И Юрий Будаевич понял, что хотел сказать сын, все было написано в его взгляде.
– Прости, сынок, прости, – только и смог сказать он, затем подошел к нему, обнял за плечи, повернулся и ушел.
Он сел в машину и думал, вот так неосторожно мы обидели Наташу, огорчили сына. «Мне надо было сразу все взять в свои руки, запретить Эмме оскорблять Наташу, – думал он. – И почему, почему я не приехал сразу за ними, ему надо было уговорить Наташу дождаться возвращения сына. Вдвоем они могли бы найти какой-то выход. А теперь, где ее искать теперь?»
А Доржо сидел опустошенный, безразличный ко всему, затем достал вторую бутылку водки, выпил пару стаканов, шатаясь прошел в спальню и рухнул на кровать, не раздеваясь.
…Прошла неделя, а Доржо все не мог отойти, он пил, пил и пил. Соседи диву давались, видя, как каждый день Доржо идет к продуктовому магазину и возвращается, держа в руке авоську с водкой.
– Не иначе, что случилось у мужика, – переговаривались они между собой, – всегда интеллигентный, подтянутый, стал похож на алкоголика.
Действительно, Доржо выглядел ужасно: небритое, обросшее отекшее лицо, красные воспаленные глаза, помятая одежда, словом, настоящий алкаш.
Эмма Сергеевна приезжала каждый день, но он не пускал ее в квартиру. Ключ теперь оставлял в замочной скважине, поэтому никто уже не мог войти. Пару раз он просыпался, подходил к двери и, открыв, молча и зло смотрел на мать, которая безуспешно пыталась с ним заговорить. Затем он резко захлопывал дверь перед самым ее носом.
Юрий Будаевич сидел дома, не зная, что предпринять. Эмма Сергеевна возвращалась грустная, заплаканная, но дома тоже не находила сочувствия, муж не хотел с нею разговаривать. Близнецы, чувствуя недобрую атмосферу в доме, не шалили, молча садились, ели, так же молча уходили в школу, приходили со школы, все молча. В квартире установилась неведомая доселе тишина. Эмма Сергеевна не знала, что предпринять, в отчаянии насылала проклятия на голову Наташи, пыталась звонить Римме, но муж ей строго-настрого запретил вмешивать сюда дочь.
Так прошла еще неделя. За это время матери только раз удалось увидеть сына на улице. Еле переставляя ногами, страшный, заросший, он шел из магазина, купив водки. У Эммы Сергеевны сердце кровью обливалось, глядя на сына, но подойти к нему не решалась. А он прошел мимо нее, даже не заметив ее, взгляд был отрешенный, безразличный, жалкий.
Вернувшись домой, она решила еще раз переговорить с мужем.
– Юра, выслушай меня, пожалуйста, я видела сына, он совсем пропадет. Давай увезем ему мальчиков, прошу тебя, может, увидев их, он возьмет себя в руки? Или Римму позовем, они всегда были очень дружны, я уверена, он послушается ее.
– Эмма, я тебе еще раз повторяю, мы никого вмешивать не будем, тем более детей. Ты хочешь, чтобы они видели, во что превратился их отец? – муж был категоричен.
– Что же делать? – растерянно спросила Эмма Сергеевна.
– В этой ситуации я вижу только один выход, найти Наташу, – ответил муж.
– Где, где я ее найду, я же не знаю ни ее друзей, ни знакомых, – сказала женщина, – я опросила всех соседей, на какой машине увезли они свои вещи, но никто их не видел. Только баба Галя видела, но описать машину не может, тем более не запомнила номера, потому что уже темнело на улице.
Муж ничего не сказал на это, Эмма Сергеевна заплакала, оделась и вышла на улицу. У нее входило в привычку бездумное хождение по городу, иногда она долго сидела на скамейке в парке. Дома еду почти не готовили, в основном, питались всухомятку.
…Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы сама Наташа вдруг не появилась на пороге квартиры, где в одиночку беспробудно пьянствовал Доржо.
После ссоры с матерью Доржо Наташа была вне себя. Она пулей вылетела из квартиры, по дороге домой сидела мрачная, не говоря ни слова. Елена Баировна тоже молчала, зная, что сейчас лучше дочь не трогать. Она и сама была шокирована поведением Эммы Сергеевны. За что, за что она так оскорбила Наташу? Чем она заслужила такое обращение? И куда они сейчас пойдут, ведь у них нет никого в этом городе? А в том, что Наташа не захочет больше оставаться в этой квартире, мать и не сомневалась.
