В целом, всё было хорошо. Красивый воздух, бодрость, лёгкость и ясность мысли создали этот день. Не считая, что Лёша, с отрощенной бородой и выбритыми висками, почти отшатнулся, встречая на пороге. Вот так “здрасти”. Я, конечно, не чаяла большой любви, но это проявление было вопиюще против всяких приличий. Он промолчал, и я ничего не сказала. На столе ждали стейки средней прожарки. Мюнхгаузен нюхал воздух. Не пропустит ли чего вкусного в этой жизни? Он разочарованно отгибнулся от жареного перчика чили, любезно подсунутого к носу - и в пару прыжков занял обзорный пункт на подоконнике за плечами наследовавшего хозяина.
- Ну, как хочешь, - я отёрла руки салфеткой.
- Я слышал, в конторе произошла финансовая неурядица, - издалека завёл Лёша. - Ты там ещё не ночуешь?
- Всё превосходно, - улыбка получилась небольно естесственной. - Я чувствую себя на пике работоспособности.
- Совсем себя извела, - Лёша осуждающе покачал головой.
- Кому-то надо выправлять ситуацию, сам сказал, - пожала я плечами. - Работнички-то дома сидят на отпускных…
- А кто-то вообще ручкой сделал, к тому же, - многозначительно отпустил Лёша.
- Нет, ножкой, - подчёркнуто сухо отозвалась я, указывая абсолютное нетерпение темы. Лицо пропитала знакомая маска.
Какое-то время мы жёстко смотрели глаза в глаза друг другу, словно лютые враги на ристалище.
- А может, пальчиком? - наконец, в тот же лад изрёк Лёша.
Медленно укладывая по сторонам приборы, я примерялась к раздорожью. То ли встать и уйти, то ли пытаться продолжать никому не радостный диалог. Нож или вилка?
- Мне сегодня снилась твоя мама, - я выбрала зубочистку. - Возле подъезда. Так реально… Когда я её заметила, она собиралась ускользнуть. Я подхватила её за локоть и спросила: “Бегаешь?”
Пока мы её хоронили, Катерина привольно трусцой-гимнастикой занималась. Кусочек мяса никак не хотел покидать проблемную зону пломбы. Дальнейшее ковыряние предвещало больше вреда, и я жестом поблагодарила за протянутую жвачку.
- А она? - поинтересовался Лёша.
- Говорит, “Валечка, ну какой из меня бегун? Всего лишь ходьба!”, - я попыталась передать плутовскую манеру. - Ты ничего не хочешь мне сказать? - серьёзно спросила я.
Лёша задумался.
- Я нашёл письмо, - он поднялся и, шаркая тапками по коридору, принёс листок, сплошь испещрённый мелким каллиграфическим почерком Катерины.
В нём завещалось хранить и оберегать друг друга, не взирая ни на что. Дата написания - незадолго до “кончины” - подтверждала робкую догадку. Лёша заметил, что я вычисляю в уме.
- Она знала, что умрёт? - миротворчески проговорил он.
- Хватит придуриваться, - холодно осекла я. - Ловко придумали: не пустить меня на похороны под видом непрощённой обиды. Нашли, как “проучить”, да?
- Что-о? - пасынок состроил правдоподобное непонимание.
- Розыгрыш затянулся. От вранья рога растут, Лёша, - по старой памяти включила я “мамочку”.
- Это не розыгрыш, Валя! - заорал он, будто пытался перекричать водопад. - Она мертва, и её не вернуть!
Тут случилось нечто, не ложащееся ни с какими сценариями. Можно было подумать, нагрянула делегация китайцев.
- Н-нянь-н-нянь-нянь-нянь!… - Мюнхгаузен взъерошил гребень, опружинил тело и скуксил морду, звучно опевая истинно человеческим голосом.
