Прежде чем принять заказ, пожилой кельнер в фартуке из рыжей - летней шкуры косули, сдержанно улыбаясь оттого, что сейчас он поразит посетителей, водрузил на стол фарфоровую вазу с двумя ветками сирени.
- Уже сирень! - удивилась Анна Ильинична. - Так рано даже для Баварии!
- Из ботанического сада! - подчеркнул кельнер.
Анна Ильинична близоруко уткнулась в ветки, отыскивая "счастье" цветочек с пятью лепестками.
- Помнишь, Володя, у нас на Волге? Громадные кусты! Оленька находила "счастье" чаще других...
- Помню. Каждое дерево в саду, каждый куст...
- Во времена Пушкина говорили: сирен, сирены. - Мартов потряс над столом рукой, будто оделяя всех словами. - У него - помните? - Татьяна "мигом обежала куртины, мостики, лужок, аллею к озеру, лесок, кусты сирен переломала, по цветникам летя к ручью".
Кельнер принес всем яичницу на продолговатых саксонских тарелках с рисунками оленей по углам, спросил, кому подать кофе, кому чай.
- Кава, кава! - подпрыгивал Волька и хлопал в ладошки.
- Молодому человеку - какао, - сказала Засулич кельнеру.
- А мне, пожалуйста, чай, - попросила Анна Ильинична, оторвав глаза от сирени. - Кофе надоел.
Волька уже стоял на коленках на лавке, беленькая, как отцветший одуванчик, голова его едва виднелась над столешницей. Мальчуган обеими руками обхватил чашку, понемногу отпивал какао и от удовольствия проводил кончиком языка по пухлым губам. Вера Ивановна, словно заботливая мать, присматривала за ним, чтобы он не облился.
- А кофе здесь всегда ароматный! - похвалил Мартов. - После такого даже курить долго не хочется.
Владимир Ильич опять принялся расспрашивать жену о Питере. Оказалось, что из старых друзей там остался один Степан Радченко. Что же он зевает? Как мог допустить, чтобы "Союзом борьбы" завладели "экономисты"?
- Ты же знаешь: Степан тихий, во всем осторожный, - заметил Мартов.
- Осторожность не лишняя, если она не в ущерб делу, - сказал Владимир Ильич.
- У Степана в ущерб. Мне было даже досадно. После того как его Любу сослали в Харьков, он так законспирировался, что я с трудом отыскала его. А поговорить нам было о чем. Вспомнили наши кружки, сходки. И он обещал писать.
- Письмо от него пришло. Просит новый номер "Искры". И ты ему завтра же напиши.
- Уже - задание! - улыбнулась Надежда Константиновна.
- Ответ Степану нельзя откладывать. Ему там трудно. Он теряется. Ждет совета. Вот и напиши: пусть посылает людей за чемоданами на наш релинский склад. Адрес я дам. Пароль: от Петрова.
- Твой новый псевдоним?!
- И не последний... А Степан пока что может съездить к Лепешинскому, взять "Искру" у него. И еще напиши: ждем от него различных литературных легальных материалов: читаных газет, журналов, сборников, отчетов земских управ, изданий Статистического комитета. Чем больше, тем лучше. Да, я тебя отвлек. Ты еще что-то хотела рассказать. Кто там есть из надежных людей?
- У Степана я встретилась с его младшим братом Иваном. Внешне очень похож на старшего: такая же курчавая бородка, только погуще. Сам похудощавее. Да еще очки. А характером, думается, покрепче Степана, смелее. Кремневее. Живой, подвижный. Готов развозить нашу литературу по всей России-матушке. Не знаю, ладно ли я ему сказала...
- Весьма своевременно! - отозвался Мартов.
- Великолепно! - воскликнул Владимир Ильич. - Как раз то, чего нам недоставало. Зубатов пустил по стране своих "летучих" филеров, а мы отправим разъездных агентов. Они обеспечат нам связь с комитетами, откроют глаза на все движение. Хорошо!
- Любите и жалуйте первого из них! - торжествующе улыбнулась Надежда Константиновна. - Кличку он себе придумал - Аркадий. И о шифре мы договорились.
- Секретарь уже работает! - похвалил Мартов. - И Димочку можно отпускать спокойно.
- А мне жаль... - вздохнула Вера Ивановна, серые глаза ее от нахлынувшей грусти потемнели, и она подхватила мальчугана к себе на колени. - Жаль расставаться...
3
После завтрака Анна Ильинична ушла в пансион, где жила уже вторую неделю. Ульяновы поехали на вокзал за вещами, Мартов и Засулич с Волькой не тронулись с места.
- Просидят весь день, - ухмыльнулся Владимир, - Юлий даст волю своему красноречию!
Когда привезли вещи, Владимир Ильич пошел в типографию Маскимуса Эрнста, где теперь печаталась "Искра", - ему не терпелось прочесть полосу с машины, - и Димка обрадовалась, что они остались вдвоем.
- Надежда Константиновна, миленькая, я уже все приготовила. Принимайте скорее. Я не привыкла ничего откладывать. Делаю все сразу. Как говорится, на ходу. Без промедления. Вот вам неиспользованные рукописи. Вот последняя почта.
Надежда перебирала письма. На конвертах - почтовые штемпели Берлина, Праги, Брюсселя, Парижа... На одном даже - Лондон. Так вот какими окольными путями добираются из России корреспонденции для партийной газеты!
Димка, выдвинув ящик стола, достала синюю тетрадку:
- Здесь записаны адреса наших агентов и авторов, в папке - копии ответов. Давайте присядем, и я поясню. Вот хотя бы это наше последнее письмо. К одному из активных агентов в Москве. У меня тут зашифровано: Графачуфу. Понимаете? Грачу!
- Немудреный шифр. Ребячий!
- Ну, уж как могла... Мы так шифровали в "Союзе борьбы", когда вы уже были в Сибири. И из вятской ссылки я так писала.
- И жандармы, думаете, не догадывались?
- Не знаю, чтобы кто-нибудь провалился из-за такого шифра.
- А что вы сообщали Грачу? Кстати, кто он?
- Вы не знаете Грача?! Вот не думала!.. Николай Эрнестович Бауман, по профессии ветеринарный врач. Тут - явка к нему: Москва, бойни, спросить Николая Петровича Орлова. А вот это мы писали Бабушкину.
- Ивану Васильевичу?! Товарищу Богдану?! Вот радость! У нас в Питере он был учеником рабочей школы. Писал листовки.
- И в "Искру" пишет. Откуда? А вот мы его связывали с Грачом. Видите: "Теперешний адрес Бафубуфушкифуна город Покров..."
- Опять это фу-фу-фу! Да вы же могли его провалить.
- Не волнуйтесь, милая. Бабушкин цел и невредим. Вчера прислал новые заметки. Вот они. Читайте. А я, знаете, ни капельки не сомневалась, что вы меня сразу замените. О вашей деловитости от Юлия Осиповича наслышана. Голубушка, Надежда!.. Позвольте мне называть так. Ближе, сердечнее...
