Мы ехали медленно, и всё было бы нормально, если бы мы не полезли на большую улицу, идущую перпендикулярно Вишнёвой. Но так как одной бабце было нужно на вторую улицу Достоевского, то мы повернули на улицу Правды и сразу нарвались на ментов. Хвост струхнул и резко затормозил, чем сразу вызвал подозрение. Девчонки ушли.

У Хвоста отобрали права. Вызвали эвакуатор, чтобы и машину забрать, но Серёга отдал им все деньги, подаренные на День рождения. Тогда добрые дядечки посоветовали нам снять колесо. Как раз начался сильный дождь, и мы вдвоём с Серёгой все мокрые и в грязи откручивали это дурацкое колесо.

Приехавший эвакуатор без колеса нас не забрал, оформили штраф пятьсот рублей за ложный вызов и уехали. Потом мы кое-как нацепили колесо обратно. Добрые дядечки посоветовали нам не попасться на глаза ещё одному патрулю. Да, хороши бы мы были – на машине, в пьяном виде и без прав.

Дома я оказался только к утру, сразу лёг спать. Проснулся я часа в три. У меня болело всё: голова, горло, ноги, руки и ещё почему-то живот и зуб. Начался кашель и насморк. Я не мог соображать и просто тупо глядел в потолок. Около пяти часов я еле встал и пополз на второй этаж. Это была ошибка.

Юля сама открыла мне дверь. Я сказал, что мне нужна её помощь, перечислил, что у меня болит, дал ей триста рублей и попросил ещё купить еды и пива – «коньяк» не давал забыть о себе. Со смешанным чувством радости и сострадания она согласилась.

Я спустился к себе, а через час она принесла лекарства, еду, пиво и книжку Агаты Кристи. Видимо, именно в этот момент бочонок на ножках решил, что я Евгений Онегин и Григорий Печорин в одном лице, герой нашего времени и её романа. Она сидела со мной несколько часов. Я тупо лежал на диване и не издавал даже звука. Но ей и этого было достаточно. Потом она ушла, видимо, считая, что завтра я сам к ней приду.

6 апреля

Ф. вчера понадобилась моя помощь. Ура! Я так рада! Значит, я ему нужна! У меня с утра какое-то напряжение. Мы с Ирой переписываемся на лекциях. Думаю, возможно, я люблю Ф. Не знаю, в любом случае я не могу сидеть спокойно и всё время верчусь. Скоро, наверное, самовоспламенюсь и сгорю. М-да. От радости кидалась с объятиями на Иру. Ужас. Вчера был день группы, но мы с Ирой не знали, что он не обломился, и не ходили. Кстати, за радостью наступило спокойствие и умиротворение. Ещё Стасик сказал, что жалко нас не было, и хотел сегодня день группы ещё сделать, но, ясное дело, не получилось. А Ира считает, что, может, Ф. меня использует и всё. Мне захотелось сказать на все отзывы Иры не особо хорошие: «А ты его глаза видела?» Его глаза такие большие, голубые, ясные (может, мне показалось). В них можно утонуть. Возможно, он на меня смотрел. Вроде бы.

Однако, оклемавшись к вечеру в воскресенье, я напрочь забыл о ней. Я узнал у Макса номер телефона Марины, позвонил ей и пригласил выпить пива. Она сказала, что работает до семи. И без пяти семь я был возле торгового центра «Звёздный», где она была продавцом-консультантом в элитном магазине парфюмерии.

Я зашёл за ней в магазин под пренебрежительными взглядами таких же элитных продавщиц, даже отложивших свои золотистые коробочки. Но она сказала, что работает до восьми. Я стал ждать. Благо в «Звёздном» в компьютерном магазине трудился мой бывший одногруппник Лёха Селиванов, невысокий, толстый, но проворный парень, похожий как на хомячка, так и на директора оптовой базы.

Через час я подошёл к заветной двери в мир изысканных ароматов, из которой выпорхнула тропическая бабочка и со словами: «Я опаздываю!» полетела к выходу. Я немного опешил и потерял дар речи. Через стеклянную дверь торгового центра я видел, как она, закуривая на ходу тонкую сигарету, направляется к автобусной остановке. «А ведь счастливые женщины не курят»,– подумал я. Видимо, по телефону она спутала меня с кем-то другим. Мне хотелось за волосы дотащить её до остановки по всей этой грязи.

