- Еще горячий. Садись, чайку выпей. Вот и пирожки с груздями остались. Даже тепленькие. Поешь с дороги дальней.
Глаша окинула взглядом горницу: все в ней было так же, как четыре года назад. Стол, стулья, деревянная софа - на тех же местах.
- Политические по-прежнему собираются у вас?
- Частенько бывают. Поговорят, поспорят. Иной раз песни споют. Потихонечку, чтобы на улице не услышали. А сами карты, лото держат наготове. Застучит надзиратель сапожищами по лестнице - зачинают играть. Он поглядит, запомнит всех по обличью и уйдет. Город-то у нас как котел кипит. Особливо в депо да в мастерских на станции. Сказывают, многих похватали. Которых в ссылку угнали. Все больше в Туруханку.
За разговором Клавдия Гавриловна сполоснула две чашки, вытерла льняным полотенцем, налила чаю, одну подала гостье, другую подвинула к себе.
- Много постояльцев перебывало у меня. И народники, и марксисты. Бывало, схватятся спорить - хоть святых выноси. А живали и такие: слово скажет, и супротивника - наповал! Тому и говорить больше нечего. Жил один уж больно обходительный. С Женюшкой забавлялся, как со своей родной. А теперь вот... - Клавдия Гавриловна, глубоко вздохнув, утерла глаза уголками головного платка. - Женюшки нет.
- Давно ли?.. И от чего она?..
- В прошлом году на пасху... Горлышком маялась. Сам Владимир Михайлович Крутовский лечил - не сумел спасти. В одночасье сгорела доченька. - Клавдия Гавриловна еще раз утерла глаза и продолжала вспоминать: - Бывало, постоялец посадит Женюшку себе на колени и пальцами показывает козу-дерезу. Простой человек. А большого ученья. Да ты его знаешь: Владимир Ильич. Так вот, недавно у нас читали тайную газету. Видала такую? "Искрой" называется. Там про ссыльных студентов пропечатано. Может, он писал?
- Весьма возможно.
- Да у тебя, миленькая, чай-то совсем остынет. Пей. Ешь. Соловья, говорят, и то баснями не кормят.
Глаша съела два пирожка, похвалила хозяйкину стряпню, выпила чай и спросила:
- О моей маме ничего не слышно? Как она там? Все мы разлетелись одна она в Шошино осталась. Нелегко ей.
- При ее-то хозяйстве и мужику трудненько управляться. А дела у нее, сказывают, невеселые. Как бы совсем не разорилась. Золото будто истощилось. Не знаю только - на одном прииске али, не дай бог, на обоих.
Гостья задумалась, и Клавдия Гавриловна, не спуская с нее заботливых глаз, вернулась к воспоминаниям:
- А был в ту весну еще один. Уж очень любил песни. Такой, небольшого роста. Владимир Ильич звал его Глебасей. Знаешь?
- Кржижановский. Я была у него и у его жены в гостях. Он служит на станции Тайга.
На лестнице послышались шаги. Все быстрее и быстрее. Каблучки стучали отрывисто, как козьи копытца. Гостья метнулась навстречу:
- Узнаю Валюшку!
- Ой, Глашура! - Девушка, выронив покупки, обняла подругу.
Они хохотали от радости и осыпали щеки жаркими поцелуями.
Клавдия Гавриловна подняла свертки и ушла вниз.
Взаимным расспросам не было конца. Валя рассказала, что в Петербурге двое суток ее держали в полицейском участке, а на третий день выпустили. С курсов отчислили. Но ее судьба решилась легче других - приехала в обычном вагоне, только пришлось сразу явиться в полицию. А вот для студентов... Привезли их за решетками. Зато - герои! Погнали их с вокзала в тюрьму вызвали солдат и казаков. Те с шашками наголо. А на улицах - толпы народу! Из депо рабочие вышли с красным флагом!
- Сама слышала - кричали: "Долой самодержавие!" - продолжала Валя. Разве это не герои? И наш Красноярск, как видишь, проснулся от векового сна! Что ни утро, то новая листовка. И не с гектографа - из типографии!
А потом пошли еще более горячие девичьи разговоры:
- Я думала, ты, Глашура, уже выскочила замуж. Тебе сколько?
- Двадцать три. Старуха! Но я не тороплюсь. А ты?
- Еще не встретился мне герой моего романа.
- И мне не встретился.
- Ой, не верится, подружка. Ты такая, такая...
- Какая?
- Уж больно соблазнительная. Была бы я парнем - выкрала бы тебя и умчала за тридевять земель. Наверно, кто-нибудь так и сделает.
Глаша покраснела. Ей вспомнился Теодорович. В Москве на вокзале их приняли за влюбленную парочку. Провожая, Иван говорил: "Не могу иначе". Откуда это? Кажется, где-то у Толстого...
Между тем Валя спросила:
- Ты сколько дней прогостишь у нас? Мы собираемся на Столбы. С ночевкой. Мне хотя и не позволено отлучаться за город, а все равно пойду.
- С ночевкой я не ходила на Столбы.
- Так пойдем с нами. Договорились? Идут мои подруги по гимназии. И парни, конечно. На Четвертом столбе встретим солнышко.
- Ой, это интересно! - отозвалась Глаша и тут же подумала: "Будет что рассказать Ивану".
4
Целый день Глаша носилась по городу. Побывала и на берегу Енисея, и возле женской гимназии, и в городском саду. Лицом к лицу столкнулась с одной из гимназисток. И не сразу узнала. Вместо девчонки перед ней стояла статная дама под легкой вуалеткой. Неужели и она, Глаха, так же постарела? Хотя Валюшка говорит: ни капельки не изменилась.
Когда возвращалась на квартиру, увидела впереди себя солдата. Высокий, кряжистый, большеголовый, он тоже шел к дому Клавдии Гавриловны. У калитки, заслышав отрывистые, быстрые шаги, оглянулся. Знакомое лицо. Большой нос, густая бородка, глаза сияют неожиданной радостью. Кто же это?
- Не узнаете, Глафира Ивановна? - рассмеялся солдат.
- Михаил Александрович?! - спросила девушка, подавая руку.
- Он самый. - Сильвин поцеловал руку, поднял глаза на ее лицо. - А вы все такая же светлая. На ногу быстрая. Иду и слышу знакомые шаги!
- Шаги запомнили, а я... Да в вас и немудрено обознаться. Нежданно-негаданно - солдат! Как же так?
- Забрили на действительную. - Сильвин открыл калитку, пропуская девушку во двор. - Второй год тяну лямку. Жду не дождусь конца.
Клавдия Гавриловна не удивилась гостю, сказала, что вчера его спрашивал парень с лесопилки:
- Беспременно, говорит, надобен. Похоже, от комитета посыльный.
- Я заходил к ним, - сказал Сильвин. - Все в порядке.
- Ну и добренько.
Хозяйка подбавила углей в самовар, загремела жестяной трубой. А гости поднялись наверх. И там Сильвин засыпал девушку беспокойными вопросами. Надолго ли она приехала в родные края? Откуда? И с кем из общих знакомых поддерживает связь? Едва успевая отвечать, Глаша тут же сама принималась расспрашивать о друзьях. Они вспомнили и Ульяновых, и Кржижановских, и Ванеевых...