Вошла и от неожиданности чуть было не выронила шубу. Пивная! За столами сидят немцы, потягивают пиво из громадных фарфоровых кружек. За стойкой толстый человек с одутловатым лицом, с сигаретой в уголке мясистых губ. Предчувствуя неладное, подошла к нему и тихо спросила - не скажет ли господин, где тут проживает герр Ритмейер?
Немец передвинул языком сигарету в другой угол рта, кивнул головой и так же, как Модрачек, ответил:
- Это я.
- Да нет... Я ищу мужа... Вот у меня адрес. Георг Рит мейер.
- О-о! - Взглянув на бумажку, немец вынул изо рта недокуренную сигарету. - Вы ошиблись.
Из кухни, заслышав разговор, вышла за стойку немка в белом чепчике и переднике и, догадливо улыбаясь, спросила:
- Вы из Сибири?
Надежда обрадованно кивнула. Что-то начинает проясняться: какой-то разговор о сибирячке здесь был.
- Да. Сейчас из Уфы. Есть такой город возле Урала. К Георгу Ритмейеру.
- Ошиблись, - повторил немец и усмехнулся наивности приезжей. - Вам, как я начинаю догадываться, нужен герр Мейер! Он - тут. - Большим пальцем указал куда-то через плечо. - Я получаю его почту.
"Так вот оно что! Еще один посредник! Ну и законспирировался Володя!.."
Немка подтвердила:
- Герр Мейер говорил: ждет жену из Сибири. Я сразу догадалась, что это - вы. Вон у вас и шуба!.. Там, - немка зябко пожала плечами, - очень морозно?!
- Бывают морозы... Так где же он... мой муж?
- Пойдемте, я провожу вас.
Не снимая ни чепчика, ни передника, немка вышла на улицу и, ни на минуту не умолкая, повела Надежду Константиновну через ворота под домом куда-то на задний двор.
- Он у нас имеет комнату. Все пишет и пишет. У него бывают русские революционеры. Которые против царя. Мы не препятствуем. И никому не рассказываем. Вы не смотрите на то, что мой муж - хозяин пивной. Он социал-демократ. Ему доверяет партия. А герр Мейер нам очень нравится. Наши дети любят его, зовут: "Дядя Мейер". Хороший человек! К нему, знаете, ходят три женщины. Нет, нет, я не хочу сказать ничего предосудительного. Просто, чтобы вы знали. У одной такие же густые волосы, как у вас. Только прямой ряд. И она уже в годах. Не меньше пятидесяти.
- Я знаю...
- Говорят, - немка понизила голос, - она стреляла в генерала. Мы восторгаемся такими храбрыми людьми! А это, подумайте, женщина!.. Вторая много моложе...
Немка не успела досказать, пока они шли через тесный двор похожий на каменный колодец. Поднялись на крылечко, тоже каменное. Вошли в сумрачный коридор. Слева нависла над головами лестница, под ней - коричневая дверь. Немка показала глазами: это - здесь. Моргнула: сейчас, дескать, встретитесь! И без стука, - пусть им будет неожиданность! - распахнула дверь, пропуская приезжую перед собой.
За столом, заваленным русскими и немецкими газетами и журналами, спиной к двери сидел Владимир Ильич, против него - Анна Ильинична. У открытого окна дымил сигаретой длиннолицый Мартов.
- Фу, черт возьми!.. - Надежда выронила шубу. - Едва отыскала!..
- Наденька! - всплеснула руками Анна Ильинична. - Наконец-то появилась!
Владимир Ильич вскочил, чуть не опрокинув стул, подбежал к жене, обнял, поцеловал:
- Здравствуй, родная!.. С приездом!..
- А ты даже не написал, где тебя искать, - укорила Надежда. - Я колесила по Европе. Думала - не найду.
Анюта обхватила ее за плечи, принялась часто-часто целовать.
- На Володю, Наденька, не ворчи. Не обижайся. Он у хозяина каждое утро справлялся, - нет ли письма от тебя? - и на вокзал ездил...
- По три раза на день! - добавил Владимир Ильич, подхватил под руку. - Проходи. Садись. Рассказывай.
- Насчет встречанья и я могу подтвердить. - Мартов поднял шубу, повесил на крючок, заменявший вешалку, и, повернувшись, протянул узкую руку с тонкими сухими пальцами. - Хорошо, что приехали. Нашего полку прибыло!
- Писал я тебе, Надюша, в Уфу. - Сидя рядом, Владимир Ильич погладил руку жены. - Даже несколько раз писал. По адресу твоего знакомого земца. Не передал? Не может быть, чтобы струсил. Вероятно, "зачитали" охранные черти!
- А я... - Утирая платком лицо, Надежда рассмеялась. - Искала в Праге Модрачека, уверяла, что он - мой муж! А потом, когда разобрались...
- Потом тебя стали угощать кнедликами. Правда? И тебе понравились? Мне тоже. Особенно со сливами. Теперь, конечно, без слив. Не сезон... Замечательные люди Модрачеки!
- Я могу принести пива, - предложила хозяйка. - Ради встречи стол накрыть.
- Благодарю вас, фрау Ритмейер. Но пиво - в другое время, - сказал Владимир Ильич с легким поклоном, и она ушла.
Тем временем Надежда окинула взглядом комнату. Возле водопроводного крана приметила жестяную кружку на гвозде. Как видно, вся его посуда! Вдоль стены - узенькая железная кровать, на ней плед - подарок Марии Александровны. Им Володя укрывался в Шушенском. Другой такой же привезла она. Будет чем накрыть вторую кровать. Конечно, не здесь, а где-нибудь...
- Не удивляйся моему жилищу, - улыбнулся Владимир Ильич. - Меня оно устраивало. А теперь найдем другое. Завтра же отправимся по адресам. Правда, понадобится паспорт для прописки.
- Но у тебя же - есть. И я получила.
- С нашими - рискованно. Лучше - чужие. Мне уже обещали болгарский. А тебя, как жену, впишут. Выбирай себе имя. Засулич, например, прописана Великой. А тебе какое имя нравится? Милка, Цола, Вида, Рада, Станка...
- Выбор, Наденька, богатый, - сказала Анна Ильинична. - И еще есть хорошие: Лиляна, Марица... Записывайся Марицей.
- Марицей так Марицей. Если Володе нравится.
- Хорошо! Но ты нам еще ничего не рассказала о Москве. Как там наши? Как мама? Здорова ли?
- Как мой Марк? Как Маняша? - в свою очередь засыпала вопросами Анна Ильинична.
- Ты что-то отмалчиваешься? - Владимир Ильич взял жену за обе руки, заглянул в глаза. - Я чувствую, что-то случилось. Писем от мамы давно нет.
- И Марк молчит. И Маняша.
- Их в одну ночь... увезли в Таганку.
- Сволочи! - Мартов выбросил окурок в окно и, взъерошив волосы растопыренными пальцами, пробежал семенящими шагами по комнате из угла в угол. - Сатрапы!.. Варвары!.. Николкины людоеды!..
- Маме опять удар. - Анна Ильинична, едва сдерживая слезы, достала платок. - И одна она там... Совсем одна... Надо ехать...