— Иди сюда, — Бальтазар сел удобнее и притянул Андри в свои объятья, позволив развалиться так же, как он лежал до того, но вместо подушки на груди Романа. — Жаль, что тебе пришлось учиться на таких ошибках и плохих моментах жизни. А жизнь — это обычный естественный отбор. Кто сильнее, кто умнее, кто шустрее, тот выигрывает и выживает. Получает больше. И здесь, по идее, не может быть места жалости, сочувствию, поддержке. Но тогда чем мы отличаемся от животных?

— Мне не нужна вся эта ерунда, — сморщился Андри, отставив бутылку, и ложась рядом. — Хочешь меня?

— Всегда хочу, — улыбнулся Бальт, поворачиваясь на бок, к Андри лицом и нырнув рукой под его футболку.

— Давай сегодня это будет иначе, — произнес Андри, — словно мы нормальные и нас связывает что-то больше, чем желание трахаться.

— Не говори так, — Бальтазар не улыбался, лишь с каким-то странным выражением лица всматривался в глаза Самандриэля, — я хочу обманываться и дальше, будто это «словно» — так и есть. Потому что люблю тебя и, черт возьми, это сложно. Но хорошо, что меня учили, что от сложностей нельзя бегать, — улыбнулся он, нависнув над Андри, очертил пальцами идеальный овал лица и поцеловал. Так же жадно, страстно, жаждуще, но с ноткой отчаянной нежности, которую ему позволили включить.

— Зря ты делаешь это, зря, — прошептал Самандриэль, оторвавшись от губ, — но сегодня я хочу, чтобы ты любил меня.

— Я люблю, Андри, — прошептал он, целуя подбородок, наслаждаясь нежной кожей и тем, что он мог не сдерживать свои порывы. — Люблю.

Ласкал языком и губами головокружительно тонкую кожу шеи и ключиц. Периодически возвращался к восхитительным губам, чтоб сорвать с них поцелуй. Бальт любил в Андри каждую мелочь, миллиметр, движение пальцев или звук голоса. И то, что он знал подробно историю влюбленного Каса, всех остальных, кому ломал жизни и карьеры Андри — ничего не меняло. Азазель, словно наслаждаясь этим, показывал Бальту все: фото, статьи, видео. Бальтазар видел разрушенные судьбы, семьи и убитых любовью и горем людей. Это все проходило через разум, призывая организм держать себя в руках и не выдавать ничего. Но сердце себе спокойно делало, что хотело. И душа. Впрочем, душу он уже обменял. Но не чувствовал, будто у него что-то пропало.

Самандриэль принялся расстегивать пуговицы рубашки Бальтазара, чтобы отшвырнуть ее в сторону и пройтись руками по всему телу, лаская пальцами едва ощутимо. Роман стащил футболку Андри, чтоб прижаться телом к телу, ощутив разряд тока от соприкосновения их обнаженной кожи. Еще один поцелуй сорвать с уже слегка припухших губ Самандриэля. Но от этого они стали еще притягательнее. А потом пуститься в путешествие по плечам и груди Андри. Целуя так, как хотел, вырисовывал узоры языком.

Нет, он никогда не обманывал и не игрался с Андри в кого-то другого. Он был всегда собой, когда был с ним. Просто сегодня день неимоверной нежности и ласки. Лизнул сосок, подул на него, обхватил губами, лаская языком. А руки тоже не были без дела. Проехался мягко ладонями по бокам Андри и принялся неспешно расстегивать ремень его джинсов. Самандриэль тоже принялся освобождать его от брюк и нижнего белья, чтобы прижаться обнаженным телом, чувствуя возбуждение Романа.

Бальтазар тяжело перевел дыхание, ощутив такое приятное соприкосновение. Поднял голову, отрываясь от невероятно нежной кожи и провел восхищенным взглядом по телу Андри, от серых глаз до пальцев ног. Как можно быть таким желанным и таким красивым? Но он ни слова не скажет. Не сейчас. Он хотел показать Андри это не словами.

Прильнул губами к плоскому животу, принялся вырисовывать языком узоры, облизал пупок и скользнул ниже. Член Андри дождался от него только скупой ласки, он лишь провел языком по стволу и перескочил ниже. Поцеловал кожу возле колена. Еще поцелуй чуть выше и еще. Целых девять поцелуев, он посчитал, от колена по внутренней стороне бедра. А потом легким касанием провел языком по промежности до мышц ануса. Самандриэль лишь простонал, выгнувшись всем телом под желанными и нежными ласками.

