Не знаю, сколько это продолжалось. Кажется, я кричала. «Тише-тише,» – шептал Дэн, закрывая мне рот ладонью, – «а то решат, что я тебя убиваю. Маш, какая ты…ты так меня заводишь. Машка…». Я тоже что-то говорила ему, целовала, чувствуя отчего-то вкус крови на губах, гладила его плечи, руки, грудь…кожа Дэна была прохладной, а может, это мне так казалось, оттого, что меня сжигало изнутри?

Мы пришли в себя ближе к утру. Я с трудом сфокусировала взгляд на стенных часах: полседьмого, ах, donner wetter, как выражается Изка. Дэн выглядел таким же ошарашенным. Я поправила платье, застегнула босоножки, он натянул футболку, и мы тихонько вышли из подсобки. На барной стойке лежал ключ от заведения, в туалете звякнуло ведро, послышался шум льющейся из крана воды. Я испуганно вздрогнула.

– Тетя Катя, – шепнул Дэн, – она убираться приходит в это время. Давай я тебя провожу!

Мы оделись и выбрались на улицу. Под ногами хрустел ледок, от дыхания шел пар, но холода я не ощущала. Все мое существо наполняла «невыносимая легкость бытия», легкость бездумная, невозможная, преступная, прекрасная. Я держала его за руку, которую столько раз целовала этой ночью, что успела запомнить мозоли на ладони и пальцах, видимо, от гитары. И мои руки были им зацелованы. И плечи. И живот. И ноги. Он стоял на коленях и целовал мои ступни. И пальцы, каждый по очереди. Как…как это вообще возможно? Неужели это случилось со мной, Махой Дружининой, вечной дурнушкой и одиночкой?

Мы поцеловались у подъезда. В этот волшебный час между ночью и днем все казалось нереальным, призрачным. Мы даже попрощались шепотом, и я еще раз окунулась в его глаза. Оказывается, они меняют цвет, надо же… в полумраке кафе глаза Дэна были серыми, отливали сталью, но сейчас, в этом мягком рассеянном свете они гармонировали с неярким ноябрьским небом, еще не закрытым тяжелыми тучами: вроде бы уже не серые, но еще и не голубые…красивые.

Изольды не было. Наверное, где-то тусуется. Я хотела зайти в ванную, смыть косметику и переодеться, прилегла на минутку на диван в зале, потянула на себя плед…да и заснула, будто провалилась. Последней мыслью было: хорошо, что сегодня среда, в инст не надо, у нас день самоподготовки.

– Маха! Маха, проснись! Мах, ну проснись, а? – Изка трясла меня за плечи все сильнее. – Что с тобой?!

– Что со мной? – я села, убирая с глаз выбившуюся прядь. – Чего орешь? Я в порядке!

– В порядке она, – Изка нервно хихикнула, подсовывая мне пудреницу, – на, полюбуйся на себя!

Я взглянула в маленькое зеркальце. Ну и ничего страшного, глаза размазались чуть, подумаешь. Губы, наверное, тоже. Губы…ох, ну ни фига ж себе! Распухли так, что никакого силикона не надо…ох, ну вот. Я оглядела шею, плечи…ничего. А вот грудь болела. Но как-то так…приятной болью.

Изольда наблюдала за моими манипуляциями. Сама она выглядела просто здорово, даром что утро: безупречно подведенные янтарные глаза, кожаные брюки, белая прозрачная блузка, кружево на белье, роскошная копна волос рассыпалась по плечам в тщательно продуманном художественном беспорядке, серьги из сердолика, повторяющего цвет глаз. Да, Изка проколола уши, уговаривала и меня, но я не решилась. Да и зачем бы мне, если я ношу каре, и ушей все равно не видно?

– Ты где была? – подруга осторожно присела на край дивана.

– В «Донне Розе» на вечеринке.

– Это понятно, – Изка нетерпеливо отмахнулась, – а…с кем?

– Слушай, Из, – я сжала виски руками, голова начала тяжелеть, – у меня такое было…

Я все рассказала ей. Достаточно бессвязно, надо признать. Мне не приходилось раньше разговаривать на такие темы, поэтому было много междометий и неопределенностей, но суть Изка поняла. Это привело ее в состояние крайнего удивления: ну, мол, Маха, ты даешь! Подруга потребовала подробностей, но я и сама толком ничего не могла вспомнить: только отдельные моменты, словно кадры на фотоаппарате, нереально яркие, надо признать. Я долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь заметить в лице что-то новое: ну, не знаю, признаки какой-то там зрелости, искушенности. Ничего особенного не было. Может, это не сразу появляется?