Я вернулся к Лёхе и поведал ему, что мне кранты. Он не смог меня так оставить, и мы поехали к нему – в двухэтажный дом почти как у меня, но деревянный и без воды. Взяли пять литров пива, два пачки пельменей и полночи обсуждали женщин, часто вспоминая чью-то фразу: «О, женщины, вам имя вероломство»[2].

Лёха сказал, что всё время так бывает, что одна не против, но ты не хочешь, а другая не хочет, а ты ещё как. Выпив за то, чтобы всё это совпадало, мы не очень громко врубили песню «Highway Star» группы «Deep Purple». Это наша любимая. Ни одна «Ария» такого не сделает. Вроде семьдесят пятый год, а такая забойная вещь. Молодцы парни. Классика рока. Это музыка на все времена, её и наш президент уважает. Мы как следует поколбасились под неё и легли спать. Надеюсь, бабушка, а Лёха жил с бабушкой, на нас не обиделась.

На другой день работать было тяжело. Я еле-еле отбарабанил и припёрся домой. Только я лёг спать, раздался звонок в дверь. Естественно это была Юля, которая сказала, что волнуется, где это я был, что у меня всю ночь не было света. Я сказал, что я очень хочу спать, и закрыл дверь. Может, я поступил по-хамски, но я сделал то, что сделал. Во всяком случае, я никого не обманывал.

8 апреля

Мне всю ночь снилось, что Ф. ходил ко мне в гости. Нервничаю. Боюсь, что что-нибудь сорвётся, что всё будет против меня. Я всего лишь человек. Я в это верю! Об Ф. что-то вообще не думается. Не хочется думать, а хочется действовать. Опять воскресенье тянулось как резина. Я боюсь, что он будет знать, где я живу, но сознательно не зайдёт. Ужас. Но не будем о грустном. Я храбрилась долго, но всё же позвонила в дверь. Он сказал, что хочет спать. И всё. Почему я не могу сказать всё начистоту?

Где-то неделю о Тимошенке не было ни слуху, ни духу. За это время я успел сходить с парнями в бильярд, хотя я его и не люблю, проторчать там до двух часов ночи, потратить все деньги и был вынужден идти домой пешком – не люблю занимать. Дома я оказался в четвёртом часу и порадовался, что Тимошенка больше не придёт. Зря.

Она объявилась, да ещё как. Видимо всю неделю раздумывала. Она позвонила в мою дверь в субботу 13го апреля и попросила войти в прихожую:

– Мне нужно с тобой серьёзно поговорить,– начала она и, не дождавшись согласия, продолжила,– как ты ко мне относишься?

– В смысле как?– Спросил я. – Больше ничего в голову не пришло.

– Ну, как: хорошо, плохо?– Она испытующе смотрела на меня.

– Хорошо,– ответил я,– но не так, как бы тебе хотелось. По-дружески.

– И это никогда не изменится? Может быть, в будущем?– С надеждой спросила она.

– Нет,– отрезал я,– не может быть.

Я заметил, что у неё на глаза навернулись слёзы, она втянула голову в плечи и вышла. Я запер дверь. Я сказал правду. Я никого не обманывал. Я был рад, что теперь она от меня отстанет.

13 апреля

Ну правильно – Ф. не дорос ещё. Не созрел. А я наоборот. Вот и всё. Мне просто не надо первой испытывать чувства. Ира сказала, что он ещё дитё, что это вообще детский сад. А я нет, я-то нормальная. Всё равно с Ф. была утопия. Я рада, что все точки расставлены. Всё чаще и чаще хочется, чтобы меня оставили в покое. Я поняла, что я одна, что мне никто не нужен, второго такого человека, как я, нет. Я никому не верю, ничего не боюсь и ничего не прошу. Рановато, конечно, разочаровываться, но уж как есть. Ира говорит, что надо ему отомстить. Нельзя это так оставлять типа. Не знаю.

На другой день, в воскресенье, 14го, я встал часов в десять. За окном светило солнце, стоял прямо-таки левитановский март. Не хватало только лошади. Хотя на самом деле был апрель. Я поставил чайник, насыпал в свою любимую жёлтую чашку две ложки напитка, состоящего из молотых кофейных зёрен и ячменя. Порадовался тому, что наконец-то вышло солнышко.

Но не тут-то было. Раздался звонок в дверь. Это была Тимошенка. Она смотрела на меня как-то зло, была явно чем-то озабочена, держала в руке какую-то газету.