Бальтазар почувствовал. Провел языком по кружку мышц, подразнил их самим лишь кончиком, вошел внутрь ненамного, лишь обозначить свои намерения продолжить и поднял голову. Хотел посмотреть. На покрытые поволокой желания глаза, на припухшие губы. Провел пальцами по бедрам и ощутил легкую едва заметную дрожь тела. Андри был сейчас таким чувствительным, таким открытым. Бальт буквально задыхался от нежности, которая его накрывала. Наслаждался каждой секундой этой внезапно особенной близости.

Он не был уверен, что Ричард и Аз хоть как-то примут или одобрят его чувства. Нет, он будет молчать о них, не желая показывать такое им. Но они узнают, рано или поздно. Аз почувствует, Ричард заметит. Андри поделится.

Но сейчас не об этом. Сейчас он может быть собой. Улыбнулся Андри, поцеловал в бедро и вновь вернулся к прерванному, но заявленному занятию. Проскользил по мышцам жадными губами и скользнул внутрь языком.

— Давай, малыш, — прошептал Самандриэль, сильнее раздвинув ноги.

Никогда, за все время, он не позволял себе слабости. Но здесь и сейчас ему хотелось открыться. И ему очень не хотелось, что бы этот мальчишка стал таким же, как они. Он вернулся сюда, потому что устал, чертовски устал. А еще потому, что Роман позвал. И кажется, что Самандриэль понимал зачем.

Он двинул бёдрами, стиснув волосы Бальта меж пальцев. Бальтазар мягко обхватил эти чудесные бедра, которые обожал, и двинул языком внутри, так же ласково и нежно. По кругу, вдоль, поперек, одновременно и лаская, и дразня. Упорно, настойчиво языком внутри, а снаружи — губами, вылизывая и смачивая. Делясь своим наслаждением и чудесными ощущениями общности. Никаких резких движений, сама лишь до слез пробивающая чувственность. И ласки, что сводили с ума и его самого.

— Хочу тебя, — прошептал Андри, срывающимся голосом, — давай уже.

Бальтазар не мог не послушаться, Андри имел над ним полную власть. Навис над ним снова, обнял за бедра и вошел, тут же скользя ладонями выше, под спину, обняв, прижался всем телом, лишь опираясь на локти. Смотрел в глаза, не отрываясь, даже во взгляде показывая насколько глубоко и верно он любит. Но не скажет ни слова. Сейчас не скажет. Двигался медленно, размеренно, но каждое движение внутрь пробивало его посильнее любого тока. Он готов убивать, делать все, что угодно, но он хотел быть с Андри. Смотреть в глаза и, пусть это слишком по-детски и слишком фантастически — мечтать, что видит отзвук, отклик, отзыв на свои чувства где-то в глубине сейчас необычно мягкого серебра.

— Сильнее, малыш, сильнее, — простонал Самандриэль, притянув Романа к себе и жадно целуя в губы. Двигал бёдрами, выгибался в спине, чтобы прижаться сильнее и не переставал целовать.

Творилось что-то безумное, не хватало воздуха, Андри был таким жарким и таким почему-то родным, таким своим, что Бальт лишь крепче и крепче стискивал его в своих объятьях и двигался сильно, мощно, до конца, как хотелось обоим, чтоб затушить сладкий жар страсти и желания. И стонал прямо в поцелуи, потому что к чертям весь контроль и нормы поведения, нравоучения и советы, только обнаженные душа и сердце. Еще несколько толчков и Андри со стоном кончил, испачкав их обоих в сперме. И Бальт даже не подстраивался, потому что Андри увлек и его в свой оргазм. Вернее, в один, общий на двоих.

В голове был туман, и уж точно никуда не хотелось. Он не выходил, не сдвигался, продолжал быть так близко к Андри, как был и как хотелось, не смотря на разрядку. Мягко и легко, на контрасте со страстными, жаркими поцелуями совсем недавно, коснулся губ Андри и, оторвавшись, посмотрел в глаза.

— Я могу остаться?

Самандриэль отстранил Бальтазара, встал, а затем посмотрел на лежащего в его сперме парня.

— Уходи, — сказал он тихо, — и лучше не из спальни, а из дома. Денег Аластора хватит, чтобы начать новую жизнь. Уходи, пока можешь, иначе ты станешь таким же, как мы. Ты еще можешь быть нормальным. Поверь, от этого устаешь. Уходи, пока я тебе позволяю. Иначе потом я уже не позволю тебе уйти. Я бы предложением воспользовался.