Наташа тоже сидела и лихорадочно думала, куда же поехать, к кому? Если они останутся в квартире Доржо, то вполне возможно, его мать завтра приедет туда и опять прогонит, как бездомных собак. «Боже, я должна что-то придумать, срочно надо что-то придумать. Зачем, зачем они приехали сюда по первому зову Доржо? – ругала она себя. -Зачем надо было продавать дом в деревне, еще не будучи уверенным ни в чем. Дура, дура», – ругала она себя. Затем она взглянула на маму, которая сидела печальная и какая-то потерянная, и ей до слез стало жаль мать. Бедная, на старости лет оказаться выкинутым на улицу, господи, это она во всем виновата.
Вернувшись в квартиру Доржо, Наташа сказала:
– Мама, мы сейчас перекусим, потом ты ляжешь и отдохнешь, хорошо? А я пойду, прогуляюсь.
– Да куда ты пойдешь, что ты задумала, доченька? – спросила мать.
– Мама, я еще ничего сама не знаю, но мне нужно пройтись, собраться с мыслями.
– Не пори горячку, дочка, вот вернется Доржо, вместе и решите.
– Конечно, мама, обязательно, мы дождемся Доржо. А теперь я вскипячу чайник, давай поедим.
Они сварили чай, накрыли на стол, но кусок не лез в горло. Обе выпили по чашке чая и разошлись по комнатам.
Елена Баировна сначала лежала, чутко прислушиваясь, не соберется ли дочь куда-нибудь, но все было тихо, и она уснула.
А Наташа, дождавшись, пока уснет мама, тихо выскользнула из квартиры. У Наташи созрел план, пройти в соседний квартал, переговорить со старушками на скамеечках и узнать, не сдает ли кто квартиру. Вездесущие бабки, они же все знают. Сначала все было плохо, никто ничего не знал, в одном доме сдавалась квартира, но внешний вид мужика, который ей представился хозяином, не вызывал доверия. Типичный алкоголик, от него и сейчас разило за версту, поэтому Наташа, несмотря на то, что мужик просил мизерную цену, ушла.
Ей повезло часа через три. Примерно в двух кварталах от дома Доржо она нашла милую однокомнатную квартирку, недорогую. Ее сдавала чистая опрятная старушка, которая жила этажом выше.
– Это квартира свекровки моей, она умерла пять лет назад, вот с тех пор я ее и сдаю. Жили тут жильцы, но месяца три назад им выдали квартиру с завода, они и съехали. С тех пор все сдать не могу, особо разглашать боюсь, поэтому жильцов не нашла. А ты с кем будешь жить, дочка? С мужиком поди?
– Нет, что вы, с каким мужиком? С мамой, мы будем тут жить с мамой.
– А мать-то непьющая?
– Да, да, не беспокойтесь, порядок и тишину я обещаю.
– Ну смотри, начнешь мужиков водить, сразу выселю, мои окна во двор смотрят, сразу увижу, ежели с кем придешь.
Наташа улыбнулась и сказала:
– Не волнуйтесь, все будет хорошо.
– Ну хорошо, коли так. Только деньги вперед давай.
– Да, да, конечно, – поспешно сказала Наташа, вынимая деньги.
– Ну ладно, паспорт пусть пока останется у меня, а вы переезжайте. Мебели-то много?
– Ну да, есть, – призналась Наташа, – вот только как ее вывезти, она тут недалеко, в двух кварталах примерно.
– Иии, девонька, заплатишь, я могу договориться с Васькой, с племяшом моим, он скоро ужинать приедет, так он на самосвале работает, может после работы потихоньку перевезти, когда стемнеет. Сказать ему?
– Да, конечно, – обрадовалась Наташа, – а сколько надо?
– Ну, десятку дашь, он с друзьями своими все погрузит, перевезет и тут расставит по местам, как тебе надо.
Наташа вышла от нее окрыленная, радуясь, что все проблемы так быстро разрешились.
…Тем же вечером племяш Васька перевез всю мебель и вещи в новую квартиру. Елена Баировна пыталась отговорить дочь, еще раз попросила дождаться Доржо, но та была неумолима.
– Нет и еще раз нет, – жестко сказала дочь, – я никому не позволю оскорблять меня, никогда.
Они довольно хорошо устроились, хозяйка оказалась доброй старушкой, к тому же ровесницей Елены Баировны, и они быстро нашли общий язык. Наташа, обрадованная тем, что у мамы появилась подруга, и ей не будет скучно, на следующий же день отправилась на поиски работы. И нашла, она вообще была настырной, упорной и всегда добивалась своего. Ее взяли продавцом в продуктовый магазин, который находился в соседнем квартале, недалеко от дома. Когда она сообщила радостную весть маме, та очень обрадовалась.