– И…что теперь? – спросила Изольда с любопытством, которое она даже не пыталась скрыть.

– Не знаю, – вздохнула я, – как теперь ему в глаза посмотреть. Хотя…для него это, наверное, обычное дело. Придется сделать вид, что и для меня тоже. Ты…осуждаешь меня?

– Ну, не знаю, – Изка поджала губы. – Вы ведь даже не встречаетесь…я бы себе такого не позволила.

Это прозвучало очень гордо и даже несколько театрально. Словно юная весталка перешла на другую сторону улицы, увидев некую Мессалину. Теперь смешно стало мне.

– Можно подумать, у тебя никогда не было…неккинга.

Вот, вспомнила, как это называется. Знала же, что есть особое слово. Все правильно – неккинг, ласки верхней части тела, от английского слова neck, «шея».

– Было, конечно, – Изка мечтательно улыбнулась. – Но…я встречалась с ним. И довольно долго. Это совсем другое!

– А в чем разница?

– Ну, Мах, ну, как сказать. Одно дело, когда это твой парень и другое – когда посторонний.

– То есть, если я сейчас начну встречаться с Дэном, ты не будешь считать меня распутницей?

– Да я вовсе не считаю, Мах, ты что, как тебе только в голову пришло? Кофе будешь?

Я сама сообразила, что перегнула палку, зачем уж так-то было. Но мне не понравились Изкины слова: похоже, она была права. Я не должна была так поступать, не имела права. Хотя…кому от этого плохо? У меня нет ни мужа, ни парня, Дэн тоже свободен…пока еще. И мне было безумно хорошо с ним, просто до одури. Я пошла на кухню, стала взбивать яйца для омлета. Взглянула на свои руки, раз, другой. Не хватало колечка на мизинце, того, что похоже на венок из трав. Наверное, осталось там. Я вздохнула – надо бы поискать сходить. Вечером. Да и платье занести Пра.

 К обеду Изке позвонили, и она умчалась в гараж. Я стала думать о том, что случилось. Эйфория проходила, трезвый рассудок брал свое. Я уселась на стул и стала спорить сама с собой. Как на меня теперь посмотрят в кафе? Что я скажу Люде? А Дэну? С другой стороны, почему я должна кому-то что-то объяснять? Но все же это здорово отдает распущенностью, Изка права…что бы сказала моя мама, если б узнала? Не дай Бог…

– Маха! – заорали с улицы. – Маха-а-а-а!

Блин, Изка. Небось, ключи забыла. Я пошла в прихожую, потом высунулась в окно.

– Чего тебе?

– Мах, скинь ключи от гаража, а?

– А где они?

– Ну… – Изка задумалась. – На трюмо?

– Нет.

– На вешалке?

– Нет.

– А, знаю! У меня в кармане, в косухе. Принесешь?

– Там их тоже нет, Из. И косуха на тебе, кстати.

Подруга озадаченно покрутила головой.

Если бы я не знала Изкину привычку бросать ключи на обувную полку вместе со своими «гадами», я бы их тоже долго искала.

– Лови, чудовище! Еще раз их туда кинешь…

– Спасибо, Маха, ты супер!

Да, я-то точно супер. Парня нет, так решила добрать эмоций, связавшись с первым попавшимся…у которого к тому же девчонок была уйма. Как я могла? Почему не остановилась, почему не сработал защитный механизм, стоп-сигнал или что там еще должно включаться в таких случаях?

Я решила сходить в «Донну Розу». Может быть, удастся найти кольцо. Да и вообще, посмотреть, что там и как. Надеюсь, меня не подвергнут обструкции и не будут шептаться за спиной. А хоть бы и шептались, плевать! Может, мне еще алую букву вышить на груди? И вообще, пусть первым бросает камень тот, кто сам белее горного снега. Только такие люди, если они и есть где, осуждать точно не будут. Парадокс.

В кафе было тихо, занято всего два столика. Настя приветливо улыбнулась мне, Ирина Николаевна предложила кофе. Я впилась испытывающим взглядом в ее лицо: знает? Не знает? А если знает, то что обо мне думает? Тут из кухни вышел Дэн и я разом забыла обо всем: он показался мне еще красивее, чем накануне. Я негромко поздоровалась, он улыбнулся, подошел.

Надо было начинать разговор. Я заметила, что на шее парня черная бандана, наглухо завязанная под подбородком.