"Амброзия!.. Такое, наверно, подают самому государю с государыней-матушкой!.. Вино у этих французов пахнет слаще причастия! Проглотил слюну, почесал в аккуратно подстриженной сивой бородке, разделенной на две половинки. - И я сподоблюсь - останутся опивки немалые: пьяным-то им на улицу - неловко. Угощусь потом на сон грядущий!.."

Анна Егоровна Серебрякова, сидя в кресле, задумчиво барабанила пальцами по столу.

- Извините, Мамочка, за опоздание, - послышалось из прихожей, и Зубатов, слегка откидывая рукой плюшевую портьеру, заглянул в комнату. Дела задержали.

Раздевшись, двумя пальцами поправил усы и, войдя, поцеловал холодную руку, пахнущую резкими духами.

- А почему мы нервничаем? Я полагал, коротаете время за пасьянсом.

- Карты забыла, Сергей Васильевич.

- Рановато вам на память жаловаться. - Зубатов сел в кресло, боком к столу, заложив ногу на ногу. - Ну-с, делитесь успехами. К Грачу ниточку нашли?

- Не удалось, Сергей Васильевич. - Анна Егоровна прижала руки к груди. - Уж больно он хитер. Никто из моих знакомых не знает к нему явки.

- Хитер, говорите? - На тонких губах начальника шевельнулась презрительная усмешка. - Нас не перехитрит!..

- Я не теряю надежды... Прилагаю все усилия...

- Ну, а из заграничных никто не докладывался? Жаль. - Зубатов повернулся к столу. - На прошлой неделе в департаменте был разговор. Там ценят наши проследки, отмечают усердие и находчивость. У вас, говорит одно видное лицо, подрыватели устоев докладываются о своем приезде, первым делом, Охране. Вам, Мамочка. А через вас и нам. Вот я и поинтересовался: не было ли транспорта для Грача? Не приезжал ли кто-нибудь для связи? Мадам Ульянова не пишет вам?

- У меня с ней непосредственной связи и раньше не было.

- Через Елизариху узнайте. О ней-то вам что-нибудь известно? Где она?

- Мотается по Европе.

- А точнее?

- Кажется, в Берлине.

Зубатов достал массивный серебряный портсигар, хлопнул пальцами по крышке и, откинув ее, предложил папиросу собеседнице, потом поднес горящую спичку. Закурил сам. Выпустил дым кольцами в потолок.

- Сейчас, Мамочка, самое важное - узнать местонахождение и новые клички Владимира Ульянова.

- Упустили его.

- Да. Теперь это и в департаменте понимают. А я своевременно ставил в известность: "крупнее Ульянова в революционном движении нет никого". Зубатов как бы подчеркнул эти слова резким жестом руки с дымящейся папиросой. - И советовал без раздумья "срезать эту голову с революционного тела". Не вняли моим словам, прохлопали ушами. А теперь он шлепает за границей эту наивреднейшую "Искру".

- Вы считаете, что "Искру" печатают за границей?

- И сомнений быть не может. Хотя они всячески стараются подчеркнуть, что будто бы весь тираж печатается в империи. Вы, вероятно, обратили внимание - даже даты ставят по нашему русскому календарю. Но нас не проведут. - Зубатов погрозил пальцем. - Отдельные номера, правда, перепечатывают на подпольных шлепалках. Где-то на юге, на Кавказе. А редакция обосновалась в Германии. Но где? В каком городе? Вот это, подолбил стол указательным пальцем, согнутым, как орлиный клюв, - это мы с вами обязаны узнать.

- И тогда германская полиция выдаст его?

- Непременно. Кайзер-то как-никак родственник его императорскому величеству.

Зубатов через стол наклонился к собеседнице:

- Так где же они? Как вы думаете?

- Если Елизариха в Берлине, то...

- В Берлине их нет. Уж там-то наш глаз остер.

- Возможно, они в Австро-Венгрии.

- В Праге? Было похоже. Но недавно расшифровано письмо, отправленное из Нюрнберга в Одессу. Явно из редакции "Искры". Пишет женщина. Мадам.

- Она!.. Сергей Васильевич, она!.. Поверьте моему чутью. Мадам Ульянова.

- В таком случае, они - в Нюрнберге. Если не в Мюнхене.

- Подобрать бы ключи к их переписке.

- Дело не столь уж хитрое. Ну, кто же, Мамочка, не поймет, что "Графачуфу" - это пресловутому Грачу, за которым мы гоняемся уже несколько месяцев. К сожалению, в последнее время у них появился и настоящий шифр. Пока неразгаданный. И в открытом тексте есть загадки, например: "Сюда приехала жена Петрова". Не Ульянова ли, а? Не он ли Петров?

- Он на выдумки горазд. Но я постараюсь... Приложу усилия...

Зубатов хлопнул в ладоши. Грулька тотчас же принес распечатанную бутылку, две рюмки и вазочку с шоколадными конфетами; с ловкостью заправского официанта разлил вино и с легким поклоном удалился. Зубатов поднял рюмку и, глядя в круглые, как вишни, глаза Анны Егоровны, торжественно произнес:

- Сегодня годовщина! Знаете, которая по счету? Девятнадцатая!

- Господи! - всплеснула руками Анна Егоровна. - Все-то вы помните!

- Такое не забывается! Хотя и не круглый счет, а нельзя не отметить. - Чокнулся с раскрасневшейся собеседницей. - За ваши бесценные услуги Охране! За верную службу государю!

Анна Егоровна достала платок, приложила к одному глазу, к другому. Зубатов, опорожнив рюмку, провел указательным пальцем по усам, заговорил с особой доверчивостью:

- А теперь я хочу слышать ваше слово об одном, если хотите, грандиозном плане. Слепова знаете. И Афанасьева с моих слов тоже знаете. Эти люди послушные, как дрессированные охотничьи собаки. Скажу: "Несите в зубах поноску" - понесут. И роптать не будут: бога боятся, государя чтут больше отца родного. Понадобится - они в своих обществах поднимут мастеровщину на манифестацию под трехцветным государственным флагом, с портретом его императорского величества.

- Сергей Васильевич! - Голос Анны Егоровны зазвучал настороженно. - А вдруг да кто-нибудь один... Вдруг да выкинет, подлец... красный флаг.

- Признаюсь - риск не исключен. Но ради святого дела можно и рискнуть. А в Слепова я верю. Такие люди подберут богобоязненных мужиков из неграмотной мастеровщины. Да если кто и посмеет супротив... Сомнут! - У Зубатова сжались кулаки. - Пойдет лавина! И знаете, Мамочка, это можно приурочить ко дню освобождения крестьян. И на поклонение к памятнику царю-освободителю, а? Каково придумано?!

- Да это же!.. У меня даже дух захватывает!.. - Анна Егоровна прихлопывала в ладоши. - Как откровение свыше!.. И дай-то бог!..