Она выждала паузу и, наконец, вымолвила, словно нанизывая каждое последующее предложение шашлыком на шпагу:

- Я скажу один раз, и больше ты вряд ли это услышишь… Я любила за свою жизнь одного человека. Это была женщина. И это была ты… Но ты испугалась… рецедивов, или чего там. Даже если бы я действительно забирала души, твоя вряд ли бы меня прельстила: настолько она мизерна. Ты расхоленное дальновидностью разума существо, страдающее от апатичной конвульсии, требующей постоянных выигрышей. Только они настолько же бессмысленны, сколь тщательно продуманы заранее. Скука смертная, не правда ли?… У тебя не получится спихнуть на меня всю “прелесть” своего зомбиленда - я не питаюсь падалью. Ты всё разузнала сама, до всего докопалась, сделала свои выводы. Поздравляю с успехом мероприятия. Ты выиграла. Я не прошу и не хочу реванша. - она решительно развернулась к выходу и порхнула за дверь, прежде, чем я смогла сориентироваться в намотанных витках её тирады, растекаемой по кабинету, словно мороженное в жаркий день.

***

- Привет, Лёш, - чмокнула я его в губы, разуваясь в прихожей почти родной квартиры и укладывая коробочку в яркой упаковке на трюмо. - Завтра развернёшь подарок.

Кот смоляного окраса настойчиво тёрся об ноги.

- Привет, - отвечал Лёша, гипнотически притягиваясь взглядом к цветастому банту. - Ты вовремя. Я как раз ужин готовлю. А что это ты заранее с подарком? Тебя, как в том году, не ждать домой на День Рождения?

- Вряд ли произойдет повторение прошлого раза, - проговорила я, одевая тапочки и вспоминая, как пришлось отмечать в общей толпе, притворяясь, что нас объединяют исключительно деловые отношения.

- Я же говорил, она не шутит, - понимающе огласил Сергей.

- Давай не здесь, - осекла я.

Я знала пространство этой квартиры насквозь. Двухкомнатная, уютная, с довольно устаревшей мебелью и давно не обновляемым ремонтом, она вмещала всё, что нужно для матери с сыном. Одно время я проявляла инициативу заслать сюда бригаду подрядчиков, но хозяйка меня остановила. Ей нравился дух её отделки: округлая арка камешками, разделяющая холл, с высоким встроенным шкафом, и коридор, с трюмо; дорогой коричневый слабо поблёскивающий паркет, потёртый временем; мрачная кафельная орнаментная плитка на кухне, в ванной и санузле; уплотнённые обои светлых тонов, продранные на углах котом, - Мюндхаузеном, или просто Мусей, - и частично залепленные специальными уголками-когтеточками. Её комната вмещала чёрную мебельную стенку с узкими стойками-колоннами, слившимися с шкафами, - расположившимися с двух сторон от широкоформатного плоского подвесного телевизора, купленного мной года три назад, - и на которых встречались экземпляры деревянных статуэток индейцев и аборигенов. Преподаватель по архитектурному направлению, хозяйка почерпала достаточно идей для своего интерьера из работ учеников.

- О, кто к нам пожаловал!…- показалась из комнаты пристарелая худощавая женщина с бледным полотном когда-то красивого лица и, зарыженной хной, сединой длинных волос. - Что это ты с документами какими-то? В машине не могла оставить?

- Отвлеклась, нечаяянно захватила, - я подошла, поджав под мышкой папку с бумагами по проекту, и наклонилась, чтобы чмокнуть её. - Не стала возвращаться.

- Странная рассеянность, - проговорила женщина, с интересом взглядываясь в меня и вытягивая папку. - Дай-ка посмотрим… “Катерина”, - прочитала она приклеенную отпечатанную надпись поверх пластика. - Это что, в мою честь?

- Нет, Кать, совпало. Проект так называется, по имени заказчицы, - растолковала я.

- Ты же знаешь, я не верю в случайности, - огласила Катя свой привычный вердикт. - Что за проект?…

- Обычный проект, - попыталась отмахнуться я. - Просто время подточки углов, таскаю с собой. Расскажи лучше, как ты?…

- Живу, - улыбнулась она. - Скоро же и у меня День Рождения. Сынуля мне подарит ортопедическую кровать, какую я хочу. Правда, Лёш?