С бешенными глазами, он вцепился хозяину в спину, да так, что тот заорал пуще прежнего, но теперь уже от боли. Пока Лёша выворачивался от когтистых лап и пытался сбросить нападчика, я скрестила руки на груди, размышляя вслух и вымогательно фыркая:
- Ладно Катя. Никто не сомневается в её способнях к хитрож*пым мистификациям. С этими её чудильными языками, спекулятивными профанациями… Она всегда была безжалостным игроком. Но ты?… Ты обо мне подумал? Ты вообще когда-нибудь думал о том, что чувствую я? Или я только трамплин для вольготного существования с минимумом усилий? Что нужно? Подготовить Лёшеньку в ВУЗ, взять Лёшеньку на работу без стажа, купить Лёшеньке то, купить Лёшеньке сё…
- Я никогда у тебя ничего не просил!!! - ему, наконец, удалось откинуть пушного бандита. Он с глухим свистом втягивал воздух и ощупывал ранения, покуда хватало рук. - А ты точно чувствуешь?! Иногда я сомневаюсь. Ты сумасбродна и жестока. Удивительно, почему Рита не смотала удочки раньше!… А потом ещё возомнила себя… Кем? Зевсом-громовержцем в юбке?…
Я стала задирать его футболку. Он нехотя полуразвернулся-полунаклонился в моих руках, позволяя осмотр крепко исполосованной спины.
- Женские персонажи точно все заняты? - я потянула его по направлению в ванную, чтобы смыть кровопотёки и обработать антисептиком. - Афродита, к примеру?…
- Вс-с! - то и дело всасывал он воздух от каждого прикосновения.
- Не так важно, кто ты, и кто я, - я осторожно промакивала рваные кровавые порезы смоченным кусочком бинта. - Главное, что мы можем нормально говорить об этом. На равных. Так делают друзья. Теперь ты вырос, и не нужно оглядываться на старшинство. Ты взрослый ма… мужчина, ты личность.
Я произнесла это, а самой всё никак не верилось, что он перестал быть мальчиком.
- Неужели ты думаешь, я пошёл бы на такой обман? Даже ради возмездия… - Лёша горько усмехнулся. - Я для этого слишком суеверен. А насчёт существования… Я никогда не стремился к бессмысленному комфорту. В том числе, удобной профессии.
- Ты огорчён, что пошёл на архитектурный, а не философский?
- Уже не так.
- В архитектуре своя философия. Когда мы создаём что-то функциональное и при этом красивое, мы можем коснуться души. Это - самое ценное. Волшебное и невероятное…
- Пора бы признать, что я не такой хороший художник, как ты или Рита, - беззлобно отметил Лёша. - Для меня больше философии в медицине. Меня всегда впечатляла биология, состав клеток, наши процессы, природа веществ, цепочки ДНК. Это действительно невероятно…
- Да-да, на 90% мы грибы и бактерии, - вспомнила я его любимую прибаутку. - И все мы - части одной большой общей души… Отправить тебя на архитектурный было блестящей идеей твоей мамы. А с ней, как тебе прекрасно известно, спорить бесполезно. Это, знаешь ли, накладка силы рода, - я могла бы себя похвалить за удачное отшучивание, если бы за ним не последовал то ли смутный вопрос, то ли заманчивое предложение, от которого нельзя отказаться:
- Купишь мне ортопедическую кровать?
- Глубоко он тебя покоцал… - я заканчивала с йодом.
- Ненавижу этого кота, - искренне поделился Лёша.
- Хочешь, я возьму его себе? - подкуплённая доверием, расчувствовалась я.
- Да, пожалуй, - легко согласился он и задумчиво произнёс: - Она любила его…
- Ты не обязан любить всех, кого любила твоя мать.
Унося под мышкой чёрное лупоглазое чудовище, - драную кошку, которая давно не рожает и, тем более, милых щенят, - я подозревала, что ещё не раз задамся вопросом “какой чёрт дёрнул меня за язык?”. Зато с чувством оплаченного долга. За мир, за дружбу, за жвачку.
В своём новом доме Мюнхгаузен безнаказанно оставлял шерсть на мебели, присматривал неподранные углы, жадно хомячил нарезанную ломтиками вареную говяжью печень. Это в гостях можно подсунуть острый перчик. А здесь нам следовало подружиться. Вечером сволота заявился в постель, бурно урча, протоптал мне живот молочным шагом и загнездился в объятие руки.