туточки со стариками тихонько покумекалы. - Из "сектора" старейшин подал голос старый казак с окладистой седой бородой и вернул казачье общество к вопросу о ватажниках. - Ну, што энти урусы в ерике сховались - то хорошо. Быстро сообразили. Зазря головы под сабли не захотели подставляты. Цэ похвально. А што соратников своих бросили - то дуже плохо. Совсем худо. Но, положа руку на сердце, те ихние соратники - ще те... дурни безмозглые. Сами на Смерть напросились. Давай, атаман, возьмём цих вольнодумных скоморохов к себе, тай посмотрим их... в деле. Поглядим - приживутся, али не приживутся.
- Добре, старики. - Согласно кивнул атаман и зычно гаркнул. - Хдэ Пёрышко?!
- Да тута я! Тута! Не шуми! - лениво позёвывая, откуда-то из ниоткуда возник краснощёкий чернобровый молодой писарь в монашеской рясе, с заткнутым за кушак длинным кинжалом и с увесистой холщёвой торбой на плече.
- Щас цих скоморохов до сотен припишем. - Скомандовал ему атаман.
Писарь привычно уселся на маленькую низенькую скамеечку за импровизированный стол в виде большого барабана, достал из торбы толстую прошитую тетрадь с пергаментными листами, чернильницу и гусиное перо:
- Слухаю тобе, батько! Я весь всецело готовый к внимательной трудовой работе.
- Добре, Пёрышко. Грамотей ты наш. Тоди зачнём. - Довольно крякнул атаман и вкрадчивым голосом обратился к первому слева "скомороху". - Ты, мил человек, чьих будешь?
- Онуфрий я. - Набычившись, ответил тот. - Иванов сын. Христианин веры Византийской. Землепашец.
- Суровый, однако. Сурьёзный такой. - Цокнул языком атаман и скомандовал. - А ну-ка, встань.
Онуфрий поднялся с колен.
- Здоровый бугай. - Оценил его внешний вид атаман. - Пёрышко, приписуй Онуфрия в пушкари до Боженко Огнепального. Тому такие бугаи сгодятся. Будэ пушки ворочать.
- Слухаю. - Послушно заскрипело гусиное перо по пергаменту.
- Мил человек, а ты чьих будешь? - обратился атаман ко второму "скомороху".
- Добрыня я. - Ответил тот. - Сидоров сын. Землепашец... тягловый. Крещёный.
- Цього к сотне Аспида приписуй. - Скомандовал писарю атаман.
- Слухаю. - Расторопно забегало перо по пергаменту.
- Хто такый, мил человек? - поинтересовался дальше атаман.
Ощутив внимательный колючий атаманский взгляд на себе, третий "скоморох" торопливо ответил:
- Алексий я. Крещёный. Пахарь тягловый.
- А шо у тебя рука перевязана?
- Стрела зацепила.
- Понятно. Цього к сотне Полубеса приписуй. - Распорядился атаман.
- Запысав! - бодро отрапортовал писарь.
- А це шо за лепное Божье Создание? - упёрся сверлящими глазками атаман в четвёртого "скомороха"
- Емельян я. - Ответило "лепное Божье Создание". - Крещёный. Степанов сын. Плотник.
- Топором, значица, махать привычен? - поинтересовался кто-то из казачьего круга.
- Да. Махал топором. Избы рубил. - Закивал Емельян.