- Ма-ам!… - взбунтовался Лёша, всеми частями тела стремясь улизнуть от щепетильного разговора и вернуться на кухню. - Ты же знаешь, я коплю на ипотеку! Я так никогда не наберу!…

- Сынуля порадует маму и купит ортопедическую кровать… - ни в чём не бывало смаковала Катя предвкушение дорогого подарка. - А Валя ему поможет…

- Я сам куплю, - бряцкнул Лёша. - Валя итак везде помогает.

- Ладно, Лёш, напополам, - тихо возразила я в его сторону. - Ты же знаешь, нельзя расстраивать маму. Позволь ей хоть сейчас насладиться теми благами, какими можно.

- Как ты только её терпишь?!… - пыхнул Лёша, снова порываясь к испарению. - Был бы жив отец…

- Лёша! - сорвалась я на повышенные тона от раздражения. - Только не надо эту свою волынку “Был бы жив отец, он бы показал”. Он итак достаточно показал сладкую жизнь твоей матери! Ты ещё половину не знаешь…

Лёша ретировался, что-то пробормотав себе под нос.

- Твоей руки в доме не доставало, - улыбнулась Катя на мою защиту.

- У тебя у самой рука не промах.

- А ты, кажется, подошла к той черте, когда всё больше понимаешь тезис “жить для себя”, - ответно отметила она.

- Может, у меня это в силу возраста, - готова была я частично согласиться. - Но у тебя это просто в характере.

- Опять какой-то выверт задумала? - недоверчиво улыбнулась Катя, прошаривая взглядом шахматную доску и поднося чёрно-коричневого коня над жёлто-рыжим ферзём. - Ладно, съем.

Мы сидели на её диване, по обе его стороны, и переходили от флангового дебюта к миттельшпилю. Я не хотела признавать, что умудрилась прозеваться ферзём, но Катя это быстро поняла по глазам.

- Видно, крепко эта девочка засела тебе в голову, - понимающе отозвалась она.

- Нет у меня никакой девочки, - отрицала я. - Лёша сам не знает, о чём трындит.

Я всегда считала, что Лёша умеет держать язык за зубами. Не хотелось думать, что переоценила его в качестве “своей руки”, и он таки разоткровенничался с матерью, сдав меня с потрохами, минуя год. Но я должна смотреть на факты. Откуда бы Катерине известно о “засевшей девочке”, если она прекрасно знала, что все мои женщины за последние несколько лет быстро теряли место в моём восприятии?

- А Лёша должен был о чём-то рассказать? - опровергла Катя. - У тебя на лице всё написано. Уж мне ли не видеть?… Не рычи. Я не враг тебе. …Иди сюда…

Я уселась на ковре у неё в ногах полубоком, положив голову на её бедро. Катя гладила мои волосы, передвигая нежными движениями пряди с моего лба.

- Совсем возмужала моя девочка, - горделиво оповестила она в приступе сердечного увлечения. - Когда-то это должно было произойти… Давай будем правдивыми, ты меня никогда не любила.

- Катя! Что ты говоришь? - возмутилась я. - Ты - любовь моей жизни. Хоть страсть утихла, но я бы не была здесь сейчас…

- Я тебя умоляю!… - воскликнула Катя. - Мы обе знаем, что я, сама не желая, заменила тебе мать, которой тебе всегда не хватало.

Я молчала, рассеянно скребя взглядом пространство перед собой. Моя мать совершила попытку суицида, когда мне было десять. Но она не погибла, а осталась калекой. Козёл-отец вскоре нашёл новую жену, с которой мы не заладили. Сломленная мать молчала. Отец обвинял меня в чёрствости, нескладности и нелюдимости. Спустя несколько лет мать повторила попытку самоубийства. На этот раз удачно… В двадвать, навеянная толкованиями Катерины, я соблазнила и влюбила в себя отцовскую женщину. Музыка их скандалов услаждала мой слух. Вся моя жизнь была похожа на бесконечную гонку личностных достижений и доказательств. Иногда чудилось, что я родилась под счастливой звездой. Меланхолия одолевала меня в самые курьёзные моменты: на пиках триумфов. Будто печальные глаза матери.